Что мне теперь — вернуться в Гамбург, явиться к шефу и сказать:
— Янсен здесь ни при чем!
— Откуда вы знаете? — спросит он.
— Подсказывает интуиция. Кроме того, она сама мне сказала!
Я живо представил себе его физиономию и вздохнул.
К нашему столику подошел хозяин.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответил я, хотя в голове у меня была полная кутерьма.
Завтра утром уеду, решил я про себя, займусь этим делом вплотную и найду настоящего убийцу!
— Подул юго, — сказал хозяин, плюнул на указательный палец и поднял его вверх. — Такой ветер. Приносит холод и дождь. Два дня приходит, два дня остается, два дня уходит. Шесть дней плохо для туриста, солнца нет, купаться нельзя!
— Прекрасно, — сказал я. — Ты слышишь, Франциска? Начинается холодный ветер! Будут дожди.
— Чепуха, — сказала она. — У меня есть рекламный проспект, а там написано: «Иелса — самый солнечный остров Адриатики!»
— Ну да! — ответил я. — Но когда писали, не спросили мнения местных жителей.
Я расплатился, трижды сказав «Hvalla» и пять раз «Dobre», и мы ушли.
Причал опустел, любопытные разошлись, вновь прибывшие отпускники разъезжались по отелям, тяжело ступали навьюченные мулы. Несколько босоногих мальчишек, ненамного чумазей своих сверстников в Гамбурге, стояли вокруг спортивной модели «Вольво» с голландскими номерами, которую краном спустили с борта «Постиры» на берег. Они говорили громко, гортанно, а по их оживленной жестикуляции можно было догадаться — они со знанием дела обсуждают достоинства машины.
Владелец «Вольво», тощий, как жердь, молодой человек обошел вокруг автомобиля, проверяя, не поцарапано ли его сокровище при транспортировке. Интересно, что он с ним собирался делать здесь, на острове, где на посыпанных щебенкой дорогах больше тридцати километров в час не разгонишься? Впрочем, это его проблемы.
— Куда мы пойдем, Лео? — спросила Франциска и вложила свою руку в мою.
— Пошатаемся по городу, поглазеем на витрины, — предложил я.
— Великолепно!
Мы не спеша побрели по улицам, любуясь витринами местных лавок. В ближайшей, около почты, за стеклом лежали скопища мертвых мух. Первый приз за лучшее оформление витрины мы присудили магазинчику у школы: там в витрине стояло в ряд десять бутылок водки.
Мы зашли в церковь, полагая, что внутри она выглядит так же красиво, как и снаружи. Но там было темно и тихо. Пахло плесенью и ладаном, а на стенах висели сентиментальные картины с сюжетами из святого писания. Мы были настолько непочтительны, что за одной из колонн поцеловались. Тут кто-то возмущенно кашлянул. Женщина, вся в черном — потому мы ее и не заметили, — стояла на коленях рядом с исповедальней. Глаза ее метали в нас молнии.
Мы выскочили из церкви на освещенную солнцем улицу и содрогнулись, когда в одном из узких переулков за церковью нам перебежала дорогу большая черная кошка.
— Тьфу, тьфу, тьфу, — поплевала Франциска через левое плечо.
Я улыбнулся, хотя мне было совсем не весело. Мысль о Циротах не давала покоя нам обоим. И через несколько часов я убедился, насколько верны были предчувствия. Но пока мы, конечно, еще ничего не знали.
На небе тем временем показалось маленькое белое облачко, похожее на перо. Я подумал, что завтра в это время буду уже ехать по Австрии. Первым пароходом попаду из Йелсы в Сплит, оттуда поездом до Риеки, а там днем пересяду на экспресс в Германию. Фрау Кибиц, опытный секретарь полицейского управления, продумала мой маршрут и заказала все билеты. Если хозяин таверны не ошибся, и завтра действительно пойдет дождь, Франциска будет тоскливо сидеть в отеле и размышлять, что бы значило письмо, в котором я напишу все, что не решался сказать по трусости или от любви…
А вдруг дожди не начнутся? Честно говоря, я не мог себе представить, как будет выглядеть в дождь это море, этот залитый солнцем поселок, сверкающие скалы, серебристо-пыльные сосны и агавы, посыпанные щебнем улицы, по которым расхаживали весьма легко одетые отпускники. Я снова подумал, не взять ли мне Франциску с собой, и тут же отбросил эту мысль. Да, возможно, что дождь и не пойдет.
Была половина седьмого, когда мы вернулись в отель. Мы остановились у стойки портье, и я принялся перелистывать газеты, питая в глубине души весьма слабую надежду на сообщение, что убийца Ладике найден и фройляйн Янсен вне подозрения… Увы. От Фойерхака трудно было ожидать подобного служебного рвения. Франциска заглядывала мне через плечо.
— Воспитанные девочки так не поступают! — упрекнул я ее. — А вдруг я читаю любовные письма?
— Даже если так, сами письма меня не интересуют, — ответила она и ткнула меня пальцем в бок. — Меня интересует только почерк, понял? Надеюсь, все твои подружки с удлиненными элементами пишут буквы.
— Удлиненные элементы? У подружек?
— У букв, Лео, у букв! Какой же ты балда! Удлиненные элементы букв говорят о грубом материализме, эгоизме и склонности к неправильному выбору партнера.
— Ах, вот оно что! — сказал я.
Холл вдруг заполнился гомоном, смехом и криками. Это наша веселая компания вернулась с парусной регаты. Они тут же окружили нас. На обратном пути они, разумеется, не преминули слегка выпить и теперь бурно начали нас расспрашивать, подшучивать, подначивать и ругаться. Нам пришлось описать все ночное приключение с акулой. Сами того не ожидая, мы вдруг превратились в героев. Ко всему прочему, выяснилось, что у Бетси сегодня день рождения. Я поцеловал ее в обе щечки, исполнил «Happy birthday» и вместе с Франциской получил приглашение на вечеринку по поводу этого знаменательного события.
— Ровно в восемь, — сказал маленький Карел.
— Приходить чисто вымытыми и с приглаженным характером, — добавил австриец, чем вызвал массовый приступ веселья.
Нам оставалось только согласиться.
Франциска печально взглянула на меня. Я тоже представлял себе этот вечер совсем по-другому. Ну, да ладно. Может, удастся оттуда потихоньку улизнуть. Против ожидания празднество вышло довольно милым. Я с удовольствием принял участие в интернациональном дурачестве. Мы танцевали, смеялись, пили «Dingac», терпкое красное вино, и постепенно разогнали своими воплями и танцами представителей старшего поколения.
Где-то в половине одиннадцатого Франциска внезапно исчезла. Я только собирался пригласить ее на медленный танец, но обнаружил, что ее нет. Я пригласил другую девушку, потом еще одну, потом третью. Маленький Карел с ужасом смотрел на меня. Наверно, боялся, что я отобью у него и Бетси.
Потом я забеспокоился, поднялся наверх, постучал в комнату Франциски, не получив ответа, нажал на дверную ручку. Дверь была заперта. Ключа изнутри в замочной скважине не было. Я выбежал на улицу и увидел, что по пляжу в лунном сиянии еще слоняется несколько человек, а двое или трое даже плавают.
— Франциска! — крикнул я, но она не отозвалась. Впрочем, маловероятно, что у нее снова появилась охота к ночным заплывам. Я вернулся на террасу. Компания была в ударе. Даже серьезный и скромный юноша из Восточного Берлина смеялся и нес совершенный вздор. Бетси объявила «белый» танец, и я остался один за столом. Прошло сорок пять минут с момента, когда я в последний раз видел Франциску. Мне стало по-настоящему страшно. Я курил одну сигарету за другой и пил больше, чем нужно.
Тут, наконец, появилась она.
— Где ты была? — спросил я. — Я так волновался.
Она была бледна и выглядела расстроенной. Кончиками холодных, как лед, пальцев она прикоснулась к моему лбу:
— У меня ужасно разболелась голова, Лео. Я приняла таблетку и немножко прогулялась от мыса до бухты.
— В темноте, одна? — спросил я с упреком. — Ты просто маленькая дурочка! Надо было взять меня с собой. Как ты сейчас себя чувствуешь?
— Лучше, — сказала она. — Но в затылке еще давит. Я полчасика побуду здесь, а потом пойду лягу.
Фортуна не улыбалась мне. Все следующие танцы были быстрыми. Ни одной нежной, медленной мелодии, под которую я с удовольствием потанцевал бы с ней. Около полуночи она распрощалась.
— До завтра, любимый, — сказала она. — Завтра все будет хорошо, правда? Ну скажи скорей, что завтра все снова будет хорошо.
— Завтра все снова будет хорошо, — сказал я послушно.
Она слабо улыбнулась.
— И мы с тобой найдем пустынную бухточку. И будем там загорать — только ты и я. И ты обязательно натрешь мне кремом спину, хорошо?
— Да! — сказал я.
— Спокойной ночи, — шепнула она и ушла.
Я приналег на красное вино. В перерывах между бокалами я даже танцевал — уже не помню с кем, потому что был слишком занят мыслями о нас с Франциской, о том, что буду писать в прощальном послании к ней, а также мрачными раздумьями о предстоящей укладке чемодана — это занятие я просто ненавижу.
Мне нельзя было столько пить. Конечно, вино оказалось превосходным, но…
Лавируя между столиками, ко мне пробрался управляющий гостиницей.
— Господин Клипп, — сказал он, — подойдите, пожалуйста, к стойке портье. Там вас ожидает господин, который хочет с вами поговорить!
— Что за господин? — спросил я.
Он испуганно огляделся по сторонам. Все танцевали, никто не мог слышать нас.
— Из полиции! — сказал он и сделал постное лицо.
— Среди ночи? — спросил я и пошел за ним, стремительно трезвея.
В холле стоял высокий, худой, очень смуглый человек в штатском. У него были густые черные усы, как у некоторых наших поэтов, большие черные глаза и узкие длинные пальцы, ногти которых пожелтели от никотина.
— Степанович, — произнес он низким голосом и слегка поклонился.
— Клипп, — представился я. — Чем могу служить?
— Я — ваш коллега. — И он показал мне удостоверение в целлофановой обложке, в котором над фотографией, печатью и непонятными мне письменами большими буквами было начертано «Policia».
— Очень приятно, — сказал я и пожал ему руку. — Что случилось?
— На скалах, полчаса назад, рядом с отелем «Метрополь» найдена мертвая женщина. Она туристка и…