— Да стой ты, рыжий придурок! Я тебя поймала!
Позади клубился синеватый туман, Шекки с хрустом ломал сучья. По лицу хлестали прутья, солнце обжигало светом то слева, то справа, плечо горело — кажется, оно было разодрано в кровь. Но я видела Тейта, чувствовала его совсем рядом… и поэтому не заметила, когда земля ушла из-под ног.
Обрыв? Склон?
Кажется, склон.
В щиколотке что-то противно хрустнуло. В больное колено врезался камень. Я вскрикнула — и кубарем покатилась вниз, хряснулась спиной о дерево и… и… и очутилась в его руках.
Тейт стоял у обрыва, прижимая меня к себе, как сказочную принцессу. Поперёк расщелины были перетянуты трепещущие, мохнатые канаты — чудовищная паутина; лес вверх по склону хрустел и стонал — похоже, Шекки то ли удирал от кого-то, то ли наоборот, гнался. Ясное голубое небо постепенно заволакивала облачная дымка…
А я только и могла, что смотреть на Тейта, в его распахнутые глаза — одни зрачки, сплошная чернота — и ощущать дрожь в его руках.
Он очень хотел убежать, но это значило бы — выпустить меня.
— Поймала, — хрипло сказала я.
Рыжая бровь дёрнулась.
— Сама ты дура. — Голос у Тейта был похлеще моего — осипший до шёпота. — Ты ничего не понимаешь. И зря пришла.
Наверное, это бы прозвучало убедительно… Если бы у него не дрожали губы, а радужки от ужаса не превратились в тонкие-тонкие синие ободки. И если бы он не цеплялся в мои плечи и бёдра до синяков.
— Не понимаю, — зачарованно согласилась я, на ощупь изучая его лицо кончиками пальцев — губы, скулы, непослушные пряди волос, прилипшие ко лбу. Ресницы у Тейта слиплись. — Я эмпат, но ничего не понимаю. Никаких псионических талантов не хватит, чтобы познать человека издалека. Поэтому будь рядом. И говори. Пожалуйста, говори.
Последние слова я прошептала ему в шею — и всё-таки разревелась. Потому что догнала, поймала — и ясно осознала, что не смогу удержать его, если он захочет уйти.
Пожалуйста, пожелай остаться со мной, Тейт.
Пожалуйста, пожелай.
— Трикси, у тебя руки… обожжённые?
— Нашла твой венок.
— Он ядовитый был, ты, балда!
— Я догадывалась.
Маятник резонанса раскачивался между нами, но почему-то не задевал; нити связей, из милосердия разорванные Лао, срастались. Тейт не двигался с места, прижимая меня к себе; я ощущала, как прорастаю невидимыми корнями в него, а он — в меня. Не из-за дурацкой магии этого мира, нет…
Наверное, это и называется близость.
— Трикси?
— Мм?
— Посмотри на меня.
Всхлипнув, я вытерла запястьем глаза и запрокинула голову. Всё вокруг расплывалось, и его черты — тоже. Тейт помог мне встать на ноги, мягко и глубоко поцеловал, а потом обнял, пряча лицо на моём плече.
— Я очень люблю тебя. И боюсь потерять, — всхлипнула я и опять зажмурилась. — Не убегай, пожалуйста. Я думала, что умру. Тейт, я…
— Я тоже, — прерывисто выдохнул он мне в шею. — И люблю, и боюсь, и умру — всё тоже. Мы с тобой какие-то удивительные придурки, ага?
Очередной всхлип у меня перешёл в смех; я обняла Тейта крепко-крепко, почти не обращая внимания на пульсирующую боль в плече и ноющую щиколотку.
— Да уж, — рассеянно произнесла я, пялясь поверх его плеча на лес, затянутый туманом. — Удивительные придурки — это определённо про нас.
Дымка стала ближе и гуще. Там, скрытый от чужих взглядов, кто-то терпеливо выжидал, рассматривая нас издали. Я знала это всё время, но вздрогнула, когда краем глаза уловила движение в тумане. Тейт заметил сразу — и крикнул, не оборачиваясь:
— Это свои, Локен!
И почти сразу же на склоне появилась рослая белокожая женщина с волосами, точно сотканными из тумана. Концы прядей поднимались высоко-высоко, как столб дыма, и терялись в облаке. Глаза у неё были пронзительно голубые, очень светлые, как вспышка молнии.
Та самая Саара Ан Локен? Подмастерье Фарангет, низвергающей небо?
Я рефлекторно напряглась, вцепляясь ногтями в Тейта. Он успокаивающе погладил меня по спине.
— Твоя добыча? — голос у Локен оказался низкий и гортанный, неприятный на слух.
— Моё сердце, — спокойно ответил Тейт и вдруг закаменел. Через купол я чувствовала, что он собирается принять некое решение — и никак не может. — Локен, я… В общем, извини, — произнёс он очень тихо. — Идите без меня. Я…
— У тебя дела, я вижу, — усмехнулась она и скосила взгляд на меня. Я с трудом подавила желание зажмуриться, чтобы не ослепнуть. — Хорошо, Танеси Тейт. Два дня мы будем идти медленно. Передумаешь — догонишь. Лекарства для девочки я оставила.
— Спасибо! — быстро откликнулся Тейт, но Локен уже проскользнула мимо.
Она передвигалась, не касаясь земли — быстро, легко. Пятнадцатиметровую расщелину, затянутую мохнатыми верёвками паутины, Локен преодолела в один длинный шаг. А следом шли другие — все, как один, похожие на привидения, с головами, окутанными белесовато-голубым туманом, и с нестерпимо яркими глазами. На мгновение я представила среди них Тейта, такого же бледного и потустороннего — и поёжилась.
А потом они исчезли — и туман вместе с ними.
Лучи заходящего солнца окрашивали склон, лес и даже паутину в красновато-оранжевый цвет. Что-то поскрипывало вдали — то ли ветер колебал сухие ветви, то ли какая-нибудь хищная тварь подкрадывалась по мохнатым верёвкам в расщелине. Шекки, растопырив крылья и вцепившись когтями в толстый древесный ствол, по-кошачьи любопытно пялился на нас. Пахло мокрой землёй, хищным зверем и прелыми листьями.
Мы простояли так, наверное, полчаса. Может, и дольше протянули бы, но у меня не выдержала щиколотка — подломилась вдруг, и я повисла на Тейте. Он охнул, выругался, взвалил меня на плечо и длинными прыжками поднялся по склону, подцепив на ходу оставленную Саарой Ан Локен сумку.
— Здесь опасно, — сообщил на бегу рыжий. — Но надо обработать твои раны. Тут недалеко есть хорошее место…
До этого "недалеко" ему пришлось бежать целый час. Полагаю, верхом на Шекки мы добрались бы раз в пять быстрее, но Тейт не хотел выпускать меня из рук.
А я не возражала.
Всю дорогу и потом, пока рыжий обрабатывал мои травмы, обустраивал лагерь в низине между пузатыми деревьями и готовил ужин, мы молчали. Шекки дремал, свернувшись клубком, на границе светового круга от костра. Ночь обступала нас — настороженная, опасная, наполненная незнакомыми ароматами…
Шрах, когда-то мне придётся заговорить!
— Тейт, — позвала я, и в горле пересохло, несмотря на только что опустошённую пиалу шерги. — Тейт, кем был для тебя Ингиза?
Не знаю, кому из нас было страшнее — мне, когда я задала вопрос, или Тейту, когда он осознал смысл сказанного.
— От кого ты о нём узнала? — пробормотал рыжий, глядя в огонь. Прогоревшая ветка треснула — и выпустила в небо сноп искр.
— От всех понемногу, — призналась я. — Понимаешь, я пыталась… пыталась разобраться, почему тебе стало так больно. Тогда, после поединка. Но мне не было известно о тебе ничего, кроме нескольких образов, которые я случайно считала из твоей памяти.
— Но имя ты откуда-то взяла.
Я помедлила с ответом.
— Итасэ подсказал. Теперь-то я вспоминаю, что первым об Ингизе упомянул Лао, давно, когда стало известно, что Аринга связалась со свободными.
Тейт обхватил колени, подтягивая их к подбородку, и произнёс глухо:
— Ингиза отличался от неё. Он вообще был другим.
— Каким?
— Лучшим во всём. — Тейт произнёс это с такой болью, что я инстинктивно свернула купол, отгораживаясь от его эмоций. — Добрым. Очень хорошим. У меня тогда здесь никого не было… Вообще никого. Я его очень любил.
— А… твои родители? — я сглотнула.
Рыжий взглянул на меня исподлобья:
— Ты знаешь, что я не отсюда? — Я согласно склонила голову набок. — Ну, да, это ж не секрет. Многие знают, кто поумней. Я попал сюда вместе с мамой. Кажется… С женщиной, которая обо мне заботилась. Но у неё в ухе была какая-то штука, чтобы слышать на расстоянии.
Он захлебнулся словами — зажмурился, пытаясь задавить воспоминания. Но мне не надо было заглядывать в его память, что иметь представление о том, что он, семилетний мальчишка, увидел сразу после перемещения в другой мир. Высокотехнологичные устройства взрываются при переносе — это, наверное, было едва ли не первым, что я узнала, попав в Лагон. И если такое устройство находилось в ухе у матери Тейта, значит, она…
Крепкая шерга показалась мне почти безвкусной.
— Это было страшно, — просто сознался Тейт. Из костра к небу взмыла ещё стайка искр — и отразилась в его глазах. — Так страшно, что я даже это почти забыл. Хорошо, да? Мне и Оро-Ича хватило, у нас дома таких не водилось, с щупальцами и прочим. Наверное. Я не помню. Мы с мамой держались за руки, когда всё случилось, поэтому никто не знает, кто из нас должен был стать добычей Оро-Ича, она или я. Мастер тоже не знал, ну, и он вообще не любит с маленькими детьми возиться, они скучные. А Ингиза любил, он говорил, что у него было много сестёр, а братьев — ни одного. Ну, вот зато появился я.
Мне не хотелось слушать дальше. А ему — рассказывать. Но почему-то мы продолжили.
— Получается, Ингиза тебя… э-э, воспитывал?
Тейт неожиданно улыбнулся:
— Ингиза меня всё. Кормил, баловал, учил, ругал, держал за руку вначале, когда я спать не мог, лечил. И воспитывал тоже, — длинно выдохнул он и пальцами поворошил багровеющие угли. Потом задумчиво уставился на собственную ладонь: — Но вот этому не учил, кстати, я всегда это умел. Ну, а остальное у меня почти ничего не получалось. Ингиза говорил, что просто не время. Вроде как до пятнадцати лет почти никто магией заниматься не может, сил мало, но у меня-то было завались! И рядом ещё Ингиза, у которого всё вообще выходит с первого раза. Представляешь, ага? Посмотрит на чужой фокус — раз, и уже сам делает. Мне уже в голову всякое дурное лезло тогда, что я какой-то испорченный, может, потому что не отсюда… Слушай, а ты знаешь, что было потом? Тебе рассказали?