Однако в Экс-ан-Иссаре нам пришлось проехать через весь город к другой части парка, потому что было очень много машин. К месту проведения фестиваля мы шли пешком, и главная улица была заполнена людьми. Мы посчитали, что это признак по-настоящему сенсационного события. Сгущались сумерки – идеальное время для того, чтобы увидеть световое шоу. За толпой людей мы последовали по узкой дороге к главной площади. Мы шли рядом с бурлящим потоком, берега которого заросли деревьями, на которых висели рождественские гирлянды. Это выглядело мило, но не очень похоже на великолепное шоу, которого мы ожидали. На подходе к площади я чуть не упала в речку, когда в ней как будто из ниоткуда возник мужчина в рыбацких сапогах. Мы наблюдали, как он что-то делает на берегу реки, тихо матерясь сквозь зубы. Наконец он счастливо вздохнул, увидев, как вдоль реки загорелось… еще немного рождественских гирлянд.
– Думаю, что это и есть световое шоу, – сказал Марк.
Он был прав. Тогда мы все еще были городскими жителями, привыкшими к ярким лондонским огням и не готовыми к менее очевидным сокровищам деревенской Северной Франции. Да, признаюсь, мы были разочарованы. В большом шатре мы встали в очередь с краснолицыми французскими мужчинами, покупавшими пиво и сидр, чтобы остыть в эту жаркую летнюю ночь. Нас тепло поприветствовали, и мы нашли свободные пластиковые стулья на площади. Там мы сидели и смотрели, как в город прибывало все больше людей. Мы не знали, чего ожидать, но было очевидно, что впереди нас ждет какое-то развлечение. На прицепе грузовика, припаркованного на краю площади, выстроили сцену. На ней уже танцевали огни прожекторов и стояли барабанная установка и музыкальные инструменты. Приходило все больше людей, и свободных стульев оставалось все меньше.
По площади прошла группа подростков, играя на барабанах и на бонго, смеясь и танцуя. Атмосфера была праздничной, в воздухе царило веселье, и вскоре мы услышали, как все затаили дыхание – когда мужчина с микрофоном объявил, что главное событие вечера, ради которого мы все собрались, скоро произойдет. Огни слегка притушили, раздался бой барабанов, и огни зажглись снова. Группа и солист вышли на сцену еще в темноте и теперь щурились из-за внезапно ослепивших их прожекторов.
Раздалась музыка – французский рок, и солист начал исполнять песню. Толпа притопывала ногами, кивала головами в такт, хлопала и свистела, кто-то даже встал и начал танцевать. Вскоре мы узнали, что в этом регионе это любят. Во многих городах до сих пор проводят сезонные танцы, а если кто-то начинает играть на чем угодно, хоть в кафе, хоть на улице, почти точно какая-нибудь пара вскочит на ноги и начнет без памяти танцевать фокстрот или ча-ча-ча.
Через десять минут солист внезапно остановился. Прекратила играть и группа. В этой неожиданной тишине мы все услышали звонок сотового. Солист уперся взглядом в мужчину в толпе, который суетливо пытался выключить телефон. Затем снова начал петь.
– Это что, правда произошло? – ошеломленно спросил Марк.
Да, это правда произошло, и солист делал так еще три раза – каждый раз, когда он считал, что его фанаты недостаточно сильно погрузились в обожание.
К этому моменту мы были не только в замешательстве, но и в восторге, как и все остальные слушатели, большинство из которых теперь с наслаждением ели мидии, которые подавали в больших кастрюлях, и картошку фри, которую можно было купить в вагончике. Мы думали, что лучше и быть не может, но в конце выступления, когда звездный солист готовился представлять свой последний номер аудитории, группа надоедливых подростков снова стала играть на барабанах. В этот раз солист убежал со сцены и так и не вернулся.
Это было, как сказали все, кто сидел у бара после концерта под светом звезд и ярчайшей луны, невероятно запоминающаяся и очень приятная ночь.
Глава 6. Холодный, как лед
Зимой все поменялось.
Начиная с октября стало холодать. По ночам чистое небо покрывалось звездным ковром, а по утрам от изморози сверкала трава. Хотя зима была не такой уж и суровой, для нас это был первый опыт французской зимы, и он очень отличался от зимы в Лондоне.
Первый сосед, с которым мы познакомились и подружились, был Жан-Клод. Мы видели его каждый раз, когда приезжали во Францию, – мимо нашего дома он ездил к своей теще Клодет, которая жила на вершине нашего холма. Ему было около пятидесяти, и до инфаркта он был фермером, после чего ушел на пенсию. Его румяное улыбчивое лицо было морщинистым, сам он был низеньким, с волосами, зачесанными на сторону, в толстых очках и всегда в зеленой охотничьей куртке. Каждый раз, когда мы его видели, он пожимал нам руки и говорил о погоде. Лишь потом, когда мы подружились с другими жителями деревни, мы узнали, что его называют Monsieur Partout, «господин Везде», потому что он бродил по деревне целыми днями, останавливаясь поздороваться с друзьями и соседями за бокалом вина или кружкой пива (зависело от того, было ли на дворе утро или вечер).
Одним холодным ноябрьским утром он прошел мимо нас, когда мы возвращались из супермаркета в Юкелье, и, как всегда, остановился поболтать.
– Думаю, что скоро пойдет снег, – заметила я.
– В этой деревне никогда не бывает снега. Уже лет десять как не было, – объявил он с полной уверенностью и ушел.
Мы вползли в дом. Несмотря на то что прошлым вечером мы разожгли огонь в камине, в доме было очень холодно.
В этот момент мы абсолютно не знали, что мы тут делаем.
Мы стали все реже приезжать в дом, так как становилось все холоднее. И несмотря на уверенность Жан-Клода, снег все равно пошел – а мы все еще планировали провести Рождество во Франции. Отец приезжать отказался:
– Маловероятно. Чертовски холодно. Лучше поеду в гости к твоему брату – там тепло и сухо.
В канун Рождества я закончила работать в обед и села на поезд домой от Лондонского моста. Мы загрузили в машину чемоданы и отправились во Францию.
Когда мы приехали, а это было ранним вечером, было уже очень темно. Во всех домах были закрыты ставни, которые защищали от холодного воздуха, и казалось, что деревня заброшена. Любители «Ходячих мертвецов» предположили бы, что случилось самое плохое. Путь от Кале вел нас по дороге А16 мимо десятков крошечных деревень. Нас удивило, что вокруг было так мало рождественских украшений – несколько грустных звезд вдоль дороги, несколько фонарных столбов, украшенных остролистом, – в общем, только это и символизировало праздник.
В нашей деревне единственный признак Рождества заключался в том, что на дереве рядом с ратушей повесили одинокую разноцветную гирлянду, и она раскачивалась на вдруг поднявшемся ветру.
Мы припарковались у дома, наполненного рождественским духом. Вытащили пакеты ароматной еды, достали бутылки вина и шампанского, купленные в супермаркете в Булонь-сюр-Мер, который находился по дороге к дому, и вставили ключ в скважину. Наш праздничный восторг немного утих, когда мы открыли дверь. Внутри было намного холоднее и мрачнее, чем снаружи. «Не важно», – подумали мы. Нам удалось купить дров для гигантского камина у мужчины, который приехал к нам на грузовике. Мы узнали, что найти доставку не всегда просто, потому что у всех наших соседей были тракторы или трейлеры и они сами все забирали. Те же поставщики дров, которые обещали приехать, не приезжали в девяти случаях из десяти. Мы купили три тонны дров. Они до крыши заполнили свинарник в саду, и мы посчитали, что этого хватит на год или два.
Марк разжег огонь, я поставила чайник, и из-за этого, как всегда, притух свет в доме. Мы узнали, что если в Великобритании ты просто втыкал в розетку устройства и они работали, то во Франции надо было платить за определенное количество электричества. Мы выбрали самый низкий тариф и платили за три киловатта. Это значило, что если мы одновременно включали чайник, свет и водонагреватель, электричество кончалось и свет тускнел. Если включить еще и фен, то отключалось вообще всё. Потребовалось много прогулок к вылетевшим пробкам с фонариком, чтобы мы наконец пожаловались на это Жан-Клоду, который посоветовал просто позвонить в энергетическую компанию и сменить тариф.
Через четыре часа дома стало теплее, но не уютнее. Телевидение не ловило, но можно было смотреть DVD, и мы съежились под одеялом как можно ближе к камину и смотрели фильм. Наступала ночь, но романтики в этой ситуации не находилось – кровать была сырой, комната промерзла, и казалось, что весь жар пропадал в 20 сантиметрах от камина.
Рождественским утром мы поехали на вершину холма, чтобы поймать мобильный сигнал и позвонить родственникам и друзьям – пожелать им всего самого лучшего. Потом мы вернулись в дом, чтобы приготовить ужин. Духовки у нас все еще не было, поэтому мы запланировали барбекю с шампанским.
Мы сидели в саду с переносным обогревателем и смеялись над тем, как же это все отличалось от нашего обычного Рождества в Лондоне. Мы играли в бадминтон, стреляли в швабру из пистолета с резинками и очень много говорили. Ничего, кроме холода, нас не отвлекало, и ничего не требовало нашего внимания. Мы, впрочем, решили, что лучше приезжать в дом только в теплые месяцы.
В эту ночь мы пошли гулять по деревне. На дорогах не было фонарей и гирлянд и вообще никаких признаков, что наступило Рождество. Даже гирлянду у ратуши выключили к этому моменту. Ветер прекратился, и все небо заполнили сверкающие звезды. Чем больше мы смотрели в небо, тем больше видели – миллионы крошечных бриллиантов освещали дорогу. Мы бродили с фонариком, луч которого пугал диких фазанов и тетеревов. Поля сияли изморозью, покрывшей каждую травинку. Мы слышали уханье сов, которые переговаривались друг с другом через черепичные крыши деревенских домов, и лай собак из-за заборов. Воздух пах горящим деревом – печи топились у всех соседей. Мы держались за руки и гуляли, пока у нас не замерзли носы.
Мы прошли мимо дома, из которого выскочил мужчина, чтобы выбросить бутылки в специальную корзину у крыльца и завтра пойти в специальный пункт приема бутылок.