Мысль выросла до размеров слова, высказал вслух:
– Кулоны нужны, чтобы имели мнение на всё, что есть в мире, но как мы уловим? Будет сигнал об опасности или ощущение как близость врага?
Мада объясняет, но более понятным языком, чтобы не было сомнений:
– Кулоны для защиты разума, настраивает его на волну, которая не совпадает с частотой, на которой работают вышки. Не подпадают под их влияние сути.
Мада произнесла слова и взглянула мне в глаза, высказав мысль:
– Меркурий замещает желание мечтами, нежели по маршруту, который проложен мозгом. Вышки замещают знание Вышки замещают знание, что хочет вместить кукловод..
Я подтвердил, что только услышал:
– Радиовышки управляют волей, замещая мысли, что хотят вместить управляющие. Они сильны, когда обозначены стремлением вместить волю.
Мада задумалась, видно не знает ответа на вопрос, потому ответ держал Аве, который понимал в технической части:
– Кулон посылает импульсы в мозг, если угрожает опасность, как разряд электрического тока и становишься бдительным. Чувствуешь опасность.
Мада продолжила мысль, смотря прямо в мои глаза по прошлому следу:
– Убрать воздействие из головы, не давая шанса для управления со стороны. Следовать по рассуждениям. Смотреть в голову и сопротивляться влиянию, а не идти у него на поводу, забывая, кто ты и какой смысл является причиной для понимания себя в естестве головы. Твердо помнить, откуда узнается твое влияние, так как следует разграничивать суть в её появлении и влияние на мозг, иначе легко стереть собственное мнение и уйти в переживание, которое желают навязать, чтобы получить ещё больше влияния на слабых людей.
Вижу, как качаю головой и понимаю, из каких условий складывается суть, которую изложила мама, заботливо сложившая в головы, но, не давая думать самостоятельно.
Мада сочла за комплимент, что объяснение помогло раскрыть тайну слов:
– Можно закрыть семейный совет. Любое знание имеет силу, сон принесет, что не было понято, потому всем спокойной ночи. Да принесет ночь знание.
Мы с сестрой в один голос произнесли пожелания спокойной ночи, и ушли в ванную, дабы подготовиться ко сну. В голове носились ответы на сотню вопросов, которые не сопоставились друг с другом, а были озвучены.
После процедур поднялись на второй этаж, улеглись на места. Постель приняла уставшее тело. Услышал из соседней комнаты скрип, который скрасил размышления. Ворочался, ища удобную позу для сна, а обретя, провалился в сон, который объял ум, рассматривающего узнанные знания за сегодня. Их много, потому мозг работал во время сна, постигая то, что не успел понять в течение дня, так наполненного смыслом, что казалось, может сломаться и уйти в небытие.
Во сне вижу новые черты, которые прорисовываются и соединяются в смысловую нагрузку, несущую толщу сути. Шагать в неё, как в бесконечность разлившегося смысла, зовущего к себе космосом. Сотни тысяч значений звёзд. Каждый раз видеть новое, ведь меняется ежесекундно, не стоит на месте, а развивается, чтобы стать выше того, где находился.
Глава 4. Долгое молчание, которое сложно преодолеть
Вижу, как новый день забирает из плена сна, лишая возможности насытить тело. С удовольствием спал, теперь встаю, окунаясь головой в новый день, который дает понимание. Я из Царства Морфея, вижу картину, приходящую по утрам: вставание, вход в реальную жизнь и переживания, которые захлестнут волной, не вдохнуть полной грудью свежий воздух. Отгоняю сонливость, связанную с ощущением отсутствия, отторжения от жизни.
Как заведено по утрам, я в прошлом встает с кровати, идёт вниз по лестнице, дабы проследовать в ванную и начать процедуры. Главное это начать день, а что нас ожидает, дело поправимое и в силах найти выход из лабиринтов, которые знаменуют собой сложность выбора. Дело помогает, если шагать, дабы прийти к завершению событий, которые устроили целиком, чтобы впоследствии не переделывать, не думая о том, что надо было поступить в момент. Убираю на второй план сожаление о том, как лучше повернул, либо по-другому решил, поступать ли иным образом, а не просто согласиться с тем, что жизнь сыграна, и надо согласиться с тем, что есть: не исправить и не изменить.
Жить без сожаления о том, что произошло, тогда у жизни будут крылья, которые помогут взмыть из бездны. Не искать виноватых людей в том, что случилось, или планируется сделать, если наблюдаешь со стороны, не зная, как повернется. Что будет дальше, смазанные черты жизни, которую проживал, но теперь по-иному проживается, ибо забыл, как было, и сейчас понимаю, что из чего следует, а потому не надо переживаний, либо изменений жизни. Что есть сейчас, без попыток изменить смысл сыгранной партии, которую вижу, как играется изначально, без управления со стороны сюжета сути. Может, в уме? Или в жизни?
Вижу, как иду на кухню, на которой ожидает семья, готовая к прощанию, которое является неизбежность жизни. Невозможно изменить, либо направить фигуры, которые знают, куда ступят в секунду партии. Родители понимают, потому на лицах нарисована грусть, которая заполняет естество и исходит из души. Пойманы варианты, которые всех бы устроили, потому надо держаться, не уходя от обозначенного и неизменного события мира. Вижу ощущение покорности на лицах родителей, которые направлены не на жизнь, а на то, что каждый из них проживает в момент времени, как чуткое переживание или неизбежность надвигающейся бури будущего.
Твердо сажусь за стол, на котором лежит еда, но к ней никто не притронулся, Откусить кусок и распробовать сладость или горечь блюда, которое раскрывается во всей красе во рту и на языке. Но не желание есть, никак не отражается на маме, выглядящей погруженной в мысли, которые долгие дни терзают и делают сердце обеспокоенным. Детали, которые раскрывают напряженность ситуации, когда никто не может выйти из состояния, хоть говорить или сдвинуть действия с мертвой точки. Ожидание, окрашивающее происходящее в липкие цвета.
Вижу, погружаюсь в грузность нависающих рассуждений, которые наблюдают за происходящим, тишиной, что становится плотной, хоть ножом режь, не в силах разрезать пелену из рассуждений. Сплелись в ком из противоречий, но схожих дум и сути. Нас объединила мысль о расставании, ставшая единственно идущей по кромке семейной жизни, и ничто не иное не может взять максимум внимания. Не ясно, что изменит привычную задумчивость до неузнаваемости: если будешь сравнивать изменения, но не найдешь и часть прежнего вида. Это две разные семьи, а не одна и та же, как может показаться.
Не знаю, о чем думал тогда, могу догадываться, исходя из чувств, которые, конечно, не именно это означают, если применить на обстоятельства, которые их породили, а также поменяли или воплотили так, что не понять, какой смысл вложен в суть. Восприятие зависит от множества факторов, ясно отражающих вопрос, не явление, которое меняется в зависимости от того, что видится сейчас, а не то, как понято событие или часть в изменении. Суть понятна, когда видно отношение между людьми. Но они молчат, не хотят раскрывать боль, таящуюся в них. Значит, самый слабый человек первым пойдет навстречу. Он готов шагнуть вперед, пробудить искренность в людях, хоть являющимися родными, но что-то мешает.
Возникает вопрос: сложно быть искренним, для начала хотя бы по отношению к себе, а потом к остальным, которые ждут шага, не всегда могущего произойти, когда остальные ждут, не понимая, как лучше двигаться по пути откровенности. Ничего не тая, избирая путь из сердца, если речь заходит об искренности, понимаемая из шага, который исходит от готовности души к изменяющимся условиям, когда не знаешь, как оценят и поймут. Презреть смущенность в чувствах, когда всё, будто сговорились, изначально не договариваясь о том, как будут себя вести, но понимая, какую позицию изберут люди, находящиеся в помещении.
Всегда возникает тысяча причин, когда выгодно промолчать, а не пойти на встречу, как неготовность перешагнуть через себя. Что будет в финале, не ясно, а это пугает больше, чем шаг, даже, если говорим об обыденном разговоре между родными людьми. Они поймут сложность в мотивации сделать первый шаг, в ином случае погубивший дело, которое надо начать и сделать, а не бояться. Сделать один шаг, родственники смогут увидеть, что не им одним страшно говорить о будущем, когда семья раскалывается на две части. Непонятность накладывает особенность, как боязнь приближаться к рубежу, который может случиться, а может оказаться провальным по причине нежелания мамы и папы разделять семью. Дети путешествуют, родители остаются дома. Тяготы лишений коробит внутри, не понимаю, как сделать, чтобы остались довольными все. Да состояние не может быть одинаковым для всех, что живут, слушая семью.
Невозможно достичь, так как всегда есть два интереса, которые никак не могут соединиться в точке, удовлетворившей оба запроса, ибо есть разные потребности. Всегда надо понимать, кто будет пострадавшим или выигравшим. Родители хотят, чтобы мы были рядом с ними, никуда не уезжали, не меняли свою жизнь, планы, либо желания под стать тому, что хотели видеть и в сути ничего не менять. Жить, как было до этого, ибо заведомо сейчас, стало приговором, который нельзя исправить.
Люди не совпадают в точках зрения, это наилучший подход к сути, которая принимает спектр цветов, присмотреться по-другому и станет иной цвет главным, а прежняя расцветка отойдет на второй. Мозг устроен таким образом, что предполагает трактовки на суть, которая изначально не была видна, или была запылена из-за того, что промчалась жизнь на всем ходу, а на раздумья не осталось времени. На сути остается пыль жизни, врастающая в неё, меняя и не оставляя части без изменения. Может, родители примут знание, что дети могут вырасти из дома, захотеть большего, а не одного события, которое навязывается повторяемостью, закрепленной в бесконечности познания явления, что видишь изо дня в день. Мозг молодой питается новым знанием, а не частью жизни, в которой выучил весь нотной стан, до тошноты ноты, репризой возведенной в ранг того, что надоело видеть день.