Почему волшебного? Потому что с него так просто не соскочить…
Наконец, насладившись друг другом на дорожку — напоследок, в последний раз (по мнению одной наивной красотки), — мы собрали вещи, сдали шале и сели в ее машину.
— Ромк, пристегнись! — выдала Полина, с ходу возвращаясь в режим опекунши, и взялась за руль так же уверенно, как всего полчаса назад бралась за мои бедра, раз за разом притягивая их к своей промежности.
Решив ей напомнить, что я уже не просто опекаемый, а опекаемый с преимуществами, я устроил руку на ее еще теплую от наших недавних ласк коленочку.
— Ромк, не наглей! — с важным видом смахнула мою конечность хозяйка коленочки. — Что было на горячих, осталось на горячих… — и выразительно показала на вывеску, оставшуюся позади нас. — И когда мы вернемся в город, между нами больше ничего не будет. Понятно тебе?
— Ну если ты так хочешь… — протянул я, откидываясь на кресло, уже прекрасно зная, что она не выдержит.
Взгляд упрямицы косо скользнул по всему моему телу, которое она без устали ласкала последние дни, и быстро метнулся к дороге.
— Дома ничего не будет! — строго подытожила моя хаус-леди, скорее, делая наказ себе, чем мне.
— Дома ничего не будет, — как мантру, повторила она, когда мы наконец подъехали к дому и остановились у ворот.
— Дома ничего не будет! Даже не думай! — еще суровее выдала моя красотка, когда мы переступили порог.
— Вообще-вообще ничего! — покачала она пальчиком перед моим лицом и торопливо скрылась на кухне, где тут же возбужденно забренчали кастрюли, словно скандируя: «держись, Полина, держись!»
Надо ли говорить, что сорвалась она буквально сразу. Прибежала ко мне, когда я мылся в душе с дороги, и, нетерпеливо стянув с себя одежду, залезла следом, обняла меня сзади, прижалась огромными сиськами и сообщила, что натрет ими спинку. Оо, я мигом развернулся к ней, притянул ее к себе, и мы натерли кое-что другое нам обоим прямо под струями бьющей на нас сверху воды.
— Но больше ничего не будет, — после твердо заявила Полина, еще мокрая от душа и нашей страсти. — Это один раз, напоследок!
Однако, не иначе как решив, что одного раза напоследок мало, тем же вечером пришла ко мне в кровать, забралась голая под одеяло и всем телом прильнула ко мне.
— Больше ничего не будет! — выдыхая это вместе со стонами, пообещала она, когда я хорошенько обкатал ее киску уже в моей постели.
— Вообще ничего не будет… — жарко пробормотала упрямица и не в силах совладать с собой забралась на меня во второй раз.
Она была как запивший в завязке алкоголик, который решил, что лучший способ оставаться трезвым — это купить себе бар. Наконец на третий заход, когда даже гравитация не выпустила ее из моей постели и снова бросила на мой пах, Полина сдалась.
— Ну почему… почему я не могу сдержаться? — стонала эта непоследовательная красотка, обхаживая мой стояк своими бедрами так жарко, что удержаться не мог и я, щедро заливая ее собой.
Потому что, Полин, забравшись на меня хоть раз, просто так с меня уже не слезешь. Не веришь, спроси у подруг — моих или своих — без разницы, потому что все подсели на меня.
— Уломал-таки… — выбивая из меня очередной оргазм, начала кончать она. — Развел меня… Какой же ты все-таки паршивец!.. Сладкий… сладкий… мой паршивец… аааа…
В этот миг, трахая Полину на своей кровати, беспрепятственно зарываясь в ее пышные буфера, тиская ее шикарную задницу и растягивая ее строптивую, но такую мягкую и отзывчивую киску, я подумал, что впервые моя жизнь в моем доме была именно такой, какой я с самого начала и хотел.
Так мы теперь и жили: украдкой, урывая сладкие моменты у домашних забот, дел гостевого дома и, главное, у запутанной Полининой логики, где любое нововведение — например, моего члена в ее вагину — проходило с тяжелым скрипом. Хотя ее киска уже много раз с жадностью принимала меня, ее мозги принимали это не столь же охотно. Как только упертая красотка убедилась, что уже больше не может себе во мне отказывать, а затем перестала отказывать и мне в себе, пуская меня в себя, у нее начиналась неминуемая стадия обраток.
— А что будет, если твои бабушка с дедушкой узнают? — нервно выдыхала она, прыгая на моем стояке и покачивая перед моими глазами своими великолепными скачущими от каждого толчка сиськами. — Если узнают, они же меня уволят! За совраще… А! Ааа! Ааааа…
Удерживая ее бедра, придавая им нужные амплитуды, я заверил стонущую красотку, что этот страх был совершенно беспочвенен. Если мои бабушка и дедушка узнают, максимум сделают втык — причем не ей, а мне. Потому что найти вторую такую офигенную управляющую с такими офигенными сись… ой, то есть управленческими талантами будет даже сложнее, чем второго такого внука. Еще и скажут мне: «смотри, если уволится из-за тебя, снимем с тебя шкурку и постелем перед входом!»
— А что будет, когда Ариша вернется? — сетовала встревоженная красотка, вставая на четвереньки и пошире раздвигая ноги, стимулируя меня покрыть ее на манер наших далеких предков.
А это вообще была самая незначительная из всех обраток. На этих зимних каникулах одна охреневшая законница к нам больше не вернется — по крайней мере, я уже сделал все, чтоб оно так и было. Арина, выехав из «Престижа», когда оплаченная подругой халява закончилась, написала мне сообщение: «еще сердишься?» Я ответил как есть, не особо скупясь на эпитеты — несмотря на то, что мой Новый год удался на славу, влазить в мои планы и в мои отношения не имеет права никто, ни одна енотиха! Верно считав, что ее недолупленной заднице в этом доме не поздоровится, паразитка не рискнула встречаться со мной аж до самого отъезда, бегая от моих глаз и коротая время у Алены. Полина не особо возражала, потому что хотела трахаться и не хотела палиться. А затем ее сестрица и вовсе отчалила из Карпова, но вместо того чтобы расслабиться, моя красотка постарше продолжила греть мозги. И у нее, конечно же, появилась новая обратка.
— Нет, мы не должны… — выдала моя хаус-леди, вновь оседлывая меня. — А вдруг твои подруги догадаются!..
Можно подумать, у моих подруг нет других забот. Когда они меня видят, они так жадно набрасываются на меня, что им глубоко пофиг, кто был до них и кто будет после. Например, в один из постновогодних дней меня буквально похитили вернувшиеся из Питера Инна с Валентиной. Ворвались ко мне в комнату, отобрали телефон, закрыв глаза, вывели из дома, увезли в неизвестном направлении и несколько часов исполняли с моим похищенным телом все свои накопившиеся фантазии. При этом густые Полинины засосы не вызвали у них желания выяснить, кто это оставил — наоборот, им захотелось оставить такие же свои.
А когда мои спортсменки вернули меня, засосанного, закусанного, затраханного, моя заботливая управляющая возмущенно всплеснула руками, сказала «что ж они за звери-то такие!», отвела меня в комнату, раздела и устроила детальный, тщательный осмотр всего нанесенного ущерба. А после, возбужденная до крайности, не дав мне даже принять душ, полезла наносить и свой.
— Ну все, — сразу после секса выдала она новую обратку, игриво водя рукой по моему в ноль опустошенному паху, — теперь уже точно все! У тебя же девушка есть! Вернется — и больше ничего не будет!..
И эта обратка — по масштабности и частоте упоминаний — заслонила собой все остальные.
— Через три дня твоя девушка приедет, и все закончится…
— Через два дня твоя девушка приедет, и больше ничего не будет…
— Завтра твоя девушка приедет — и конец!.. Давай напоследочек…
У нее словно в календаре красным кружком был отмечен приезд моей девушки, по странному стечению обстоятельств совпадавший в этом запутанном мозге с концом ее сексуальной жизни.
— Ну все, это точно было в последний раз! — решительно сообщила Полина, слезая с меня и опуская еще подрагивающие ноги на пол. — Сегодня твоя девушка вернется, и сегодня же все закончится…
Ее голая отлюбленная мною задница, призывно покачиваясь, так и приглашая немедля присоединиться, скрылась в моей душевой, явно не собираясь заканчивать ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-нибудь — являя ярчайший пример двойной морали в действии. Интересно, что же ее непоследовательная хозяйка придумает дальше, чтобы объяснить себе, почему мы все еще трахаемся, даже когда приедет моя девушка?..
— А это что? — скептически спросила Полина, глядя на протянутую Даной яркую глиняную бутылочку.
Мне так и захотелось отвесить моей красотке постарше воспитательный шлепок по пятой точке, чтобы просто приняла подарок, сказала спасибо и не делала нервы моей девушке, которую, к тому же, так долго ждала.
— А это сибирский бальзам, — терпеливо пояснила моя милашка, очевидно решившая начать Новый год на хорошей ноте. — На сосновых шишках. Полезен для здоровья, укрепляет иммунитет, и вообще он очень…
Однако моя хаус-леди, казалось, из всего, что было на этикетке, узрела лишь одну фразу: «идеален для зрелого возраста». Полин, да прими ты уже подарок с благодарностью! А ты, Дана, не тролль ее возрастом — в конце концов, мозги там не настолько зрелые.
— На шишках, значит! — хмыкнула красотка постарше. — Хочешь меня на шишку посадить? Смотри, я же сяду!.. — и загоготала над своей сомнительной шуткой.
Моя милашка с непониманием взглянула на меня — мол, о чем это она? Я лишь пожал плечами — видимо, какой-то возрастной юмор.
— Спасибо, конечно, — сменила сарказм на милость Полина, наконец приняв бальзам. — Отдыхайте пока, скоро тортик будет. Тоже тебе в подарок, — выставила она сиськи в сторону моей девушки. — А я уже пойду на шишку сяду!.. — и, вновь загоготав, позвякивая подарочком, отправилась на кухню.
— Не могу понять, — проводила ее глазами Дана, — это она так успокоилась или совсем с ума сошла?
Не поверишь, у меня был точно такой же вопрос — только про твоего папашу. «Ладно, пока живи!» — такое сообщение этот таежный мопс неожиданно прислал мне по итогам поездки дочери в Сибирь. И мне теперь не терпелось узнать,