Пытаясь успокоить их, я предположила, что, возможно, на него так повлияла революция. Я вежливо спросила его: «Вы бы не могли перейти в другой госпиталь? Я бы не хотела, чтобы здесь происходили политические дискуссии».
Он категорически отказался, и я слышала, как он в своей палате произносит самые страстные большевистские лозунги. Я выразила свое недоумение: «Нельзя ли успокоиться? Вы будоражите весь дом. Не могу понять, как вы, прежде убежденный монархист, плакавший от нахлынувших эмоций, при виде императрицы, посетившей этот госпиталь, офицер, получивший несколько ранений на службе их величествам, так выражаетесь об императоре и императрице, особенно сейчас, когда они находятся в такой опасности и беде».
Офицера звали капитан Р., в переводе на русский это означает «рев». Ответ его был настолько возмутительно груб, что я уже больше не могла оказывать ему приют и решила тут же идти к главнокомандующему войсками в Киеве полковнику Обручеву и просить его перевести этого пациента куда-нибудь в другое место. Но у меня было мало надежды на то, что моя просьба будет удовлетворена, потому что Обручев состоял в партии левых социалистов-революционеров.
Перед тем как пойти к командиру, я узнала, что прошедшей ночью наш постоялец вел себя настолько оскорбительно по отношению к офицерам, что один из них не удержался и ударил его по лицу своими тапочками.
К своему великому изумлению, я получила от полковника Обручева куртуазный ответ: пациент будет немедленно переведен. Рядом с ним сидел рядовой солдат из совета, контролирующий действия полковника. Командир сказал мне: «Определенно, сестра Барятинская (мой титул опускался по причине его социалистических убеждений), ему нельзя позволять беспокоить других. Есть ли у вас санитар, которому хватит сил, чтобы заковать в наручники этого упрямца?»
Эти слова меня удивили, и, несомненно, это проявилось на моем лице. «Заковать в наручники офицера? Я бы не осмелилась делать такое!» Я подумала про себя, что при старом режиме такое оскорбление не могло бы произойти.
Когда я уходила, он сказал: «Я пошлю к вам А.Р.М. из штаба». И вечером, как он и обещал, прибыл А.Р.М. с приказом перевести капитана Р. в другой госпиталь. Он появился во время ужина, когда все пациенты были в сборе и стали очевидцами последовавшей за этим сцены. Я тоже была там.
Как только он вошел, появился какой-то рядовой солдат из совета депутатов и громко и вызывающе объявил: «Капитан останется там, где находится, а вы будете подчиняться моим приказам!» Было заметно, что солдатский совет обрел большую власть в противоположность революционному правительству.
А.Р.М. не знал, что делать, поскольку капитан Р. категорически отказывался следовать за ним. Я немедленно бросилась к телефону и позвонила полковнику Обручеву, сообщив ему, что произошло. Он взял трубку не сразу, голос его был неуверенным, и он не дал мне конкретного ответа, а попросил позвать к телефону солдата и стал говорить с ним.
Меня удивило то, что главнокомандующий войсками не имеет власти над рядовым солдатом, который, когда я ему передала просьбу полковника, нехотя подошел к аппарату и после долгой дискуссии милостиво согласился не отменять приказ о переводе, который, к моей радости, был выполнен без применения наручников.
После ухода А.Р.М. с капитаном Р. солдат из совета остался в госпитале и приступил к официальному допросу моих пациентов. Он был безграмотен и даже не умел писать, но в своей большой тетради делал какие-то не поддающиеся расшифровке заметки. Это просто смешно! Однако мы были бессильны и могли лишь догадываться, что будет с нами, если мы станем протестовать или смеяться над ним. Мы знали, что можно было ожидать самых серьезных последствий.
За несколько недель до этих событий начальник Генерального штаба в Киеве генерал Оболещев, наложивший дисциплинарное взыскание на солдата, члена совета, за то, что тот был груб с ним, был вначале арестован, а потом ему запретили покидать помещение без часового, и в конце концов он был вынужден подать в отставку.
Из вышеупомянутых инцидентов видно, как все мы зависели от милости этих необученных, распущенных рядовых солдат.
Наконец, солдат ушел после того, как я повторила ему несколько раз, что правила госпиталя запрещают присутствие посетителей после девяти часов вечера. Перед тем как исчезнуть в дверях, он объявил мне: «Вы – банда контрреволюционеров, и вы обо мне еще услышите!»
На следующее утро с первой почтой я получила совершенно безграмотную газету «Рабочий и солдат» со статьей, подчеркнутой красным карандашом. В этой статье утверждалось, что в большом доме, принадлежащем Гинзбургу (то есть в том, в котором занимали квартиру мы), под вывеской Красного Креста существует контрреволюционное гнездо. «Там жестоко обращаются с бедными офицерами, а дама, которая руководит госпиталем, называет себя княгиней. Это очень смешно, потому что каждый знает, что в России уже нет больше князей и княгинь».
Спустя несколько недель на улицах начались бои между горожанами и украинцами, пожелавшими создать из Малороссии Украину, а Киев сделать ее столицей. Ежедневно велась стрельба, а невдалеке от нашего дома возникли баррикады. Было много раненых и убитых, но через три дня боевые действия прекратились и делами в Киеве занялось Временное правительство Украины. В него входили знаменитый Петлюра, Винниченко и профессор Грушевский, который придумал украинский язык, являвшийся смесью малороссийского и его собственного сленга, непонятного даже коренным жителям этой страны.
В последнюю ночь этих боев я пробудилась от появления возле моей постели одной из моих медсестер. Она мне сказала: «Пожалуйста, княгиня, спуститесь! Только что в госпиталь доставили какого-то офицера в ужасном состоянии, и я боюсь, что он в любую минуту умрет».
Я поспешно оделась и спустилась по лестнице. В зале я увидела на носилках какого-то офицера из георгиевского батальона. Его лицо было так обезображено и распухло от шрамов, ушибов и грязи, что почти невозможно было разобрать черты, а сам он не мог произнести ни слова.
Мы его помыли, раздели и положили на кровать. Тело его также было покрыто кровоподтеками. Мы влили ему в горло немного молока и коньяка и сидели подле него всю ночь. Только к утру он смог заговорить, и то очень неразборчиво. Ему удалось сообщить нам свое имя, а потом я узнала в нем одного из офицеров Комитета Святого Георгия, членом которого была я сама.
Он рассказал: «Полагая, что перестрелка закончилась, я рискнул с одним из своих товарищей пройти по улицам и проходил мимо дома A. P.M., который только что вышел. Нас внезапно схватила группа украинских солдат, и одним из них был депутат, который приходил в госпиталь от совета. Они предложили нам: «Идемте с нами, вы же знаете, как опасно для русских офицеров тут прогуливаться».
Мы без всякого подозрения пошли за ними. Темнело, а улицы освещались плохо. Солдаты, к нашему огромному удивлению, привели нас на Аскольдову могилу, что на холме над Днепром. Они поставили нас к стене и один за другим стали стрелять в нас. Видя, что спасения нет, я притворился, что пуля поразила меня, и покатился вниз, как убитый; к несчастью, упал вниз лицом, которое уже было разбито.
Когда я пришел в себя, я все еще слышал над собой выстрелы и предсмертные крики. Вероятно, не все жертвы были убиты сразу же. А потом я опять потерял сознание.
Утром я попытался немного проползти, а потом подумал, что будет лучше, если останусь здесь, пока не смогу уйти под покровом темноты. Тут меня нашли два человека и стали расспрашивать, что произошло. Они сказали мне лежать тихо, пока они сходят за носилками для меня, потому что я не был в состоянии двигаться. Я умолял их донести меня до вашего госпиталя, потому что вы меня знали и всегда были так добры ко мне».
В тот же день ко мне зашла одна молодая дама. Она была в огромной печали и заявила, что три дня назад пропал ее муж, и умоляла меня помочь ей. «Кто вы?» – спросила я. Она ответила: «Я – жена А.Р.М.». Я как можно осторожнее рассказала ей, что произошло. Она тут же пожелала поговорить с раненым офицером. После того как он описал ей эту ужасную сцену, она сразу же отправилась на кладбище, чтобы выяснить, там ли находится тело ее мужа. Я настояла на том, чтобы ее сопроводила одна из моих сестер, потому что бедняжка почти обезумела. Увы, все это оказалось правдой. Дама нашла тело своего мужа, изуродованное настолько, что оно было почти неузнаваемо.
Глава 15Ужасы Киева при большевиках
К осени 1917 года генерал Корнилов подготовил свой план похода на Петроград с верными ему войсками, чтобы спасти город от большевизма и сохранить порядок во время выборов в Учредительное собрание. В действительности речь шла о спасении самой России – если это вообще было возможно. Во главе войск стоял генерал Крымов, а сам Корнилов остался в штабе, чтобы следить за развитием событий. Весь план был известен Керенскому, который теперь был главнокомандующим и фактическим диктатором.
Когда Крымов с огромным трудом дошел со своими войсками до Петрограда, он отправился прямо к Керенскому, который жил в Зимнем дворце. Крымов был совершенно уверен, что Керенский, являясь участником заговора, согласится на арест большевистских лидеров Ленина и Троцкого. Каково же было его удивление, когда Керенский отказался. Он передумал и не согласился с арестами. Крымов, видя, что все рухнуло, и догадываясь о последствиях, оставил Керенского и, по одной версии, поехал домой и застрелился. Но по другой версии, он был застрелен в апартаментах Керенского. В любом случае это черная страница в биографии Керенского.
Теперь уже Керенский послал в штаб бывшего начальника императорского Генштаба генерала Алексеева, чтобы арестовать Корнилова. Алексеев выполнил свою миссию и отдал приказ арестовать Корнилова, опасаясь, что, если этого не сделать, толпа линчует Корнилова, поскольку теперь власть находилась полностью в руках солдатского совета. Корнилова арестовали и поместили в местечко под названием Быхов (возле Могилева), куда был доставлен и командующий Юго-Восточным фронтом генерал Деникин, участвовавший в Корниловском заговоре.