— На помощь, — пробормотала я, помещая ладони к Тейту на грудь, сплетая воедино биокинез, воплощение из ничто и веру в чудо. — На помощь, хоть кто-нибудь! Мастер!
Крик шёл изнутри, ширился, заполняя, кажется, весь мир; росла и сила. Она утекала из меня, точно в бездонный колодец, образы ускользали, и таяла надежда. А потом, в ослепительно яркий момент, я ощутила, как под рукой у меня снова шевельнулось, оживая, сердце.
…его новое сердце.
Глава 45. Обитель странников
Изобретение людей и их излюбленное развлечение. Опустошает континенты, вносит раздор между народами на долгие годы. Гэворят, что двигает прогресс, но на самом деле низводит человека до дикости. Неистребима, пока люди не изменятся.
(Из свитка «Загадки Лагона»)
Чудом пи, по случайности я сумела удержать Тейта на грани, но вернуть его к жизни было выше моих сил. Он ускользал от меня, утекал сквозь пальцы — как самый счастливый летний день, как первое детское воспоминание, как светлая надежда… Неотвратимо и неудержимо.
Я плакала навзрыд, боролась и продолжала звать.
Где-то вдали умирали люди; мне было всё равно — ценность имел только Тейт, только его слабый ток сознания, щекочущий кожу, как крылья мотылька, хрупкие и почти бесцветные. Собственное сбитое дыхание я слышала точно со стороны… А потом поверх моих ладоней, дрожащих и мокрых, легли чужие руки.
Резковатое красивое лицо, как у тёти Глэм, сильно зачернённые глаза и одежда, пропитанная кровью.
Аринга.
— Айе, тише, — прошептала она. — Поверь, я тебе не враг. Ты почти справилась. Нам надо продержаться, пока не придёт он.
Смешно. Аринга уговаривала меня не атаковать её. Словно я бы смогла — сейчас, когда все мои ресурсы, вплоть до самых глубинных, были направлены на то, чтоб остановить Тейта по эту сторону черты.
— Кто придёт? — едва сумела ответить я.
Она что-то сделала, и тело под нашими распростёртыми руками обрело чуть больше объёма, как если бы надули слипшийся, перекрученный воздушный шар; и тогда обломок, обмылок, ошмёток Тейта слегка шевельнулся.
…шрах, только не поверить в счастливый исход, не начать надеяться, я не выдержу, лучше вообще не думать.
— Тот, кого ты звала.
Небо над нами выгнулось, складываясь вовнутрь, втягиваясь в условную точку; странно, что этого не замечал никто, кроме меня. От земли вверх потёк тёплый воздух, волосы хлестнули по лицу. Красный свет померк, посерел; скальная гряда закрутилась улиточной раковиной; сгустился и хлынул с берега молочно-серый туман…
Мир точно рушился.
Они появились одновременно с разных сторон — маги, потрёпанные сражением, и Оро-Ич. Я увидела Эрнана, в пыли и крови, с рассечённой бровью и повисшей, неестественно удлинённой рукой, и промолчала; увидела Ингизу, беспомощно застывшего, хватающего воздух ртом — и, кажется, сказала: «Всё из-за тебя». Имела в виду: «Если бы ты не оставил Тейта тогда, он бы не доверился Кагечи Ро, и ничего этого бы не произошло».
Конечно, он понял всё по-другому.
Конечно, это было жестоко с моей стороны.
На-пле-вать.
Оро-Ич мягко отстранил нас с Арингой — втёк, вплыл между нами, окутал Тейта своей силой и бережно поднял, не касаясь руками. Я поняла, что сейчас он исчезнет — они оба — и вцепилась непослушными, точно судорогой сведёнными пальцами в грубую блекло-синюю ткань; мастер не возражал.
Он сделал шаг — я за ним.
Мы шли по колено в ярко-алой траве с белыми колосками; в чёрной пустыне под небом с тремя лунами, выщербленными до узких серпов; в воде по пояс, золотистой и тягучей, как мёд, и столь же сладкой на вкус; по гребню горы, в перехлёстывающихся потоках света — маджента, ультрамарин, снова маджента…
Путь завершился в просторной комнате без окон, в каменном мешке, лишь слегка задрапированном серой тканью.
— Дальше тебе нельзя, — мягко произнёс-пропел мастер.
Я сглотнула и с усилием расслабила сведённые пальцы, выпуская край одежды. Оро-Ич со своей ношей — такой лёгкой, такой ужасающе, страшно лёгкой — шагнул в стену, как в зыбкую дымку. Я шарахнулась следом, налетела на шершавый камень — да так и сползла на пол, обнимая себя, баюкая, точно у меня была разворочена грудная клетка, а сердце стекало сквозь рёбра горячим дождём.
В плечо с протяжным жалобным воркотанием ткнулись два меховых комка. Я, не глядя, подгребла их себе под бок, спрятала лицо в жёсткой рыжей шерсти, в мягкой черно-бурой, и застыла. Не заснула — здорово было бы отключиться, наверное — а словно замёрзла. Время стало вязким, как смола, и каким-то гадким, и его течение причиняло почти физический дискомфорт.
«Интересно, так чувствуют себя змеи, когда меняют кожу?» — мелькало в голове.
И тут же: «Не желаю ничего менять. Пусть остаётся по-прежнему».
Но и в таком состоянии было ясно — нет, как раньше ничего уже не будет. Это неотвратимо, как взросление, и нельзя впасть обратно в детство- можно утратить разум, что для эмпата немыслимо, равносильно смерти или ещё хуже… Я постоянно видела Тейта, хоть с закрытыми, хоть с открытыми глазами. Его губы, разомкнутые на свистящем вдохе, обветренные; кисти рук — напряжённые, жилистые во время драки, расслабленные во сне; оголённое плечо, изгиб шеи, встопорщенные вихры — всё фрагментами, осколками разбитого витража.
Даже если собрать, склеить, память останется; я никогда не смогу смотреть на него и не замечать бесконечной уязвимости.
Смертности.
Наверное, свою собственную смертность осознавать было легче и проще.
Оро-Ич вернулся через четыре с половиной часа.
В таких ситуациях принято говорить- «спустя целую вечность», но я точно знала, сколько времени прошло, каждую минуту пропустила через себя. Стена подёрнулась туманом, выкатились кольца щупалец, и меня буквально швырнуло навстречу. Шрахи отскочили пружинистыми хвостатыми мячиками и уставились на Оро-Ича дружелюбно и слегка заискивающе, точно ожидая привычной подачки.
— Что с Тейтом?
Ох-хо, а голос-то какой хриплый. И горло, как наждак… впрочем, без разницы.
— Ты сохранила ему жизнь, Трикси Бланш, — по обыкновению мелодично ответил мастер, но в эмпатическом фоне мне почудилась усталость. — Я вернул Тейту его тело. Сейчас он слаб и нуждается в отдыхе, но через два дня немногие в Лагоне сумеют выдержать бой с ним.
Тейт всегда утверждал, что жаждал силы, — добавил Оро-Ич, минуя меня с шелестящим змеиным звуком; серые занавеси взметнулись за щупальцами, словно от ветра. — И вот теперь он один из сильнейших, пусть и сам пока не осознаёт этого… Но ему нужен отдых, — повторил он и остановился на другой стороне комнаты, издали глядя на меня. — И тебе тоже, Трикси Бланш.
— Хорошо, — деревянно согласилась я, опускаясь на пол прямо там, где стояла. — Подожду здесь.
После того, как его кости таяли под моими пальцами, распадалась кожа, обнажая мышцы, и только из сознания волнами накатывало тихое и уверенное «Трикси», я не могла поверить, что он жив. Сознание оставалось ясным и замутнённым одновременно, точнее, суженным до чётко очерченной области — как туннельное зрение, но в ментальном плане.
Необходимое условие нормального функционирования — увидеть, дотронуться, убедиться. А до тех пор — ждать. Столько, сколько потребуется.
Мастер Лагона посмотрел на меня долго и странно, скрестив руки на груди.
— Отдохнуть, Трикси — значит, уснуть и отпустить тревоги, дать покой разуму и телу, — произнёс он осторожно, точно проверяя реакцию.
…интересно, сколько часов Тейту нужно, чтобы слабость ушла? И почему нельзя видеть его сейчас?
Не думать о плохом.
Дышать.
— Вы правы, — покладисто согласилась я, опуская взгляд. И немного схитрила: — Я подожду его здесь, а потом отдохну.
Кажется, получилось хорошо, значит, мастер уйдёт. Тогда можно будет пробить стену и пройти к Тейту. Ведь если он жив, то я ему не помешаю. Он звал меня.
— Трикси Бланш. — Тон стал вкрадчивым, обволакивающим. — Ты неадекватна. Посмотри на меня.
Я механически подчинилась.
Оро-Ич поймал мой взгляд, усмехнулся… а потом тоненько и смешно присвистнул.
Щупальца — семь штук, ни туда ни сюда — соскользнули с его боков и поясницы и деловито расползлись по углам. Синие чешуйки с тихим шелестом стекли на камень и просочились сквозь щели, точно рой экзотических насекомых.
Мастер Лагона — чудовище, псевдоинкуб — стоял передо мной босым, в простых пыльно-синих одеждах. Белые волосы одуванчиковым пухом топорщились вокруг головы на добрую ладонь, золотистые глаза были насмешливо сощурены, кожа без чешуи выглядела мягкой и уязвимой. Обычный человек, только очень высокий и красивый.
Не знаю, что меня поразило больше, отскочившие щупальца или ожившая чешуя, но в первые несколько секунд я от удивления онемела и могла лишь хлопать глазами, прямо как дорогая кузина Лоран — на экзамене по истории в средней школе.
— Это что? — наконец выдавила я из себя высокоинтеллектуальный вопрос.
— Айры, — ласково улыбнулся мастер. — Если притяжение нельзя приглушить или скрыть, то можно сделать облик настолько экзотическим, чтобы страх перевешивал желание.
Я представила его помоложе и с той же оглушающей инкубьей аурой. Прониклась. Сглотнула.
Разродилась новым образчиком логического мышления.
— А… язык? Он тоже, ну?..
Оро-Ич фыркнул и подразнил меня — чёрным змеиным раздвоенным языком. Определённо настоящим, его собственным.
— А как же речевой аппарат? — совершенно растерялась я. И вдруг поняла, что снова по щекам у меня текут слёзы. Прижала к лицу ладони, вздохнула прерывисто. — Ой… Простите, я…
— Это правильные чувства, Трикси. Не мешай им, — ответил мастер Лагона.
И, непостижимым образом очутившись совсем-совсем близко, вдруг обнял меня и погладил по голове. А я не ощущала ни обольстительных чар, ни неловкости, ничего — только колоссальное облегчение оттого, что осознала наконец: Тейт жив.
Всё будет хорошо.