В невероятно модном салоне в маленьком городке меня завлекли и обманули черно-белые фото в стиле Шанель. Я записалась к парикмахеру и попросила его срезать не больше двух сантиметров, а также добавить несколько светлых прядей. Я подумала, что что-то не так, когда ножницы коснулись моей шеи, но у меня не было зеркала, чтобы проверить – я смотрела в пустую стену. Парикмахерша закончила свой шедевр, а затем показала его мне, придвинув ко мне зеркало на колесиках. Она даже захлопала в ладоши от радости, когда я вяло пробормотала: «Вау», – увидев свои короткие рыжие волосы.
– Она сказала «вау», – с гордостью сообщила парикмахерша остальным дамам в комнате, прокрутив мой стул вокруг оси, чтобы они все оценили ее талант. Только тогда я заметила, что у них всех были такие же стрижки, как и у меня.
Она наклонилась и расцеловала меня в обе щеки, затем сказала мне, что знает, что мы станем лучшими друзьями. Я смотрела на нее несчастным взглядом и думала, долго ли мне ждать, пока волосы отрастут. Когда я добралась домой, Марк несколько минут на меня смотрел; и надо сказать, что тут можно поблагодарить парикмахершу – он в первый раз заметил, что я сменила прическу.
Целовала меня не только парикмахерша. Французы вообще обожают поцелуи. А обниматься не любят. Моя французская подруга Бенедикт, которая работает специалистом по рекламе в Париже, говорит, что ей кажется странным, что мы хотим прижиматься друг к другу телами, обхватывать друг друга руками, а потом так стоять. Даже сейчас, привыкнув ко всем этим губам и щекам, когда я утром захожу в электричку и вижу, как люди заходят в вагон и начинают целоваться, я сразу думаю о разнице во французском и британском мировоззрении. Еще нагляднее я это замечаю, когда нахожусь во французском офисе, впереди у нас встреча, а люди приходят на работу и целуются. Я уверена, что, если бы я знала, что мне придется целовать кого-то из моих бывших коллег, я бы уволилась. Мои французские друзья считают это странным – сами они не испытывают проблем, целуя тех, кто им не нравится. Пока я не смогла успешно перевести фразу «Лучше я сварю собственную голову, чем поцелую своего старого босса» на французский.
Со временем я приняла эту привычку, но меня впечатляет выносливость, которая требуется для события, на которое приходит множество людей.
Город Дурье находится недалеко от границы с округом Пикарди. Это место, где есть большая церковь и, в общем, больше ничего. Через город в сторону Ла-Манша плавно и медленно течет река Оти. Именно там я увидела целования, которые длились несколько часов. Мало что влечет людей в Дурье, хотя это довольно симпатичный город – но там нет магазинов, и единственное, куда можно сходить, – это estaminet [14], местный ресторан-бистро-бар-место встреч, где можно поесть, попить и иногда потанцевать. Им управляет месье Васё, бывший мясник из Монтрёй, известный своими сосисками. Иногда по пятницам он жарит на огне молочного поросенка, рядом с ним происходит какое-нибудь традиционное представление, а за столами сидят местные, которые приехали проводить уходящий год. Повар Васё, веселый и бодрый седой мужчина примерно семидесяти лет, выходит из кухни в фартуке, здоровается и пожимает руки своим счастливым клиентам. Его дочь, которая управляет официантами, всегда выговаривает ему за то, что он замедляет процесс. Он не обращает на это внимания, а клиенты обожают его.
Холодной темной ночью в пятницу мы ехали по долине Оти в предвкушении знаменитой жареной кабанятины. На заднем дворе ресторана были сдвинуты вместе несколько столов. С потолка свисали грифельные доски, на которых было написано меню – традиционные мясные блюда вроде pieds de cochon grillés (жареной свинины) и fondant de noix de joue de porc (свиные щеки). Мириады увлекательных мелочей свисали со стен и потолка – старые металлические кофейники, молочники, сухие шишки хмеля, шляпы, старые знаки, бутылки и банки всех цветов, размеров и форм. Казалось, что ты находишься в доме странноватого любителя винтажных вещей.
Нас тепло поприветствовали в ресторане, где в гигантском камине на вертеле вращался cochon de lait [15]. У бара были припаркованы три трактора прямо под знаком, обещавшим аккордеон, молочного поросенка и tête de veau (вареную телячью голову). Мужчины наслаждались пятничным бокалом красного вина, перед тем как вернуться домой после долгого рабочего дня в полях. За этим исключением ресторан был пуст, так как мы, по французским меркам, пришли рано – в 19.30.
Нас посадили близко к огню, и сразу стало жарко, но зато у нас был прекрасный вид на ресторан. Мы сидели, потягивали «Кир Рояль», французский коктейль из черносмородинового ликера и шампанского. Смешайте этот ликер с шампанским, и получится «Кир Рояль»; смешайте его с красным вином, и получится «Кир Коммунар» – в честь кроваво-красного флага коммунаров, парижских революционеров конца 1800-х годов. Вам уже нравится французское умение извлекать пользу абсолютно из всего, да?
Примерно через час начали приходить люди, и ресторан стал заполняться. В задней части, где поставили большой стол, уже стояли два человека, к ним подошла еще одна пара, они обменялись тремя поцелуями: слева, справа, слева. Пришла группа из четырех человек, они тоже прошли мимо стола и обменялись поцелуями – по три на каждого. Смотреть на это было очень увлекательно. Нефранцузы бы пожали руки и заказали бы пиво, пока ждут. Здесь это было совсем не так. Все ждали, пока придут все приглашенные, и не заказывали даже бокала воды. Вокруг стола стояло двадцать четыре стула, и я начала уже жалеть тех, кто придет последними, – они, наверное, сотрут себе губы. Я уже начала думать, что ресторан закроется до того, как все поедят, но наконец все уселись, и к этому моменту все точно хотели есть, пить и отдыхать. Мы сами уже съели закуски, основное блюдо и ждали десерта.
Традиция целоваться распространялась на все аспекты жизни во Франции, включая даже походы в супермаркет. Человек за кассой ничего такого не думал о том, чтобы расцеловать покупателя и поболтать с ним так, словно они встретились у кого-то дома и не было людей, ждавших своей очереди. Думаю, ничего бы не изменилось, даже если бы в очереди стоял Жерар Депардье, опаздывающий на церемонию награждения, или если бы в магазин заскочил французский президент, которого ждала британская королева – все равно все ждали бы завершения важного социального ритуала. Поразительно, но это никогда не смущает французов, а вот экспата вы увидите за милю благодаря его лицу, перекошенному из-за задержки, вызванной диалогом покупателя и человека, который вообще-то должен выполнять свою работу.
Я поняла, что полюбила эти разговоры, особенно когда я следующая в очереди и могу подслушивать без напряжения, – так можно узнать, что творится в деревне.
А вот изучение языка было не таким легким делом, как мы надеялись. Марк не знал французского вообще, а я надеялась, что быстро его вспомню. Я учила французский в школе до шестнадцати лет. Я часто проводила во Франции каникулы, бывала в Париже и работала в Женеве, где все говорили по-французски. Так что, когда я поняла, что в деревне у всех был довольно сильный акцент и иногда они говорили на каком-то другом французском, я была в шоке. Это была земля шти.
Наверное, вы не слышали слово «шти», но если вы были в Северной Франции, даже если просто проезжали мимо, вполне вероятно, что вы видели это слово в магазинах, на наклейках и в ресторанах. Это сленговый термин, который описывает жителя Северной Франции. Ch’ti – это сокращение от слова Ch’timi, придуманного во время Первой мировой войны французскими солдатами. Таким словом они называли жителей Северной Франции, потому что в местном диалекте местоимения ты и я, toi and moi, звучали как ti и mi.
Некоторые мои соседи считали мое удивление по поводу использования разных слов для разных вещей довольно интересным. Жан-Клод предложил мне спросить у Тьерри, могу ли я посидеть на его биде, а затем безумно хохотал, объясняя, что на шти bidet – это лошадь. Он сказал, что мне может понравиться конный спорт.
Когда мы впервые приехали во Францию, у нас была английская соседка по имени миссис Смит. Я не знала и так и не узнала, как ее зовут. Она была из тех, кто не любит близко сходиться с людьми. Тем не менее она безупречно говорила на французском и прекрасно знала местный диалект. Она дала мне словарь шти и научила меня нескольким словам, которые можно было использовать в обычных диалогах, например cayelle (chaise/стул) и boutelle de pinard (bouteille de vin rouge/бутылка красного вина). К сожалению, когда мы прожили там всего пару месяцев, стало понятно, что жизнь в одиночестве для нее, несмотря на помощь друзей и соседей (как с походами в магазин, так и с рубкой дров), стала из-за почтенного возраста слишком сложной, и она уехала к дочери в долину Луары. Мы стали единственными британцами в деревне, и нам пришлось учить язык самостоятельно.
Глава 13, В которой жизнь никогда не будет прежней
Через шесть месяцев после нашего отъезда во Францию я вернулась в Великобританию.
У моего отца произошел сердечный приступ незадолго до моего отъезда, но он неплохо восстановился и скоро снова стал самим собой – пил, курил, проводил долгие часы у букмекера, ходил на собачьи бега, танцевал в гостиной под чудовищно громкий джаз или под Sex Pistols. Он занимался волонтерской работой в конюшне, помогая серьезно больным людям, чтобы они могли заниматься конным спортом. Там он завел много друзей.
Как-то вечером он позвонил мне во Францию и сказал, что получил письмо из больницы, где его лечили от сердечного приступа. Они снова просмотрели его рентген и прочие анализы и попросили его приехать. Письмо пришло из онкологического отделения.
Я вернулась в Великобританию, и мы с сестрой повели отца в больницу King’s College в Лондоне.