До этого я доставал это письмо лишь раз, с любопытством думая, что она написала, но не открывал его. Эти слова предназначались не для меня.
Мои руки тряслись. Я понятия не имел, что мама там написала, но сейчас я действительно нуждался в ней и надеялся, что сейчас она сможет помочь мне оттуда, где находилась. Я присел на корточки и сунул конверт под дверь.
Эбби
Голубка…
Слово, от которого я закатывала глаза. Я не знала, почему он стал меня так называть, да это было и неважно. Сейчас это ласковое обращение, сказанное густым хрипловатым голосом Трэвиса, моментально помогло мне расслабиться. Я встала и подошла к двери, кладя ладонь на деревянную поверхность.
– Я здесь.
Я слышала свое дыхание, медленное и свистящее, будто я спала. Я полностью расслабилась. Его теплые слова окутывали меня словно уютное одеяло. Не важно, что будет по возвращении домой, главное – я стану женой Трэвиса. В этот момент я поняла: не имеет значения, хочу ли я этим помочь ему или нет, я пришла сюда, чтобы выйти замуж за мужчину, который любил меня больше, чем кто-либо когда-либо на Земле. И я тоже любила его – моей любви хватило бы на три жизни вперед. И сейчас я хотела быть именно здесь, в часовне Грейсленд, в моем свадебном платье. Лучшее место – лишь возле алтаря рядом с Трэвисом.
Как раз в этот момент под моими ногами появился маленький белый конверт.
– Что это? – спросила я, поднимая его с пола. Бумага была старой и пожелтевшей. Адресовано будущей миссис Трэвис Мэддокс.
– Это от моей мамы, – сказал Трэвис.
У меня перехватило дыхание. Мне даже не хотелось открывать его, ведь оно так долго хранилось запечатанным.
– Открой, – сказал Трэвис, словно прочтя мои мысли.
Я попыталась аккуратно поддеть бумагу пальцами, чтобы сохранить целостность, но ничего не вышло. Я достала сложенный втрое листок, и весь мир замер вокруг меня.
«Мы не знакомы, но я знаю, что вы особенная девушка. Я не могу быть сегодня с вами и видеть, как мой младший сын клянется вам в вечной любви, но будь я там, могла бы вам кое-что сказать.
Во-первых, спасибо, что полюбили моего сына. Из всех мальчиков Трэвис самый мягкосердечный. Однако и самый сильный. Он будет всей душой любить вас столько, сколько вы это позволите. Иногда жизненные трагедии нас меняют, но некоторые вещи остаются неизменными.
Мальчик, выросший без матери, любопытное создание. Если Трэвис и похож на своего отца, а я знаю, что это так, то он – это глубокий океан хрупкости, огороженный толстой стеной бранных слов и напускного равнодушия. Мужчина семьи Мэддкос может довести вас до грани, но если вы выберете его, он последует за вами повсюду.
Больше всего мне хотелось бы сегодня оказаться с вами. Мне бы очень хотелось увидеть его лицо, когда он сделает с вами этот первый шаг, а я бы стояла рядом с моим мужем и проживала этот день вместе. Наверное, это будем моим главным упущением. Но сегодняшний день посвящен не мне. Если вы читаете это письмо, значит, мой сын любит вас. А когда Мэддокс влюбляется, то это навсегда.
Пожалуйста, поцелуй за меня моего мальчика. Желаю, чтобы ссорились вы лишь из-за того, кто кого больше прощает.
С любовью,
Диана»
– Голубка?
Одной рукой я прижала к груди письмо, а второй открыла дверь. Лицо Трэвиса перекосилось от волнения, но как только наши взгляды встретились, всякое беспокойство исчезло. Казалось, он потрясен моим появлением.
– Ты… вряд ли есть подходящее слово, чтобы описать, какая ты красивая.
Его дорогие сердцу ореховые глаза в обрамлении густых ресниц тут же успокоили мои нервы. Все татуировки скрылись под серым костюмом и классической белой рубашкой. Боже, он само совершенство. Трэвис Мэддокс – сексуален, смел, нежен, и он весь мой. Мне всего лишь надо пройти с ним к алтарю.
– Я готова.
– Что она сказала?
Все в моем горле сжалось так, что я даже не могла всхлипнуть. Я поцеловала Трэвиса в щеку.
– Это от нее.
– Правда? – сказал он, и на его лице появилась довольная улыбка.
– Она тебя очень расхваливала, хотя и не видела, как ты рос. Трэвис, она просто чудо. Жаль, что я ее не знала.
– Мне тоже жаль, что она не знала тебя.
Он на секунду о чем-то задумался, а потом поднял в воздух руки.
Его рукав задрался, обнажая татуировку «ГОЛУБКА».
– Давай еще раз все обдумаем. Не обязательно принимать решение прямо сейчас. Вернемся в отель, пораскинем мозгами и… – Он вздохнул, и его плечи поникли. – Знаю. Это безумие. Эбби, я просто так сильно хотел этого. В этом безумии мое душевное равновесие. Мы можем…
Я больше не могла смотреть, как он волнуется и запинается.
– Малыш, стой, – сказала я, прикасаясь тремя пальцами к его губам. – Просто остановись.
Он посмотрел на меня, ожидая продолжения.
– Давай все проясним. Я не уйду отсюда, пока ты не станешь моим мужем.
Сперва он недоверчиво свел брови на переносице, а потом осторожно улыбнулся.
– Ты уверена?
– Где мой букет?
– Ой! – очнулась от нашего разговора Шантилли. – Вот же он, дорогуша.
Она протянула мне идеальной формы шар из красных роз.
Элвис подставил мне локоть, и я взяла его за руку.
– Трэвис, увидимся у алтаря, – сказал он.
Трэвис взял мою ладонь, поцеловал пальцы и помчался туда, откуда явился, следом за ним побежала хихикающая Шантилли.
Но этого небольшого жеста оказалось недостаточно. Мне внезапно захотелось поскорее добраться до него, и мои ноги сами понесли меня к алтарю. Вместо свадебного марша играла песня Thing For You, под которую мы танцевали на моем дне рождения.
Я остановилась и посмотрела на Трэвиса, наконец у меня появилась возможность нормально разглядеть его серый костюм и черные «конверсы». Он улыбнулся, увидев мой оценивающий взгляд. Я сделала шаг вперед, и еще один. Священник жестом показал мне идти медленнее, но я не могла. Всем своим существом я хотела находиться рядом с Трэвисом, больше чем когда-либо прежде. Наверняка он испытывал то же самое. Элвис не дошел и до половины, когда Трэвис не выдержал и двинулся нам навстречу. Я взяла его под руку.
– Э… я вообще-то должен передать ее тебе.
Губы Трэвиса сдвинулись набок.
– Она и так моя.
Я крепче сжала его руку, и мы прошли остаток пути вместе. Музыка стихла, и священник кивнул нам головой.
– Трэвис… Эбби…
Шантилли взяла у меня из рук букет и встала рядом.
Наши сцепленные ладони дрожали. Мы оба были так взволнованы и так счастливы, что не могли стоять спокойно.
Я действительно хотела выйти замуж за Трэвиса, но не могла унять дрожи в руках. Я не запомнила, что именно говорил священник. Не запомнила ни его лица, ни как он был одет, только глубокий гнусавый голос, северо-восточный акцент и руку Трэвиса, держащую мою.
– Голубка, взгляни на меня, – тихо проговорил Трэвис.
Я посмотрела на своего будущего мужа, утопая в искренности и обожании, что излучали его глаза. Никто еще, даже Америка, не смотрели на меня с такой любовью. Уголки губ Трэвиса поползли вверх, наверное, мои тоже.
Пока говорил священник, взгляд Трэвиса впитывал каждую деталь: мое лицо, прическу, платье – он даже взглянул на туфли. Затем он подался вперед, его губы замерли в нескольких дюймах от моей шеи, и втянул носом воздух.
Священник замолчал.
– Хочу запомнить каждую мелочь, – сказал Трэвис.
Священник улыбнулся, кивнул и возобновил речь.
Вдруг нас ослепила вспышка. Трэвис обернулся, увидел фотографа, а потом посмотрел на меня. Словно в зеркале отразились наши лучезарные улыбки. Мне было неважно, что выглядим мы совершенно нелепо. Мы словно собирались спрыгнуть с самой большой высоты в самую глубокую реку, впадающую в самый великолепный и внушающий ужас водопад, который выходит к самому лучшему и самому потрясающему побережью во всей вселенной. На счет десять.
– Истинный брак начинается задолго до свадьбы, – проговорил священник. – А связанный с браком труд простирается намного дальше окончания церемонии. Короткое мгновение и росчерк ручки – вот что нужно, чтобы официально связать себя узами брака, но, чтобы сделать эти узы крепкими и нерушимыми, понадобятся любовь, преданность, прощение и готовность уступить. Эбби и Трэвис, думаю, вы показали нам, на что способна любовь в сложные минуты. Ваш вчерашний день стал тропой к этой часовне, а путешествие в ваше совместное будущее станет понятнее с каждым новым днем.
Трэвис прислонился щекой к моему виску. Я трепетала от того, что он хочет прикасаться ко мне везде, где бы мы ни находились. Если бы я смогла крепко прижать его к себе и не прервать при этом церемонию, я бы так и поступила. Слова священника слились воедино.
Пару раз наставал наш с Трэвисом черед говорить. Я надела ему на палец черное кольцо, и он просиял.
– Этим кольцом я беру тебя в мужья, – сказала я, повторяя за священником.
– Хороший выбор, – отметил Трэвис.
Когда настал черед Трэвиса, он слегка замешкался, а потом надел мне на палец два кольца: мое обручальное и простое золотое.
Мне хотелось как-то поблагодарить его, что он позаботился и купил мне классическое кольцо, но все это было слишком ново для меня. Чем больше мне хотелось запомнить каждый момент, тем быстрее проносилось время. Возможно, мне стоило прислушаться к списку обещаний, которые я давала, но для меня сейчас имел значение лишь голос Трэвиса.
– Черт побери, да, согласен, – с улыбкой сказал он. – А еще обещаю больше не участвовать в боях, не пить в избытке, не играть в азартные игры и не размахивать кулаками в порыве гнева… и я больше никогда, никогда не заставлю тебя снова плакать от грусти.
Когда вновь настал мой черед говорить, я помедлила.
– Я всего лишь хочу, чтобы ты знал, прежде чем я дам какие-либо клятвы, что я ужасно упрямая. Ты уже понял, что со мной сложно, и ты тысячу раз повторял, что я вывожу тебя из себя. И я не сомневаюсь, что выводила из себя всех тех, кто наблюдал за нами эти несколько безумных месяцев, своей нерешительностью и неуверенностью. Но хочу, чтобы ты знал, если в мире и есть любовь, то это она. Сперва мы были лучшими друзьями и старались не влюбиться друг в друга, и все равно это произошло. Если ты не рядом со мной, то мне не нужна такая жизнь. Я вместе с тобой. Рядом. Возможно, с нашей стороны импульсивно и совершенно неразумно стоять здесь в таком возрасте, через полгода после знакомства, все это может обернуться совершенно чудесным, даже прекрасным несчастьем, но если я вместе с тобой, то пусть так и будет.