Может, это покажется странным, но я не так хорошо знала Марка, хотя к этому моменту мы были вместе уже пять лет. Я встретила его, когда покупала старую машину у друга моего друга по цене еды на неделю для семьи из четырех человек. Денег у меня почти не было, и я была одинокой мамой. Друг друга привез к моему дому очень старый автомобиль и уехал с деньгами, а я осталась с машиной, которая не заводилась, и с его напутствием: «Наверное, автомобилю потребуется небольшой ремонт. Он не был на ходу уже какое-то время».
В общем, я решила пролистать местную бесплатную газету News Shopper в поисках ремонтной компании и позвонила по первому увиденному номеру, договорившись с механиком на воскресенье.
Я открыла дверь высокому мужчине с бородой, с насмешливыми серыми глазами и кривой улыбкой, и мне показалось, что в меня ударила молния – я сразу почувствовала сильное притяжение. Механика звали Марком, и починка авто была одним из его многочисленных навыков. Он посмотрел на машину, которую я купила, и сказал, что ее нужно сдать на металлолом. Он был привлекательным, разведенным, веселым и страстным. Я тоже была разведена уже несколько лет и думала, что никогда не выйду замуж еще раз, потому что у меня были проблемы с поиском подходящего мужчины. В итоге Марк фактически и не уезжал. Через несколько недель он разорвал договор аренды и переехал в мой дом в пригороде Лондона (среди его навыков было и умение убеждать), и довольно скоро мы поженились.
Марк бросил работу автомеханика и обучился на финансового консультанта, и так у нас обоих оказались работы, из-за которых мы проводили вместе несколько часов в день и большинство выходных. Поэтому мы редко испытывали ту близость, которую приносят долгие часы, проведенные наедине. Конечно, так бывает у многих других пар, но то, что мы довольно плохо друг друга знали, сильно повлияло на нас в будущем.
Всю дорогу до Дувра, в поезде до Кале, за рулем по пути к городу Фрюж, где у нас была назначена встреча с нотариусом, я волновалась. Может, это была ошибка? Мы не были богаты, и чтобы купить дом, нам надо было очень много работать, хоть дом и не был дорогим – уж точно не по стандартам Великобритании. Во многом это выглядело как успешная сделка – даже маленькие домики в Лондоне стоили в пять раз дороже, чем этот. В этом же доме можно было сделать комнат двадцать, а еще к нему прилагался гигантский сад.
Всего лишь через год после покупки один из моих французских соседей сказал мне, что женщина, которая продала нам дом, купила его годом раньше всего за 30 000 евро. Они думали, что она сумасшедшая, поэтому так много заплатила, особенно учитывая, что в соседней деревне продавался дом лишь чуть меньше этого за 5000 евро. Очевидно, что вся деревня считала нас невероятно богатыми – раз уж мы так мечтали об этой развалюхе, что заплатили, по их мнению, во много раз больше, чем она стоила. Довольно долгое время после покупки наш сосед-фермер притормаживал каждый раз, когда нас видел, и потирал пальцы, намекая на наше богатство.
Мы сидели в комнате ожидания у нотариуса, и меня изнутри пожирало беспокойство, потому что я видела дом всего два раза. Первый раз – тем холодным февральским днем, а второй раз – в марте, когда мы с отцом поехали туда, чтобы сделать замеры. Он убедил меня, что абсолютно без всяких сомнений это была денежная яма и я буду платить за нее на протяжении всей моей жизни.
Впрочем, все уже было сделано.
Пока мы в офисе нотариуса ставили подпись под отказом от любых роскошеств на ближайшие годы, я отправила отца в кафе Aux Trois Pigeons («У трех голубей»), которое ютилось на углу главной площади.
С нотариусом мы провели два часа, улыбаясь, подписывая сотни бумажек, кивая и делая все так, как нам сказали, не понимая большей части происходящего. Нотариус проверил, что деньги находились там, где следует, и прочитал нам договор на быстром невнятном французском. Его ассистент сделал копии всех документов, и теперь нам надо было подписать втрое больше бумаг.
Где-то на задворках сознания я думала об отце в баре. Я была уверена, что сейчас он перестал пить кофе, начал пить пиво и со всеми болтать. Он едва ли говорил на французском, но считал, что, если произносить слова громко, все французы поймут его куда лучше.
– ПИВО, СИЛЬВУПЛЕ! – орал он всем официантам во всех французских барах и считал, что это идеальный французский. В целом это было довольно понятно для большинства французов, в отличие от «А ОРЕХИ ЕСТЬ?» Один раз он закричал:
– У ВАС ЕСТЬ ПИНТА THEAKSTON’S OLD PECULIER? – Это было в баре маленького города Монтрёй и заставило всех посетителей замереть.
Наконец нотариус и его ассистент встали, улыбнулись, сообщили нам, что мы закончили, и пожали нам руки. Был полдень, и, как я потом узнала, абсолютно все дела завершались к обеду вне зависимости от сложности проблемы или количества бумажек.
– Поздравляю, мадам Марш, félicitations [9], – сказал нотариус. – Добро пожаловать во Францию.
Мы побежали в бар, забрали отца, который, к счастью, не напоролся на неприятности, и отправились прямиком в наш новый дом. Я взяла с собой бутылку шампанского и все для пикника, собираясь отпраздновать. Мы все подписали, можно было уже не волноваться, и мы испытывали приятное возбуждение. Наш дом был в двадцати минутах от Фрюжа, и дорога пролегала среди молодых деревьев и пшеничных полей с коровами, мимо крошечных деревень со старинными домиками, видневшимися то тут, то там. Часто по дороге ходили куры, которые разбегались, услышав машину, и собаки, которые бежали к воротам, когда слышали куриное кудахтанье.
Мы прибыли в нашу крохотную деревню, проехали мимо ратуши по грязной дороге и остановились у сломанных ворот. Мое сердце громко стучало, пока мы шли по тропинке, пока вставляли ключ в замок, входили в грязную, сырую, вонючую гостиную, карабкались по лестнице, сделанной для великана, заходили в кухню и… как будто вдруг остановилась заезженная пластинка.
Мы не были в доме два месяца. Сейчас был конец мая, и казалось, словно продавец просто оставил его, услышав, что безумные англичане покупают эту развалюху в глухомани. Чего-то в доме не хватало, а что-то отсутствовало изначально.
Чего там не было:
◊ Воды
◊ Электричества
◊ Лампочек
◊ Ручек на ящиках
◊ Сигнала мобильного телефона
Мы не могли позвонить агенту по недвижимости и спросить, почему тут нет воды и электричества, несмотря на его обещания, что это все будет сделано. За 10 000 евро (во Франции за это платит покупатель, а не продавец) мы ожидали, что он хотя бы с этим разберется.
Конечно, это подсказало моему очень отзывчивому отцу, чего он сейчас хочет – чашечку чая.
Что там было:
◊ Крысиные какашки на кухонной столешнице
◊ Трава по пояс (никакого пикника)
◊ Фургон. Я была бы не против приличного фургона, но это был старый остов с разбитыми окнами, без двери и ровно посреди сада.
◊ Овца. Огромная, грязная и вонючая. Она жевала траву перед кухонным окном.
– Хорошо, – сказала я, делая глубокий вдох. – Мы знали, что дом не идеален, что тут есть над чем работать, но посмотрите на сад. Под этой ивой мы когда-нибудь будем сидеть. С ореха соберем урожай, который виден уже сейчас. Яблоня, слива и груша тоже выглядят многообещающе.
Марк и отец смотрели на меня. Я сглотнула и продолжила:
– У этого дома такой большой потенциал. Красивые балки, невероятная кремневая стена в спальне…
Отец прочистил горло и повернулся ко мне:
– Этот дом, – сказал он, – не просто дача, которую можно перекрасить – и все, готово. Дом, который ты купила, – это многолетняя реставрация и поддержание его состояния. Он не на Рождество, а на всю жизнь.
Папа так сильно засмеялся, что закашлялся, а потом напомнил мне, что мы даже не можем приготовить чай, чтобы у него не было так сухо во рту.
Не впервые я подумала, не сошла ли я с ума.
Эйфория от того, что я стала владелицей дома во Франции, растаяла в воздухе, и я вернулась на грешную землю, ударившись об нее. Весь день я бегала по холму, пытаясь дозвониться до агента по недвижимости, чтобы он решил проблему отсутствия воды и электричества.
Мы отметили покупку пикником в желтой кухне и поприветствовали дом бутылкой воды – шампанского нам уже не хотелось. Затем мы поехали обратно в Лондон, потому что назавтра и у меня, и у Марка была работа.
Только когда я легла в кровать тем вечером и думала о прошедшем дне, я осознала, какая непосильная задача лежала перед нами – надо было сделать дом пригодным для обитания хотя бы по выходным. В голове у меня кипели мысли: я купила огромный, нелюбимый амбар с земляными полами, разбитыми окнами, не запирающимися дверями, дырами в крыше и неистребимой сыростью. О нет – я же купила прекрасную французскую ферму, часть которой была построена сотни лет назад и в которой в некоторых комнатах были невероятной красоты потолки… Я купила акр заросшей земли… Нет, это был огромный сад, который когда-нибудь будет выглядеть как парк… Он продавался с овцой…
Так, минуточку. Он продавался с овцой? Во всей беготне, в поисках воды и электричества, пока мы закрывали сломанные окна, запирали двери, чтобы те не распахнулись из-за ветра, я полностью забыла об овце в саду. Это предыдущий владелец ее оставил? Она сбежала с фермы? Кто-то ее там бросил?
Многие люди считают овец, чтобы уснуть. Мне не давала заснуть одна-единственная овца.
В следующую поездку мы выяснили, что овца принадлежала местному старику. Предыдущая владелица разрешала пускать овцу в сад, чтобы она съедала траву. Конечно, как и все в деревне, и, наверное, все в радиусе нескольких миль, старик знал, что дом продали сумасшедшим англичанам за безумные деньги. Какой-то сосед, пришедший к нам домой и представившийся именем Оливье, объяснил, что старику хотелось бы оставить овцу там, так как его собственный сад был куда меньше. Так как у предыдущей владелицы из Англии возражений не было, Оливье сказал, что старик надеется, что и мы возражать не будем. Я немедленно согласилась по трем причинам. Овца будет сдерживать буйство травы. Жители деревни будут видеть нас как часть деревни. И мне она нравилась.