— Я меняю тему? — повернулась она к нему. — Это ты меняешь тему! Только этим и занимаешься!..
И они продолжили ровно с того же момента, на котором остановились. Меня тут как будто вообще не было — упаду я здесь замертво, они, глядишь, и не заметят. И правда, челюсти — верхняя и нижняя — и сейчас я на своей шкуре ощущал, каково это между ними оказаться.
— … я ведь хотел все по-хорошему! Но ты ведь сама херню устроила!
— … я устроила? Херню вечно устраиваешь только ты!..
Боже мой, какие же вы оба… долбанутые! Все, на хрен и тебя, и тебя — на хрен вас обоих! Крушите свои тачки, бейте головы, бейте задницы, рвите нервы. А я все, пас, сваливаю. Больше меня рядом с вами не будет! И если однажды вы-таки прибьете друг друга, я хочу быть от вас как можно дальше!
— Идите вы на фиг, придурки! — проорал я, уже зная, что по-другому меня тут не услышат. — Хоть прибейте друг друга, а я ухожу!
— Вот, даже его довела! — махнул на меня Мишель. — Понимаешь, какая ты зараза? Как с тобой тяжело!
— Со мной тяжело? А с тобой как будто бы легко! — выдохнула Катерина. — Да я такая из-за тебя, дебила! Как вообще можно быть таким дебилом?..
И выхватила у него монтировку. Я уж не стал смотреть, по чему она будет лупить: по капоту его тачки, по багажнику своей, по нему самому. Мне уже было плевать. Оставив за спиной их дебильные разборки, я пошел искать способ выбраться отсюда — потому что кровь текла не переставая, и у меня был реальный шанс истечь до смерти — прямо в этом дурдоме среди колосящихся полей.
К счастью, вдалеке показались огни попутки, и я начал отчаянно махать руками, привлекая внимание. Девушка за рулем, увидев аварию, закономерно остановилась — как делают нормальные люди, — без вопросов пустила травмированного меня в салон и, спросив, что со мной, заботливо протянула мне салфетки. Левая незнакомая девчонка позаботилась обо мне больше, чем два человека, которые знали меня всю жизнь.
Хотя, если подумать, и в детстве было точно так же. Я всегда был в этой сумасшедшей компании третьим, но не тем третьим, без которого не устоит тренога, а тем, который лишний — который только мешал им двоим сходить с ума вдвоем.
— … я столько просил уехать со мной! Что, сложно было уехать?
— … а что, сложно было остаться? Как будто я просила меньше!..
— А что у них там? — озадаченно спросила моя спасительница, прислушиваясь.
Любовь?.. Или как это безумие у них называется?.. Глядя на эту чуть не прибившую друг друга парочку, я подумал, что еще дешево отделался.
— Может, им помощь нужна? — спросили рядом.
— Ага, — кивнул я, пристегивая ремень, чтобы уже свалить куда подальше, — психиатрическая.
В другой помощи они здесь не нуждаются.
Надо ли говорить, что когда мы уезжали, они, побив все, что только можно, теперь сосались. Надолго ли? Мне уже не было дела.
Ep. 174. Хэппи-энд
— У тебя прям не жизнь, а бразильский сериал, — хмыкнула Арина, подавая обрабатывающей мою голову Марианке чистую ватку. — Никакого кабельного не надо!..
Добрая самаритянка с личным авто, подобравшая меня с места аварии, довезла мое раненое тело до гостевого дома, где меня, охая, ахая и ужасаясь моему окровавленному виду, подхватили мои заботливые домочадки. Завели в гостиную, усадили на диван и принялись тщательно осматривать. Разумеется, сразу же возникли вопросы: кто меня, где меня и что со мной вообще случилось? Не став вдаваться в детали, я в общих чертах описал, как «покатался» с Катериной.
— Надо ли напоминать, что я тебя предупреждала? — мягко пожурила меня Марианка, водя смоченной в зеленке ваткой по моему подбитому фейсу.
Ой, не сыпь соль на рану! Да, тебя надо было послушать, да, сейчас я и сам это отлично понял — более того, сейчас и сам был готов предупреждать каждого, кто не Мишель, что не стоит с ней связываться. Два зла просто нашли друг друга, и хорошим добрым людям вроде меня от них лучше держаться подальше. Как я вообще мог об этом забыть?
— Марианка, ну нашла время для нравоучений! — проворчала с другой стороны от моей травмированной головы Полина и, выдавив на пальчик немного заживляющего геля, начала активно втирать его в мой нос.
— Ай! — чуть поморщился я.
— Сильно больно, Ромк? — растерянно пробормотала она, глядя на меня так, словно хотела кинуться и расцеловать, но сдержала сей благой порыв. Видимо, я был еще недостаточно травмирован, для того чтобы позволить себе со мной слишком много.
— А мне вот интересно, — подала голос наша прокурорша, которой, с учетом ее послужного списка, доверили лишь держать аптечку, — они побили целых две тачки только для того, чтобы помириться?
— Ну что ты, — усмехнулась наша богиня любви, лучше многих разбиравшаяся в этом вопросе, — они побили тачки, чтобы еще больше посраться…
И правда, развязка этой дурной трагикомедии с битыми авто оказалась до неприличия предсказуемой. Уже на следующий день после яростного сосыча на пепелище, невольным свидетелем которого я стал, оба зла одновременно сменили аватарки. На своей Мишель — aka городская легенда — стоял на фоне небезызвестной стены с выцветшими членами и полустершимися «Мишель, I love U!» и с хмурой битой рожей показывал в кадр средний палец, сопроводив все это надписью: «Одной легендой меньше. Да кто будет страдать? Иди нах, Карпов!» Вот только учитывая, что это селфи, фак эта легенда по итогам показывала самому себе.
Зараза, не иначе как посчитав это за персональный челлендж, тоже сменила аватарку и на новой, позируя среди голых стен своей комнаты, несносно-надменно смотрела в кадр, подписав снимок: «Ну и вали!» Хотя это же читалось и в ее глазах — могла и не пояснять. И, разумеется, всем сразу стало понятно, что это ни фига не финал, а очередной акт в этой сумасшедшей пьесе для двоих.
Но честно говоря, эти двое меня сейчас волновали меньше всего на свете. У меня была причина для волнения и посерьезнее: грядущий отъезд Даны в Англию.
Едва узнав, что я попал в аварию, моя милашка шустро собрала вещи, взяла своего пса и перебралась на оставшееся время ко мне, так что хоть один полезный эффект от этого столкновения со злом все же был. Разумеется, ее вечно сопящий папаша оказался не в восторге, но дочь, обычно считавшаяся с его мнением, в этом вопросе проявила характер.
— Папа, — твердо заявила она, — Рома попал в аварию, о нем надо заботиться! Когда ты попал в аварию, я о тебе заботилась, и Рома не возражал. Так что не возражай теперь и ты!..
И ее крикливый предок не нашел, что на это ответить. Так что Дана переехала ко мне, а ее папаша это стерпел. Лучшим другом мне он, конечно, не стал, но усердно делал вид, что не хочет меня убить, и наверняка отсчитывал дни до ее отъезда. Я же старался об этом не думать, сосредоточившись на всем хорошем, что происходило здесь и сейчас. Моя милашка целыми днями и ночами дарила мне нежность и любовь, словно желая наполнить меня ими на полгода вперед. Она прекрасно ладила с Марианкой, да и Арина вела себя при ней как паинька — а я всегда знал, что спинной мозг воспринимает информацию куда лучше головного. Но главное, Дана вдруг поладила с Полиной, а Полина вдруг поладила с Даной! Все-таки у моей управляющей доброе сердце, которое через призму будущей нашей разлуки заставляло ее сопереживать нам и быть чуткой и понимающей с моей девушкой.
Незаметно они даже как-то поделили кухню, превратив ее из зоны соперничества в место обмена опытом. Моя хаус-леди неожиданно поделилась рецептом своих фирменных оладушек, которые «Ромка так любит», а моя няшка — рецептом своего шикарного тирамису, который «Ромин любимый», и на следующий день мы с Марианкой, уже не на шутку боявшейся, что она такими темпами растолстеет, сначала пробовали оладушки Даны, а потом тирамису Полины, и все хвалили, и все получалось, и все ладили, и я хотел бы, чтобы воцарившаяся в моем доме гармония оставалась вечной, но время было к нам неумолимо.
Один пронырливый папаша уже купил билет, и календарь неотвратимо отсчитывал дни до нашей разлуки. Эх, Дана, ну почему, когда все так хорошо, ты уезжаешь? Ты просто рвешь мне сердце…
— На полгода! Всего на полгода… — напоминала мне моя няшка, целуя меня всякий раз, когда мне становилось грустно.
— И потом переедешь ко мне, — напоминал я ей, крепко обнимая всякий раз, когда грустно становилось ей.
Конечно, я считал, что ей бы лучше не уезжать, но это был ее путь, ее решение, а я не ее папаша, чтобы мешать ей принимать решения самостоятельно. И все же в глубине души я надеялся, что наша разлука окажется гораздо короче, чем полгода. Надеялся, но не давил. В конце концов, я же и правда не ее отец.
— Ром, — едва сдерживая слезы, проговаривала моя милашка под грохот чужих чемоданов и гул взлетающих самолетов, — гуляй с Пиратом обязательно, а то он будет скучать…
— Мы вместе с ним будем скучать, — в тон ей ответил я, и сам готовый пустить слезу.
Ненавижу прощаться! Ненавижу разлуку! Ненавижу аэропорты именно за это!
— Ну, Ром… — чуть не плакала моя няшка, уткнувшись лицом мне в грудь, чтобы еще больше не радовать стоящего неподалеку папашу, который и так радовался и ее отъезду, и нашему расставанию.
— Не переживай, — погладил я ее, успокаивая, — все будет хорошо…
— Только полгода! Всего полгода… — всхлипнула она.
— И сразу переедешь ко мне! — я крепко обнял ее напоследок. — Как только вернешься…
И если ты вернешься раньше, чем через полгода, то я не буду возражать.
Самолет, которому, как и ее папаше, было плевать на все наши переживания, взлетел в небо, унося ее в Англию, а меня — в депрессию. Целых полгода! Да я едва провел пару дней без нее на Новый год — а здесь целых полгода! Без ее милой улыбки, теплых объятий, нежных поцелуев… Чертова Англия, конечно, не другой конец земного шара, но я ведь не настолько богат, как некоторые, чтобы мотаться туда-сюда. Да у меня даже визы нет…
— Один раз я тебя уже вытащила из подобной депрессии, вытащу и на этот раз! — заявила Алена, глядя на мою хмурую несчастную моську.