— Все понял. Понял, кто тут лишний.
Видимо, что-то в моем тоне ее напрягло, ударило по струнам ее большой души, которая была даже больше сисек, и заставило вспомнить, что все-таки она добрая, отзывчивая, моя вторая мамочка.
— Ну, Ромк… — растерянно протянула она. — Ну я не…
Вот только было уже поздно.
— Не переживай, Полин, — успокоил я, ища в сумке сухие плавки, которые могу надеть, — все нормально. Это твои подруги, твой праздник. Ты оставайся. А я уеду. Вызову такси и уеду.
— Ромк… — с какой-то тоской протянула сзади моя хаус-леди, уже, похоже, и сама жалея, что пошла против женского инстинкта.
— Ты уж прости, что столько времени тревожил тебя, когда ты так всего этого не хотела. Но ничего, такого больше не будет…
— Ну, Ром…
— … а когда ты вернешься после праздников, обещаю, что все будет по-другому. От меня больше не будет ни взглядов в твою сторону, ни прикосновений, ни каких-то намеков. Я больше тебя ничем таким не потревожу. Потерпишь меня полгодика, а потом…
— Что «потом»? — шумно выдохнули за спиной.
— А потом я поступлю в университет, найду общагу и переберусь туда, чтобы тебе было проще, — закончил я давать ей наш новый расклад. — Считай, Полин, что это мой новогодний подарок тебе…
Внезапно теплая ладонь коснулась моей спины и нежно погладила, мешая мне собираться.
— Ром, я не этого хотела…
— Долгое время, — вздохнул я, напоследок вбирая это тепло, — еще до всех остальных ты была для меня самой желанной женщиной, которую я всегда носил с теплом в своем сердце…
Женские руки ласково обвили мою грудь, теплая ладонь теперь легла мне на сердце, а к моей спине прижались огромные теплые шарики, согревая замерзшего меня.
— … но я готов запереть свое сердце для тебя, — с грустью добавил я, — раз уж тебе это настолько не нужно. Все равно ты останешься для меня особенной, — и развернулся, заключая ее в ответные прощальные объятия, прижимаясь к ней всем телом, всеми его мягкими и твердыми частями.
Чего уж стесняться — раз это в последний раз.
— Ром, — Полина посмотрела на меня большими сверкающими глазами, — каким же ты стал взрослым!..
И следом сама поймала мои губы.
Некоторое время мы целовались, с каждой секундой делая этот прощальный поцелуй все страстнее и жарче, подключая к нему уже не только губы, но и языки, и руки, и наши все нетерпеливее трущиеся друг о друга тела, все больше желающие познать друг друга. Внезапно — я даже сам не понял когда — этот поцелуй перестал быть прощальным — видимо, когда из вертикального положения мы вдруг переместились в горизонтальное. Не размыкая губ, оказались на кровати: я сверху, а Полина подо мной — зарумянившаяся, тяжело дышащая. Она еще крепче обвила мою шею руками, еще горячее прижалась ко мне грудью, без слов прося, требуя и даже умоляя слиться с ней. И сама же, отвечая желанию — общему желанию на двоих, — широко развела ножки, открывая мне доступ ко всему, чего я так давно хотел.
Да неужели?..
— Ах! Ааах… Да! Рома!.. Да, да… Ах, ах!.. Ох, хорошо!.. Ромка, да-да, еще!.. — извивалась Полина подо мной.
Я же трахал ее и параллельно щипал себе руку. Щипал и щипал — уже практически до красноты. Нет, я не сплю, да, это реальность… Ее губы шептали мое имя, ее бедра крепко обвивали мои бедра, а огромные самые красивые на свете сиськи подпрыгивали подо мной, потирались о меня, вводя в какой-то почти мистический транс, стирающий границы между самыми смелыми фантазиями и реальностью, которая сейчас была гораздо круче. Я реально трахаю Полину…
Нет, не так. Я РЕАЛЬНО ТРАХАЮ ПОЛИНУ! Так, что прям до оргазма, прямо в ее теплую ласковую киску — так, чтоб залить ее собой до краев. Да неужели же это случилось⁈ Похоже, Дед Мороз и правда существует!..
— Ооох! Аааах… Ромааааа…
Полина!.. Полина, Полиночка, моя мечта, моя фантазия, самая женственная из всех моих женщин, образец женщины, практически языческий идол, около которого совокуплялись на Иван Купала, наконец дала мне себя, принадлежала мне, и я вовсю устраивал с ней — устраивал в ней! — праздник плодородия. Наконец! Наконец! Наконец-то!..
— Да! — в такт мне стонала она. — Бери меня! Бери, бери, бери!..
О, с каким же упоением я ее брал! Все глубже исследовал ее изнутри, узнавал так, как еще не знал. Сжимал, стучал, долбил раскинувшуюся передо мной капризную, строптивую, упрямую красотку, которая уже не была такой, стоило мне в ней оказаться — напротив, она стала мягкой, податливой и послушной…
— Рома… Ромочка… Плохой… хороший… Хороший мой… — прижимала она меня к своей роскошной груди, так что я просто утопал в ее необъятных формах.
Наше соитие, близость наших тел, слияние наших эмоций были абсолютны. Наконец-то после долгого трудного пути я, словно Одиссей, вернулся домой — и в этом теплом уютном домике меня ждали с восторгом и счастьем.
— Рома… Ромочка… Хороший мой… Сладкий мой… — в экстазе приговаривала Полина, пока горячими мощными толчками я наполнял ее лоно собой — так глубоко, что буквально омывал вход в ее святилище. — Как же хорошо!.. — стонала она, ощущая мой оргазм в самых своих глубинах.
— Полин, ты… — начал я, чувствуя, что готов говорить ей любые комплименты в промежутках между сводящими с ума толчками в ее промежности. — Ты просто…
Закончить она мне не дала, прильнув губами, начав жарко, неистово сосать, все глубже вбирая меня в себя. Ее руки стиснули мои плечи, крепкие женственные бедра сжали меня, требуя продолжать. Стоило ей лишь почувствовать мой белок внутри, как моя красотка уже не могла остановиться, жадно получая его от меня снова и снова.
— Так тебе… так тебе… — шептала она, еще теснее вжимаясь в меня. — Люби меня! Да-да! Еще! Ааааа…
Разумеется, от такого саундтрека я в ту же секунду распался в ней очередным фейерверком, заливая теплом самые укромные ее местечки. Пронзенная моим извергающимся достоинством, Полина натурально забилась в сладких судорогах, страстно елозя промежностью, впитывая до капли все, что я в ней оставил. Головой она больше не думала, предпочитая полагаться на мою, добывавшую для нее чистое удовольствие из самых глубин ее лона.
— Рома… Рома! Ромочка!.. — блаженно зажмурившись, все быстрее шептала она.
Это все больше напоминало исступление — мистический экстаз, в который красотка — моя! моя красотка! — нырнула с головой, как в горячую купель.
— Ромааааа…
— Смотри, Полинка-то вообще улетает, — вдруг хихикнула Окси, явно привлеченная нашими сладкими звуками.
— Кайфанула девочка, — довольно резюмировала Тамара. — А мы ведь ей сразу говорили…
— Да вы… ааааа… — уже не в силах ответить моя любимая красотка постарше лишь стонала и подрагивала, все глубже принимая в себя меня — под одобряющие и немного ревнивые взгляды ее подруг, наблюдавших, как старательно и напористо я ублажаю счастливицу.
Долго стоять и смотреть они — отлично знающие, какое удовольствие я могу подарить, отлично видящие, сколько его получает Полина — уже не смогли и присоединились к нам, лаская меня и ее, помогая ей прийти к финишу побыстрее, чтобы поскорее занять ее место собой. Сегодня я был главным подарочком, тем, без кого этот праздник не удастся — и это читалось в глазах всех моих прекрасных дам.
— Видишь, Ром, — жарко прошептала мне на ухо Тамара, потираясь спелыми дыньками о мое плечо, — как и обещала… она твоя…
— Возьмешь меня следующей! — жадно облизала мою мочку с другой стороны Оксана, тоже потираясь о меня буферами. — Я могу стонать не хуже…
В это мгновение я был словно электрод, соединяющий собой два мощных источника животного тока и передающий всю их бешеную, необузданную энергию Полине — прямо в ее раскрытую чакру, ее женский мозг — давая туда такой мощный заряд секса, что она ловила одну сладкую судорогу за другой, извиваясь на постели, сливаясь со мной — без пауз, передышек и поблажек. Это была какая-то примитивная магия, но главная магия в этот миг искрилась в глазах моей красотки, которая, казалось, вот-вот переполнится удовольствием и расплескается подо мной прямо на кровать.
— Ааааааааааааааааа…. — выдавала она уже даже не стоны, а одну букву всякий раз, когда ее накрывал очередной экстаз.
От такой вереницы непрекращающихся удовольствий моя бедная, так долго нетраханная Полиночка, жившая последние месяцы как аскет, вскоре совсем поплыла, за один раз получив столько радостей, что уже еле дышала от кайфа и усталости, но все не могла остановиться, голодно выжимая из меня еще и еще. За все месяцы, что мы с ней не трахались, за все годы, что она мне не давала. Я же продолжал долбить ее еще и еще — без устали и перерывов — показывая каждым толчком, каждым мощным взрывом, какой правильный выбор она сделала сегодня и как я буду за него награждать.
— Ааааааааааааааааа…
— Оооооооооооооооо…
— Ууууууууууууууууу…
И снова:
— Ааааааааааааааааа…
Признаться, я мог слушать эту симфонию кайфа бесконечно, затрахивая мою податливую красотку до потери сознания.
— Ну все, пора отдохнуть! — спасла ее от меня Оксана, уже сама чуть не трахнувшая мое плечо. — Хорошего понемножку, Полинк!.. А то уедешь еще на радостях…
— Да и тебе, Ром, — прошептала Тамара, жадно взирая на мой мокрый блестящий весь в смазке ее подруги маяк, единственный проводник в этом океана наслаждений, — надо бы сил вернуть…
Не волнуйтесь, дамы, моих сил на всех вас хватит — еще сами будете просить остановиться…
Как в больничку, всей компанией мы вернулись в парную — голые, раскрепощенные и готовые праздновать до утра. Пока Окси как врач отпаивала мою управляющую шампусиком, меня взяла в оборот наша предприимчивая бизнес-леди, затянув обратно в купель, где сразу же приступила к своему лечению.
— Ах!.. Ох!.. Обожаю, когда ты меня трааааа… — не сдерживаясь, кричала она, активно насаживаясь задницей на мой маяк, добавляя к витавшему в воздухе пару горячий саундтрек из стонов, жарких шлепков и сочных брызг.
Звуки оказались настолько соблазнительными, что наша развратная медсестричка, забыв о клятве Гиппократа, запрыгнула к нам. И вот уже две подруги обкатывали меня, давая третьей наглядное пособие, на что я способен.