— Сейчас! — крикнул Тейт. По виску у него скатилась капля пота.
Полтора десятка моделек спустя, я представляла задачу так чётко, словно она была выжжена у меня в подкорке. Труба даже не развернулась — возникла целиком, уселась, как влитая, в желобе. Стоило пузырю качнуться к ней — и его втянуло внутрь с чпоканьем, точно мячик-желе, всё тело вдавило в невидимую подушку — и головы не повернуть, желудок скрутило.
…треть пути.
Трубу наискосок прострелили ловчие нити — наискосок, на опережение, будто гаюс обладал если не сознанием, то рефлексами. Охнуло-дохнуло бесцветное пламя; нас обдало жаром, и Соул вскрикнул.
…половина.
Выжженный проём сузился вдвое. Два чавкающих, влажных синих горба стремились друг к другу — чудовищный великан смыкал полные ноздреватые губы, ужасающе медленно и слишком быстро в то же время. От Маронга потянуло болью, и меня опять швырнуло в "подушку безопасности" — платформа рванула быстрей.
…последние метры мы проскочили чудом.
Вывернув шею, я успела разглядеть, как, сжирая трубу, стискиваются, вминаются друг в друга синие горбы, обращаясь в монолит. Вслед нам выстрелили нити — и бессильно опали. Пузырь со свистом вылетел из трубы, взмыл над грядой; отсюда долина выглядела отталкивающей — гаюс, прикрытый шапкой бурой мути.
Резко стало холоднее, градусов на десять.
А впереди расстилалось бесконечное, серо-голубое; сверху — сплошные облака с редкими просветами чистого неба, снизу — мелкая, почти неразличимая с высоты рябь волн, белые росчерки пены, ещё дальше — скрытые в тумане острова. Оранжевый пляж выглядел неправдоподобно узким и ярким; буйные тропические заросли вились вдоль него, забираясь на склоны, однако быстро истощали свои силы, вырождались до редких зелёных пятен среди скал.
— Я забыл сказать! — крикнул Тейт, не оборачиваясь. — Этот путь — короткий!
Маронг вдруг как-то по-особенному всхлипнул — и обмяк.
Пузырь ещё несколько секунд пролетел по инерции, а затем стал неумолимо заваливаться, распадаясь на куски. Платформа под ногами просуществовала дольше, но ненамного. Исчезла опора — и мы начали падать.
Сердце точно пополам перекрутилось и рванулось к горлу.
"…ну что ты привязалась к конкретным моделям?"
Пульс колотился под веками.
"…мы не создаём — мы приглашаем быть".
Тело точно и не весило ничего; океан летел навстречу.
"…показали в детстве кирпичную стенку — значит, строим стенки. Неужели нельзя просто изменить среду вокруг себя?"
Вот оно.
Среда. Среда, в которой невозможно рухнуть и разбиться.
Я представила, что океан уже вокруг. Вода плотнее воздуха; даже с гирей на ноге ты не падаешь на дно, а плавно опускаешься. Пространство вокруг потеплело, исчез свист ветра в ушах…Горло тут же свело — ни вдохнуть, ни выдохнуть, точно его забило пластилином, но падение замедлилось.
Замедлилось!
Хватило меня ненадолго. Но рухнуть в воду с высоты триста метров и три — большая разница. Глубина здесь оказалась небольшая, по пояс от силы. Мы с Лиорой в четыре руки подхватили Маронга, не давая ему захлебнуться.
— Жив и цел, это не гаюс, — констатировал Кагечи Ро, мельком ощупав его. И сдвинул брови к переносице: — Но он практически истощён. Нужен отдых. И спасибо, Трикси, — добавил он, внезапно улыбнувшись, тепло и открыто.
Лиора взвалила Маронга себе на плечо и медленно побрела к берегу.
— Да уж, спасибо, — пробормотала она — мрачно, однако я чувствовала её искреннюю благодарность. — Едва не подохли, и так по-дурацки.
Дядя Эрнан вынырнул у меня под боком, отплёвываясь — видимо, падение в воду его ненадолго ошеломило, и он даже на небольшой глубине умудрился нахлебаться. Тейт сумел перевернуться в воздухе и войти в воду ногами, даже верхняя часть одежды у него осталась сухой. А вот Соула отнесло дальше прочих — подсознательно я ему не доверяла и, похоже, хотела отделить от нас. Он плёлся, опустив голову, разгребая воду перед собой руками — дырка в ментальном пространстве, сбой системы. А когда добрался до нас, то молча съездил Тейту по физиономии.
— Ублюдок, — тихо сказал Соул. — Если бы не Трикси…
Рыжий задумчиво потёр щёку, затем посмотрел на свою ладонь.
— Ну-у, это я Маронга вырубил, что ли? Он сам.
Воздух затрещал от обжигающей ярости. Ох, сейчас бы нырнуть с головой в океан…
— Я говорил сейчас не о Маронге, Танеси Тейт. Но в следующий раз потрудись предупредить об опасности заранее. А не тогда, когда уже другого выхода не будет, — отчётливо произнёс Соул и, припадая на одну ногу, заковылял за Лиорой к берегу. Остановился, плеснул в лицо водой. — Ты не один. И отвечаешь не только за себя.
Тейт обернулся ко мне — инстинктивно… ощупывая взглядом, ловя взгляд. А я опустила глаза. Концы шарфа медленно колыхались под водой; слишком тяжёлый, чтобы всплыть, но недостаточно, чтобы утонуть.
Я не могла смотреть прямо, потому что в глубине души знала: Соул прав.
Дядя Эрнан старательно делал вид, что страшно занят: отряхивался от налипших там и сям водорослей, ругался, отжимал рукава и снова мочил их… Как он умудрился незаметно пнуть меня в голень — загадка.
Мозги прочистило мгновенно.
Шаг, второй, третий — и я крепко обняла Тейта.
— Ты безответственный идиот, — прошептала я ему в шею. Накатила очередная волна и едва не захлестнула нас; ухо теперь гудело, а во рту был солёный привкус. — И никак не можешь понять простой штуки: ты ведь правда не один. Тебе доверяют, хотя ты иногда этого не стоишь, засранец. За тобой идут — даже на невозможное. Что, кто-то попросил предварительных доказательств, что твой огонь может провести нас сквозь гаюс? Тебе верят, Тейт, — отстранилась я и поймала его взгляд. В тёмных зрачках дрожали алые огоньки. — Может, и ты уже прекратишь испытывать всех вокруг на прочность и примешь наконец как данность, что у тебя есть друзья?
Он прикусил губу, потом открыл и закрыл рот, словно воздуха не хватало.
— Я… пойду. Надо узнать, что с Маронгом. Ты…
Он так и не договорил, что — "ты". Просто посмотрел невозможными глазами, чмокнул в щёку и умчался, чуть из воды не выпрыгивая. Мне хотелось догнать его, но Эрнан не позволил — поймал за край шарфа и вполголоса попросил:
— Задержись. Это важно.
Ещё бы. Таким тоном неважные вещи не говорят.
Накатившая волна толкнула в плечо. Прядь волос перекинуло поперёк лица; я ощущала её, как маску.
— Что случилось?
— Помнишь, около Лагона за нами наблюдали? — осторожно произнёс Эрнан, понизив голос. Я кивнула. — В пещерах ощущение чужого присутствия исчезло. Кем бы они ни были, наблюдатели, нассова трава оказалась для них достаточно серьёзным препятствием. В древнем городе мне однажды померещилось что-то, но сразу пропало. Я не понял, что это было, но стал более внимательным… И вот теперь. Когда мы начали падать, и даже твоя хладнокровная подруга запаниковала, я снова почувствовал, и оно было уже отчётливей. Это зов, Трикси. Кто-то подавал сигнал нашим преследователям.
У меня внутри всё перевернулось. Наверное, волны окатывали нас опять и опять, но я не чувствовала. Лицо у дяди было странным; прежде мне не доводилось видеть такого выражения — морщинка между бровями, побледневшие и словно более тонкие губы, а глаза тёмные и блестящие.
— Это был…
— Нет, не Соул, — мягко перебил меня Эрнан. — Его сразу отшвырнуло в сторону, а источник ментального крика был совсем рядом. И знаешь, что самое отвратительное, Трикси? Я не смог его локализовать. Я не знаю, кто предатель, Трикси… Ты понимаешь? Он сумел обмануть меня.
…И только тогда я осознала резко, вспышкой, что значило выражение его лица.
Эрнан был в ярости.
Глава 42. Убийственная токсичность сомнений
Свойство человеческой натуры ожидать худшего — от незнакомцев, от друзей, от себя самого. Иногда является проявлением не болезни, а обострённой интуиции.
(Из свитка "Загадки Лагона")
Я проснулась от всепоглощающего ощущения скорой катастрофы.
И вроде бы никаких предпосылок… Раскинувшийся на два километра купол не фиксировал в округе ничего живого, кроме ночного зверья, но даже оно сторонилось нашего лагеря: мы, маги, были самыми опасными тварями на побережье. Сильно пахло морем, солоновато-сладкими ночными цветами, немного слабее — дымом, шергой, сохнущей одеждой. Небо к востоку уже посветлело; над океаном вдалеке парила большая птица, а где-то ужасно далеко звенела песня сойнаров, и от неё внутри становилось легко и тревожно, как от гудков поезда в ночи.
Звук, который я вряд ли когда-нибудь ещё услышу…
Тейт обнимал меня во сне поверх одеяла, горячий, бледный, сильный и какой-то сосредоточенный. Я приподнялась на локте, разглядывая его; отвела с лица пряди волос, поцеловала влажноватый лоб и попыталась встать.
— Ты куда? — спросил рыжий абсолютно бодрым голосом, поймав меня за руку.
— У костра посижу, — ответила я рефлекторно и подумала, что, да, как ни странно, именно этого мне сейчас и хочется — к огню. — Спи пока, скоро вернусь.
Он сонно завозился, стискивая ногами одеяло. Хватка на моём запястье ослабла.
— Угу… А ты не исчезнешь?
Я даже растерялась на секунду.
— Да вроде не собираюсь… А ты?
Он глянул на меня из-под ресниц — рассеянный свет выхватил только белизну белков — и сказал:
— Не знаю.
А затем отключился, переходя из состояния бодрствования к забытью быстро, как машина. Я то ли перекатилась, то ли отползла в сторону — под ногти тут же набился мелкий песок — и наконец вспомнила, что же мне такое муторное приснилось.
Тот вчерашний эпизод с гаюсом.
Только во сне всё закончилось по-другому. Тейт протянул руку, отпуская пламя, оно докатилось до границы — а затем вдруг пошла обратная волна густой синей пены, и время точно остановилось. Я очнулась до того, как началась самая жуть, но успела увидеть, как опадает пустой рукав.
Взгляд у меня, как намагниченный, потянулся к рыжему. В реальности он носил одежду без рукавов…