Перо разрезает глаза. В неоспоримости событий вижу часть жизни, которая шагает вперед, а не назад, в прошедшие события. Стараюсь достичь памяти, по крупицам собирая, ибо надо дойти в конец. Там узреть, что это начало пути, хоть описана большая часть, которая не вмещается в привычные значения, переливаясь из сосуда мозга. Его нельзя удержать в голове, так как нельзя понять в состоянии. Когда не идешь вглубь времени, а память идёт в тебя, залетая в глаза, не видящие глубины, потому слезятся от того, что не привыкли к меняющемуся антуражу сути, становящейся, то алой нитью мойр, то серой нитью Смерти, передающей в руки Жизни. В уме произносится суть, отражающая боязнь картины, которую до поры не принимаю, но она, тем не менее, существует, никуда не уходит, а становится больше по проистечению времени, ведь так устроен универсум.
В моей голове происходит передача смысла, меняющего параметры, когда на него смотришь, видя привычную грань. Она не статична, а изменяется, как событие, которое ощущаю в голове. Изменяется дорога под ногами, как зримое явление, где меняю понимание в своих глазах, ибо есть изначально понятие, которое видоизменяю, так как вхожу в пределы естества. Как разность идеи или смысла, который переставляю местами. Вижу ряд явлений. Всё значится посредством мозга, потому зримо, как понимание взгляда на порядок вещей, изменяющиеся во взгляде, который понимает, какое изменение последует в том, что найдет жизнь, когда отыщет свой силуэт в будущем времени, а не тогда, когда он осязается в знании. Оно открывается позже, чем значится в приобретении вида на явление, узнаваемое в поиске.
Внешний вид находит теперешнее нахождение, как прошедшая жизнь. Видится, как зримая черта, в которой отчетливо различаю лица, видимые в первый раз. Рисуются знанием о событии и отражением в голове. Смотрю в прошлое, так забыл его, но вижу тропы, по которым узнаю место, где был, чтобы отобразить себя в прошлом проживании реальности, искомую здесь.
Тот же дом, который врезается в память, вызывая болезненные ощущения в голове. Проникаю вглубь, вижу кухню, в которой бедство не стало пороком, а отражающим нравственный выбор: молчать или делать. Понимаю из того, что увидел молчащую семью. Говорю себе в прошлом, идти словами в явь, дабы яснее увидеть то, что надо понять через сети, которые долго преодолевал, наконец, нашёл выход из ситуации. Говорить, тогда мост соединит понимание с желанием, связанным с будущим из отражений жизни.
Рушу словами привычную грань молчания, которая вросла в жизнь:
– Мада и Аве, не должны отталкиваться от печали в прощании, ведь расстаемся не на всё время. Увидимся, сведет жизнь тропы, которые вьются.
Замечаю, слова прошли мимо ушей, прикладываю вкрадчивых слов:
– Не могу стоять на месте, прикрепляя на вечные дни, ожидая, что случится. Похоже на ожидание, жизнь проходит мимо, уходит к тем, кто меняет себя, чтобы поменялось, не оставалось без изменений. Чревато, что жизнь будет ядом для юного мозга. У него есть постоянная жажда знаний, готовых прийти в пытливый ум, если будут условия для исследования сути, а не ожидания. Коробит с первого понимания, но почему вы, к примеру, вечно не сидели на одном месте? Почему сорвались и отправились в путь? Вы не были всегда на Фаэтоне, вы к нему пришли. Не скрывайте себя, а открывайте, как новый порог, в котором будет найден новый вид на скрываемую ранее жизнь.
Маду слова взбудоражили. Она встрепенулась всем телом, откинув непослушные волосы, забеспокоилась, смотря по сторонам, ища пятый угол, чтобы уравновесить мысли. Он клюет разум вороном страха, который всё время повторял, как хорошо было жить. По внешнему виду можно сказать, всеми силами не хотела показывать, чтобы волна эмоций не сломила семейный дух, не пошло в истеричность событий, которые разрушат спокойствие. И больше не будет пребывать в спокойствии состояния жизни.
Но молчание не нормально. Не счесть, сколько времени посвящено ему. Не понять, для чего нужно, если ничего не поменялось, а всё находится на местах. Не меняется, а больше загоняется в ступор, который каждый по-иному жил, переживая чувства вновь, чтобы осязать будущность момента.
Аве, к примеру, ничуть не выказывал беспокойство. Наоборот, выражал скуку, почему вынужден тратить время, когда сад остается без внимания несколько дней, когда семья находится в подвешенном состоянии. Вернее, раньше была обеспокоенность, но носила стихийный характер как погода, которую Аве чтил, но не мог сказать с уверенностью, что также имеет на него значение, которому подвластны растения, им взращенные. Он больше флегматик, чем меланхолик, который не в силах сдержать эмоции, которые вечно прыгают на месте, либо теребит сорочку, как делала Мада. Она места себе не находила, а муж, наоборот, всматривался в событие, ища в нем хоть одну причину, почему столько времени прошло. Ничего не вышло, ухудшается чувственным монологом, который их посмел оскорбить, либо задеть, уколоть больнее иглой чувств. Не мог стерпеть, так как боль велика.
Астра обладала не унывающим характером, не давала повода грустить, хоть на миг погрузиться в опустошенность и загруженности мыслями, которые любого могли вывести из себя. Она истинный сангвиник. В безвыходной ситуации будет озарять мир и своих родных согревающей улыбкой, которая исходит из сердца. Им же ведомо, как главной целью жизни. Согревать и радовать родных, ибо заложено крепнущей волей к жизни. Если будет из рук вон плохо, то знает, чем скрасить, не пребывая в унынии, которое болотом засасывает души. Астра себя спасет и меня не оставит в беде. Оптимист.
Уйдем от описания ситуации, чтобы посмотреть, как слова возбудили Маду, которая не находит себе места, вечно колышется при легком дуновении ветра сомнений, настраивающих на переживание и не способность пребывать в спокойствии. Она была впечатлительна: всякие слова ранили фактом, что посмели сказать, не промолчать, не давая повода для измышлений, начавшие терзать Маду, которая слова не скажет, не говоря о выплеске мысли и о эмоциях. Иначе, если не проговаривать, то их столько накопить, что человек взорвется. Будут недовольны окружающие. Но мама устроена, что не привыкла молчать о беспокойстве, а наоборот, всегда высказывала его.
Сначала взволнованно и вызывающе говорит, что хорошо, а то молчание переполнило чаши терпения:
– Мы с папой жили на Марсе, но никак не влияет на то, что должен говорить. Послушай, а не ставь в укор, что прожили жизнь так, не иначе. Понимаю, что не готовы вступить на зрелую ступень жизни, так как не вижу готовности, которая раздавит неподготовленный разум в тисках Меркурия.
Мои слова прозвучали громом среди ясного неба:
– Скажи честно, в нас видишь малышей, которые разговаривать не умеют? Многое поменялось, окрылились, оперились. Можем лететь свободно, а не вечно с наблюдением.
Мада всколыхнулась, услышав слова. Она трепетно относится к своим детям, которых знает с пелёнок, ворковавших и не умевших делать первые шаги, не то, что стоять на месте. Постоянно падали, ревели, она успокаивала, убаюкивала и оберегала. Сейчас понимая разницу, пропасть, которая развернулась между нами, попала в щекотливую ситуацию. Либо отпускает своих детей, боясь за них, как не вернуться, вечно переживая, грызя сомнением изнутри всю жизнь... Либо ссорится с нами…
Мада теребит рукава сорочки, не находя места, как окажется в полупустом доме, разрывающем на части сердце, в котором обитали дети. Не вовремя рушат семью. Мада взглянула на нас с теплотой, на которую способна мама, взрастившая и поставившая на ноги, научив ходить, следя за каждым шагом. Не было знания, что ответить. В голове роились тысячи слов, которые ждут появления на свет. Если надо прощаться, то надо было сделать раньше, когда родители отпустили; не вовремя прорвались чувства, даже у черствого папы, которые ревел два раза в жизни, насколько помню. Как родился первый ребенок, то есть Астра. И, как разбился первый корабль, отпечатавшись в синапсах.
Вернемся к переживаниям Мады, которая не знает, как выразить суету, окрасившую гладкий лоб сетками из морщин, сотканных Арахной. Не принимает, когда года утекают, дети покидают дом. Оставалось молчать, но молчание не поможет, ухудшит ситуацию. Или улучшит?
Тогда не понимал, но сейчас вижу, что избрала ожидание, что будет. Да, неизбежно, но зато посмотреть со стороны, не включая эмоции, которые отравят.
Мада ждала, наблюдая, как меняется мое беспокойство.
Астра, которая внешне ходила с улыбкой, теперь стерла её с губ, тревожно стукая пальцем о лоб, вызывая сомнение в том, что затеяла, когда показывала в телескоп космос, который манил нас. Астра заволновалась, смотря по сторонам, следя, чтобы эмоции не прорвали плотину, которая поддается давлению. Ещё немного и не сдержится, рухнет в объятья эмоций. Уведут нас на развилку, которая не планировалась.
Как остановить ход эмоций? Как думать трезво, не спотыкаясь о чувства, которых стало много? Ответов нет. Надо самим отвечать.
Тишина победила, но слова не перевесят, избавляя. Вязкое течение слов, мыслей сносит преграды. Хотели, чтобы ничего не потревожило, но жизнь редко ставит происходящее на паузу, давая подумать, чтобы в тишине решить, как поступить. Чувства, которые нельзя контролировать разумом, рушат спокойствие, разрушая плотину мозга. Словам не найти препятствия, изливаются, не остановить. Поток слов, которые смывает. Подвластно реке.
Мада смотрит на Астру, покусывающую губы от яда, которым полнится взгляд мамы. Осуждение, то ли сожаление, не разобрать. Глаза сестры выражают согласие, что происходит в душе, ибо меняется человек, его мотивы в жизни. Не статично, развитие исходит из параметра, нацеленного на изменение. Жизнь не придет к тем, кто не готов шагать. Астра с болью принимает, не выражая горесть, что болезненно новое знание. Голова раскалывается от потока мыслей.
Глаза – зеркало души, потому достаточно заглянуть в них и понять, что человек чувствует, переживая эмоции. Чувства разрывают и уничтожают сердце, наколенное от стыда.