— Это твой фильм! — бросила я в лицо Леонарду. — Он смотрел твой фильм. Ты, небось, специально подстроил это! Готова спорить, что это так! Весь ты в этом! Вся твоя подлая натура. Другим способом разлучить их ты не мог! Ты хотел заполучить его деньги, когда он умрет! Правда? Ты на все готов, лишь бы наследство досталось тебе!
Он только осклабился.
— На себя посмотри! Разыгрываешь тут из себя невинность! Сама-то уже подбиваешь к нему клинья, так и мечтаешь пролезть в любовницы, не дожидаясь совершеннолетия! Хочешь дорваться до сладкой жизни, а? Как на тебя ни поглядишь, вечно у тебя алчный блеск в глазах.
— И тогда я начал следить за ней, — дядя Шелдон не слышал нас, хотя мы почти кричали. — Что она ни говорила, что ни делала — я не верил. Я раскрыл все ее тайны — сначала с Дэймоном, а потом с Генри. Я хотел вышвырнуть обоих. Хотел замучить их. Убить! Но что толку. У нее в распоряжении была делая баскетбольная команда. Выбирай — не хочу. Нашла бы очередного. Не мог же я выгнать всю команду. И вот приходилось сносить все и мучиться. Какая это пытка, знаю только я.
Как зачарованная, я слушала исповедь дяди Шелдона.
— Потом я догадался, что она использует эту квартиру для своих грязных тайных дел. Я нашел у нее ключи и спросил: «Зачем тебе ключи от квартиры Тинкер?» Она сказала, что заходит к тебе и приглядывает, как ты живешь. Но я лучше знал, зачем они ей! Я всегда знал точно, когда она здесь с ним встречалась, так как подслушивал, когда Эмили звонила ему. Я вызнал все.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Дядя Шелдон без малейшего сочувствия глядел на тело Генри, распростертое на полу.
— Как-то я вытащил ключи из ее сумочки и заказал дубликаты. Дождался своего часа. В тот день я сделал вид, что мне нездоровится и что я пошел прилечь в кабинет. А Грайбэлу сказал, чтобы никто не беспокоил меня в течение часа. Сам же поехал сюда, чтобы накрыть их обоих. Вошел и спрятался вон там. Скоро явилась она. Некоторое время напевала. Когда мы с ней познакомились, она всегда напевала, ожидая меня. Но потом она перестала напевать и занервничала. Ага, он не идет, и это ее раздражает, подумал я с удовольствием. И тут же решил, что такой поворот дела даже к лучшему — что она совсем одна. Я вышел из кухни, где прятался, и заявил, что мне все известно. Надо было видеть выражение ее лица!
Я могла себе представить, какое у нее было выражение. Даже очень хорошо могла.
— Она ничего не отрицала, — продолжал дядя Шелдон свою мучительную исповедь. — И даже не пыталась повиниться. Если бы она покаялась, я бы наверняка смягчился и простил. Этим бы и кончилось. Но ей было настолько плевать на меня, что она даже не попыталась сделать вид, что раскаивается. Только смотрела на меня презрительно, как она умела — будто я просто грязь у нее под ногами. Потом сказала, что я еще должен буду доказать ее неверность. Но мне не удастся, а потому, дескать, лучше не пытаться стоять у нее поперек дороги. Лучше отступиться. Потому что в случае развода она заломит такую цену, запросит такую компенсацию, что я света белого не взвижу. Ведь доказать я, мол, ничего не смогу, а значит, у меня не будет возможности лишить ее денег. Я ничего не смогу ей сделать, заявила она. Но сшиблась. Кое-что я все-таки смог. И сделал.
Он снова тяжело вздохнул.
— Ах, дядя Шелдон, — тихо сказала я, — это самая трагическая история, какую мне только приходилось слышать.
— Неси свое пальто, — подтолкнул меня Леонард.
— Но тебе нет смысла что-то делать со мной, дядя Шелдон, — умоляющим тоном сказала я. — Я всегда была на твоей стороне, ты же знаешь. Я никому тебя не выдам, клянусь. Я считаю, ты все это сделал в отчаянии. Тебе просто пришлось. Это ты выкрал у Леонарда фильм? Ведь правда, ты? Вчера ночью ты незаметно ускользнул из спальни и поехал в город за фильмом. Мне показалось, что я слышала шум мотора, но я тогда не была уверена. Просто ты не хотел, чтобы кто-то другой смотрел этот фильм, да? Не хотел, чтобы ее имя после смерти смешивали с грязью.
— Я сразу понял, кто выкрал фильм, — сказал Леонард. — Но не стал осуждать его. И мы вместе разожгли на берегу маленький ритуальный костер, чтобы сжечь все, что еще оставалось от бедной Лотус. Теперь она сожжена полностью! — Он противно хохотнул, будто пролаял. — Неси свое пальто, иначе заберем тебя с собой в таком виде.
Генри застонал.
— Я пойду с вами, если кто-нибудь из вас сейчас же вызовет ему врача, — отчаянно солгала я. — Только в таком случае я пойду с вами и буду делать все, что вы захотите. Но просто так оставлять его здесь нельзя.
— О, конечно! Ты и вызовешь — только позже, — сказал Леонард с предельной откровенностью. — Он будет нашим оправданием. Мы повесим на него это убийство, малышка, и ни он, ни ты не сможете доказать обратного, как ни старайтесь. А мы опять соберемся под одной крышей: папа, мама и я. Старая семья снова вместе — просто идиллия.
— Если так, тебе придется вытаскивать меня отсюда силой, — сказала я. — Я буду кричать и сопротивляться…
Тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался детектив Паркс. Он оказался настолько умен, что понял по моему звонку — мне нужна помощь. За ним в комнате очутился владелец дома, который держал в руках ключ. Мне повезло. Леонард и Шелдон не дали себе труда закрыть дверь на цепочку.
Я пишу все это для вас, детектив Северсон. Знаю, как вы гневались на меня, когда немного позже приехали и мою квартиру. И признаю, что вы были совершенно правы. Я действительно наивная, упрямая и неосторожная — и как вы там меня еще называли? Простите меня.
Может, вам интересно, что со мною сейчас. Мак и Ки тоже очень на меня злились. Они рассказали обо мне в Объединении китайских коммерсантов, и там решили, что до совершеннолетия община будет мне помогать.
Теперь я живу в одной очень милой китайской семье в Чайна-тауне. Очень милой, хотя и немного старомодной. Но Мак и Ки полагают, что мне это только пойдет на пользу. Они утверждают, что я должна научиться ценить китайские национальные черты — смирение и почтение к старикам. Наверное, они правы.
А еще они говорят нечто такое, о чем я и слушать сейчас не хочу. Но обещала им подумать. Они говорят, что когда я получу хорошее китайское воспитание, они как раз кончат университет. И вот тогда-то кто-то из них на мне женится.
Я поинтересовалась в ответ — потому что все еще не получила китайского воспитания и не прониклась смирением — кто именно? Как они это решат? Кинут монетку?
На что Мак опять привел одну из своих пословиц, которых у него наготове целый ворох: «Из молодых игроков получаются старые нищие». Ки тоже блеснул изречением: «При свете свечи не выбирают ни женщину, ни материю».
— Ничего, к тому времени мы с Ки как-нибудь договоримся.
— А я разве не имею права голоса?! — возмутилась я.
Ки напыщенно ответил:
— О, ты будешь удовлетворена нашим решением.
— Это вы так думаете! — сказала я, вконец рассердившись. — Благодарю покорно за заботу, но уж как-нибудь сама найду себе мужа. Уж как-нибудь смогу разобраться в своей жизни.
Они степенно переглянулись, покачали головами, и Мак сказал:
— Человек с большим ртом откусывает больше, чем может прожевать…
Так я и не поняла, кого они имеют в виду — меня или себя.
Как бы то ни было, а найти меня можно в Чайна-тауне. Будете в наших краях — загляните. И если вам не надоели пословицы, закончу еще одной: «Из самых диких жеребят получаются лучшие лошади».
23
— Как ты находишь? — спросила Бренда. Кнут взял в руки открытку и прочел:
Священник Мэтью Пардье имеет честь пригласить Вас на свадьбу своей дочери Бренды и мистера Кнута Северсона 6 июня в 18 часов в церкви христианской общины Вудвэйла. Вудвэйл. Нью-Хемпшир.
Бренда прижалась к нему щекой. Он обнял ее за плечи и зарылся носом в чудесные ее волосы.
— Нахожу, что это просто замечательно.
Черный кот Мастер дерзко прыгнул на стол, уселся прямо на приглашение и принялся умываться. Но им было некогда прогнать его.
У. ГарнерСатанинский гриб
1
Майкл Джаггер вел «лотос-кортину» великолепно, но без большого удовольствия. Кое-что в жизни он делал великолепно, но без большого удовольствия. Как правило. Гоночная модель как гоночная модель. А голуби будто специально созданы для того, чтобы проноситься мимо них и пугать. Мимо одного, который ковылял по дороге, словно утка, он промчался так быстро, что тот взвился в панике, хлопая крыльями.
Но Джаггера это даже не развлекло. Ничуть не радовали его ни солнечный свет, проникавший в машину через окошечко в крыше, ни утреннее тепло, ни пейзажи Суссекса — выгоревшие под солнцем долины, ни ровный усыпляющий рокот мощного мотора. Да вообще ничто не радовало.
Из радиоприемника в машине неслись божественные звуки, чистые, как родниковая вода, — концерт Моцарта для кларнета. Эти звуки сливались с солнечным светом, с ясным небом над головой, с желтыми полями и улетали, стихая вдали, куда-то за горизонт. Но сегодня эта музыка вызывала у Джаггера какую-то холодную горечь.
Дорога, спустившись с холма, поворачивала в Эмберли. Джаггер перешел на первую передачу, круто свернул на мост, снова газанул и оказался на той стороне реки Арун, почти пересохшей этим летом. Ленивые коровы на лугах, лодки на берегу были прямо как на картинке. Он опять включил первую передачу и стал подниматься в гору. Вихрь от его машины трепал траву на обочинах. Пейзаж изменился. Постепенно стали появляться горы. Всю дорогу из Лондона Джаггер не переставал сомневаться — надо ли было ввязываться в это дело.
Предложения, которые поступали в последнее время, его совершенно не устраивали. Вначале два каких-то надутых индюка вознамерились было нанять его шофером — везти их в Италию. По следам эпохи Возрождения! Потом он напоролся на отставного учителя гимназии, который подряжал его искать затонувшие сокровища Атлантиды. После этого явился противного вида миллионер, которому потребовался партнер для тихих игр, причем непременно мужского пола, и, наконец — безумный старик, одержимый идеей вернуть трон Стюартам.