– Миссис Мэддокс?
Я улыбнулась.
– Да?
– Ничего особенного. Просто хотел назвать тебя так.
– Хорошо, мне даже понравилось.
Трэвис внимательно посмотрел на меня.
– Правда?
– Ты серьезно спрашиваешь? Разве есть лучшее доказательство, чем клятвы быть с тобой навсегда?
Трэвис замолчал, его лицо омрачилось из-за внутреннего конфликта.
– Я видел тебя, – еле слышно прошептал он. – В казино.
Мои воспоминания тут же понеслись галопом назад, я решила, что он, скорее всего, встретил Джесса с девушкой, похожей на меня. Ревность может сыграть со зрением злую шутку. Когда я собиралась возразить, что не виделась со своим бывшим, Трэвис вновь подал голос.
– На полу. Я видел тебя, голубка.
Внутри меня все сжалось. Он видел, как я плачу. Как мне это объяснить? Никак. Нужно отвлечь его.
Я вжала голову в подушку, глядя ему прямо в глаза.
– Почему ты зовешь меня Голубкой? Я серьезно.
Мой вопрос, казалось, застал его врасплох. Я подождала, надеясь, что он забудет про предыдущую тему. Мне не хотелось врать ему в лицо или признаваться, что я сделала. Не сегодня. И никогда.
По его глазам я поняла, что он позволил мне сменить тему. Он понимал, что именно я делаю, и уступал мне.
– Знаешь, что значит голубка?
Я слегка покачала головой.
– Это птица, голубь. Чертовски умная. Преданная и выбирающая себе пару на всю жизнь. Когда я в первый раз увидел тебя на арене, то понял, кто ты. Одетая в тот кардиган, покрытый кровью, ты бы не повелась на мои уловки. Тебя нужно было заслужить. Тебе понадобилась бы причина, чтобы довериться мне. Я увидел это в твоих глазах и не мог забыть этого, пока не встретил тебя в столовой. Я пытался игнорировать это, но уже тогда все понял. Каждый промах, каждый неправильный выбор вел меня к тебе. И к этому моменту.
У меня перехватило дыхание.
– Я так сильно тебя люблю.
Он лежал между моих раскинутых ног, и я чувствовала близость его возбужденной плоти всего в паре дюймов от моего центра.
– Ты моя жена.
Когда он произнес эти слова, его взгляд наполнился гармонией. Это напомнило мне о той ночи, когда он выиграл пари, чтобы я осталась в его квартире.
– Да. Теперь ты от меня не отделаешься.
Он поцеловал меня в подбородок.
– Наконец-то.
Он неторопливо и осторожно проник внутрь меня, лишь на секунду прикрыв глаза, а потом вновь сосредоточившись на моем лице. Потом медленно, ритмично задвигался, с короткими перерывами целуя меня. Хотя Трэвис всегда был нежен и осмотрителен со мной, первые несколько мгновений прошли немного болезненно. Должно быть, он знал, что я в этом новичок, хотя я никогда про это не говорила. Весь студенческий городок только и шептался о похождениях Трэвиса, но со мной он не затевал свои дикие любовные игры, которыми был знаменит. Когда дело касалось меня, Трэвис делал все с трепетом и нежностью, а также терпением. Сегодняшняя ночь не была исключением. Скорее ярким примером.
Когда я расслабилась и задвигалась в такт Трэвису, он переменил положение. Положил руку под мое колено и тихонько поднял его, кладя себе на бедро. Он вновь скользнул внутрь меня, на этот раз глубже. Я ахнула и подалась навстречу ему. На свете были и худшие вещи, чем на всю жизнь дать обещание ощущать наготу тела Трэвиса Мэддокса, намного худшие.
Он поцеловал меня, пробуя на вкус, и тихонько замурлыкал возле моих губ. Не переставая двигаться, полный страсти, он поднял мою вторую ногу и прижал мои колени к моей груди, чтобы еще глубже войти в меня. Я застонала и заерзала на кровати, не в силах молчать, когда он подобным образом проникал в меня под разными углами, усиленно работая бедрами, пока я не впилась ногтями в его спину. Пальцами я сжала его вспотевшую кожу, но все же ощущала перекатывающиеся мускулы.
Бедра Трэвиса ударялись о мои ягодицы. Он приподнялся на локте, потом сел, увлекая мои ноги наверх и кладя их себе на плечи. Затем он задвигался во мне жестче, и хотя ощущения были слегка болезненными, по всему моему телу растеклась волна адреналина. Удовольствие, которого я уже достигла, перешло на новый уровень.
– О боже… Трэвис, – сказала я, выдыхая его имя. Я должна была сказать хоть что-нибудь, чтобы как-то выплеснуть нарастающее внутри возбуждение.
От моих слов все его тело напряглось, а ритм участился, движения стали более резкими, пока на нашей коже не проступил пот, делая скольжение наших тел более легким.
Трэвис выпустил мои ноги, позволяя им упасть на кровать, а сам вновь занял положение прямо надо мной. Он покачал головой.
– Какая же ты сладкая, – простонал он. – Мне хочется, чтобы это длилось всю ночь, но я…
Я прикоснулась губами к его уху.
– Я хочу, чтобы ты кончил, – сказала я, заканчивая предложение скромным нежным поцелуем.
Я расслабила бедра, отчего мои колени открылись еще сильнее, почти ложась на матрас. Трэвис глубоко вошел в меня, вжимаясь снова и снова и не переставая стонать. Я схватила свое колено и прижала к груди. Какая сладкая это была боль, словно наркотик, я позволила ей овладеть собою, пока не вспыхнула изнутри короткими, но сильными фейрверками. Я громко застонала, совершенно не переживая, что нас могут услышать.
Трэвис простонал в ответ. Наконец, его движения замедлились, но стали более настойчивыми, пока он не вскрикнул.
– Черт! Проклятье! Ах! – закричал он.
Все его тело изогнулось и затрепетало, и он прижался лбом к моей щеке.
Еле дышавшие, мы не могли вымолвить ни слова. Трэвис по-прежнему прижимался ко мне щекой, дернувшись лишь раз перед тем, как зарыться лицом в подушке, лежавшей под моей головой.
Я поцеловала его в шею, пробуя соленую на вкус кожу.
– Ты был прав, – сказала я. Трэвис приподнялся, с любопытством глядя на меня. – Ты мой последний первый поцелуй.
Он улыбнулся, крепко прижался ко мне губами: а потом прислонился к моей шее. Он еле дышал, но все-таки смог ласково прошептать мне:
– Я, черт побери, люблю тебя, голубка.
Глава 9Ранее
Эбби
Жужжание вывело меня из глубокого сна. Шторы, окаймленные лучами солнца, были закрыты. Одеяло и простыни свисали с нашей огромной кровати. Мое платье упало со стула на пол, присоединившись к разбросанной одежде Трэвиса, и в поле зрения лежала лишь одна туфля.
Наши с Трэвисом тела переплелись – закрепив наш союз в третий раз, мы выбились из сил и отключились.
Опять жужжание. Шло оно от моего лежащего на тумбочке телефона. Я дотянулась до него, нависая над Трэвисом, и увидела на экране имя Трента.
Адама арестовали.
Джон Сэвидж в списке погибших.
Больше в сообщении ничего не говорилось. Я ощутила приступ тошноты, удаляя его. Вдруг Трент не написал ничего больше, потому что полиция сейчас у Джима, забеспокоилась я.
Я взглянула на время. Было десять часов.
Со смертью Джона Сэвиджа становилось на одного подозреваемого меньше. Еще один погибший, из-за которого Трэвиса будут мучить угрызения совести. Я попыталась вспомнить, видела ли я Джона после возгорания. Он лежал в нокауте. Возможно, он так и не встал. Я подумала о тех перепуганных девушках, которых мы с Трентом встретили в подвале. Подумала о Хилари Шорт, знакомой мне по парам математического анализа, которая стояла с улыбкой на лице рядом с ее парнем у противоположной стены Китон Холла за пять минут до пожара. Насколько длинный список погибших и кто именно в него попал – вот о чем я изо всех сил старалась не думать.
Возможно, нас всех стоило наказать. По правде говоря, мы все были ответственными за случившееся – из-за нашей безответственности. Существуют важные причины, по которым пожарные разгоняют подобные мероприятия и просят соблюдать меры предосторожности. Мы же все это проигнорировали. Казалось невозможным включить радио и телевизор и не услышать ужасающие новости, поэтому мы с Трэвисом старались избегать этого. Но все это внимание прессы означало лишь, что следователи будут более чем заинтересованы найти виноватого. Я не знала, остановится ли их охота на Адаме или же они жаждут большей крови. Будь я на месте родителей погибших студентов, то выбрала бы второе.
Я не хотела видеть, как Трэвис садится в тюрьму из-за безрассудного поведения всех остальных, к тому же справедливо это или нет, но из мертвых это никого бы не вернуло. Я сделала все, что смогла придумать, чтобы уберечь его от беды, и я буду до последнего вздоха отрицать его присутствие в Китон Холле.
Люди совершают и худшие поступки ради любимых.
– Трэвис, – сказала я, толкая его в бок. Он лежал лицом вниз, спрятав голову под подушкой.
– М-м-м-м-м, – простонал он. – Хочешь, чтобы я сделал завтрак? Яичницу?
– Сейчас всего лишь начало одиннадцатого.
– Все равно это считается бранчем. – Когда я ничего не ответила, он вновь подал голос: – Хорошо, сэндвич с яйцом?
Я помедлила, а потом с улыбкой взглянула на него.
– Малыш?
– Да?
– Мы в Вегасе.
Трэвис резко вскинул голову и включил лампу.
Когда он наконец вспомнил все произошедшее за последние сутки, то достал из-под подушки руку, обхватил ею меня и накрыл своим телом. Устроился между моих ног, а потом нагнулся, чтобы поцеловать: нежно, ласково, задерживаясь на моих губах дольше обычного, согревая их своим теплом.
– Я по-прежнему могу заказать тебе яичницу. Хочешь, я позвоню в обслуживание номеров?
– Вообще-то нам нужно успеть на самолет.
Его лицо помрачнело.
– Сколько у нас времени?
– Вылет в четыре. Выезд из отеля в одиннадцать.
Трэвис нахмурился и взглянул в сторону окна.
– Надо было забронировать еще один день. В идеале мы должны проваляться сегодня в кровати или у бассейна.
Я поцеловала его в щеку.
– Завтра идти на пары. Лучше мы сейчас сэкономим и потом еще куда-нибудь съездим. В любом случае я не хочу проводить медовый месяц в Лас-Вегасе.
Он поморщился от отвращения.