Одним летом, во время деревенского праздника, когда около двухсот людей обедали под навесом, поросенок, жарящийся на вертеле в импровизированной холщовой кухне, начал гореть. Нас не эвакуировали из-под навеса, когда pompiers (пожарные) прибежали на помощь и залили пылающую свинку. Какое там здоровье и безопасность! Вместо этого работники кухни сделали нам пунш с ромом и раздали всем, чтобы мы не шумели и оставались на своих местах (они не хотели возвращать деньги) до тех пор, пока они не смогут заново продолжить готовить.
Роковой была смесь темного и белого рома с жалким количеством апельсинового сока в сочетании с палящим летним солнцем и горящей кухней – результат был очевиден.
Когда нам торжественно объявили, что наконец-то подадут обед и нам надо встать в очередь, люди были больше похожи на стадо на родео в Памплоне [19]. Взрослые мужчины и женщины боролись друг с другом, чтобы пролезть вперед. Мой сосед Жан-Клод и его жена были за нашим столом. Он вскочил на ноги и потащил Марка за собой, отбиваясь ото всех, кто вставал на пути. Он толкал мужа перед собой и использовал его как щит.
Официанты без лишних церемоний накладывали подгоревшее мясо и куски хлеба на тарелки, стараясь делать это как можно быстрее, чтобы спорящие и ругающиеся люди двигались вперед. Наконец, порядок был восстановлен и все сделали вид, как будто ничего этого и не было. Это отношение к ожиданию в очереди можно наблюдать во всей Франции. Пробка также немедленно вызывает невероятную ярость у местного водителя.
В той части Франции, где я жила, водить было обычно приятно, особенно после Лондона – единственный затор на дороге можно увидеть, только когда ее переходят коровы. Но как только француз замечает, что машина впереди едет чуть медленнее, чем должна, по его мнению, он считает своим долгом ее обогнать, чего бы ему это ни стоило. Перемена от нормального, спокойного водителя к бушующему злодею происходит за секунды, и не важно, кто это – девяностолетний мужчина, который едва видит, или же приятная и спокойная женщина, – они все превращаются в маньяков за рулем.
Несмотря на то что я вожу на максимально допустимой скорости, меня обгоняли на крутых поворотах, когда передо мной были фуры, на непросматривающихся поворотах, на дорогах под знаком «не обгонять» и в темноте по снегу. Жесты, которые используются для коммуникации в таких ситуациях в Великобритании, так же прекрасно понимают и во Франции.
Я не понимаю, происходит это из-за того, что они по природе своей постоянно торопятся или потому что им просто не нравится ехать за машиной с иностранными номерами, но мне кажется, что, как только французы чувствуют какое-то влияние над собой, они превращаются из приятных, дружелюбных и культурных людей в анархистов.
В сельском городке Девре, который находится недалеко от того места, где мы жили, в центре есть старая церковь, на которой размещен знак «мочиться запрещено». Вы, как и я, можете подумать, что поместить знак, запрещающий мочиться на церковь, необходимо. Однако он вызвал противоположную реакцию у французов. Дважды я видела, как мужчина справляет нужду ровно под знаком.
Также французы обижаются, когда меняются привычные правила дорожного движения. Возьмем, к примеру, правило priorité à droite – странный и на самом деле опасный принцип, который дает водителям приоритет въезжать на дорогу справа без остановки даже на многополосных магистралях. Это правило работает не на всех маршрутах – только там, где висит знак priorité à droite. Это очень опасно, ведь знаки висят в случайных местах. Оказывается, это пример национальной гордости и испытание воли, когда любой водитель-француз может воспользоваться им и проехать без остановки, даже не смотря на дорогу. Оно является причиной многих аварий, поэтому власти решили постепенно перестать его использовать. В том месте, где я живу, это совершенно незаметно – тут все еще много дорог под этим знаком. Даже там, где дорожный знак изменили на «уступи дорогу» и полосы окрашены так, чтобы показать машинам, выезжающим справа, что у них больше нет приоритета, местные игнорируют его, потому что не считают, что правила надо менять.
В Фрюж мы с Марком зашли в Café du Centre, которое выглядит так, как будто оно не менялось лет шестьдесят. Взяли такой крепкий кофе, что он мог бы вывести медведя из спячки, и завели разговор с мадам-владелицей о том, есть ли у французов анархические тенденции.
– Совсем нет, – сказала она и пошла приветствовать покупателя, который припарковал свой VSP рядом с кафе.
Вы спросите: что же такое VSP? Это означает voiture sans permis – машина, которую можно водить без прав. Для любого человека, родившегося не во Франции, это покажется безумием, но там действительно можно водить определенный вид машин и не сдавать для этого экзамен на права. С четырнадцати лет молодежь может ездить на них после того, как проведет семь часов практики с человеком, который имеет права. Это означает, что, если у кого-то забирают права из-за вождения в нетрезвом виде, они все еще могут водить. Только эта машина не очень быстрая, ее скоростной лимит – 45 км/ч. Впрочем, уже разрабатываются модели, которые могут ездить быстрее.
– Аурелиан, – сказала мадам водителю VSP, – как ты считаешь, мы, французы, анархисты по природе?
– Да, конечно, – ответил он. – Но мы также и не анархисты. Вот я, например. Я не могу, как вы видите, водить свой фургон, потому что однажды я немного перебрал и меня поймали. У меня забрали права. Я подчиняюсь правилам, потому что я не анархист. Но я вожу эту клоунскую машинку, как мне и позволено, и каждый раз машу рукой жандарму, который остановил меня и отобрал права. Я показываю ему неприличный знак – это, по-моему, очень по-анархистски.
Аурелиан попивал красное вино и выглядел очень довольным собой. Но он был разочарован тем, что мы не продолжили беседу. Мы знаем – французы просто обожают дискутировать. Если есть возможность сказать что-то, используя сто слов вместо десяти, будьте уверены – они сделают именно так. Каждое мероприятие, на котором я побывала во Франции, начиналось позже, потому что они не могли упустить возможность произнести речь. Французские слушатели всегда воспринимают это нормально, а иностранцы сильно удивляются. Будь это открытие дороги, ресторана или концерт – все, что можно начать с долгой беседы, воспринимается как шанс блеснуть своим красноречием. Умение красиво говорить считается великим талантом – во Франции нет такого понятия, как «слишком много болтать». Иногда дискуссии превращаются в споры с оскорблениями и криками. Месье и мадам Жуп, живущие напротив нас, часто кричат друг на друга, бросаются оскорблениями так, что каждый прохожий их слышит. Жан-Клод говорил мне, что это признак здоровых отношений, раз партнеры так близки, что могут кричать и оставаться друзьями, любовниками или супругами после окончания ссоры. Возможно, в этом есть смысл.
Пока мы с Марком осмысляли тот факт, что человек, лишенный прав, может водить машину, раздался странный звук, как будто кто-то душил кота. Четверо худых мужчин, одетых в кожу, со спортивными банданами и в темных очках, начали настраивать свои музыкальные инструменты – две трубы, барабан и гармошку. Они начали петь с сильным акцентом:
– Desmond has a barrow in the market place – ob-la-di ob-la-dah, – и вышли из кафе. Вот такой городок – дружелюбный и немного странный.
Во Фрюже особо нечего смотреть, но несколько интересных зданий найдется. Еще там есть общественная колонка, из которой местные берут минеральную воду. Люди там очень приветливые. Когда я узнала, что Матильда Пари, архитектор и владелица ресторана Bulot Gourmand, организовывала вечеринку, чтобы отпраздновать первый год с открытия, мы с моей подругой Кэт решили устроить вечеринку для девочек. Кэт – австралийка, дизайнер тканей, которая приехала во Францию, чтобы присматривать за домом в нашей деревне. Она и ее муж-грек соблазнились потрясающими видами Семи долин и доступными ценами на жилье и не смогли уехать после того, как закончился срок работы. Они купили дом на другой стороне долины, где стали выращивать овощи на вершине холма. Кэт использует овощи как источник вдохновения для дизайна и делает великолепные ткани в своем причудливом деревенском доме. Вечеринка проводилась в Domaine de la Traxène, местном шато, мимо которого я проходила много раз и очень хотела попасть внутрь, чтобы посмотреть, как его превратили из развалюхи в прекрасный дом.
Вечеринка должна была начаться в 8 часов, и мы приехали вовремя. Темой вечера была Мексика. Там была группа музыкантов и танцоры. Хозяйка, переодетая в кактус, и ее помощники раздавали бокалы с пуншем. Французы начинают ужинать намного позже, поэтому мы сели за первое блюдо около десяти вечера и к тому моменту были достаточно навеселе.
Французы умеют расслабляться. Я не знаю, было ли это потому, что в деревне мало что происходит и поэтому нужно выжимать из повода все возможное, или же потому, что они просто любят веселиться. Включите веселую мелодию, и они пустятся в пляс – там были и мексиканские танцы, и хороводы, и диско, и бальные танцы, и ча-ча-ча.
Конечно, не могло обойтись без пения. Что поразило меня больше всего – это то, что люди знали все слова ирландских народных песен. Видимо, они очень популярны в этом районе.
Я не знаю, когда закончились танцы – мы с Кэт ушли рано утром, пока все еще плясали под Mambo No. 5 [20]. Воздух здесь очень чистый, и звезды казались ближе и ярче, чем когда-либо. Полная луна освещала нам дорогу домой. На деревенских тропинках нет фонарей, и их спокойствие нарушают только зайцы, совы и ястребы, которых иногда пугают фары машин. Что они думали о шуме вечеринки, отражающемся в долине, я даже не представляю.
Скоро у меня появился еще один шанс посмотреть на то, как французы любят вечеринки, когда друзья пригласили Марка и меня на пивной фестиваль около Эсдена, в местный salle des fêtes