С озера налетел порыв холодного ветра, и я поёжилась. То ли от неожиданности, то ли от озноба…
— Я уже слышала его.
— Ингиза — ученик мастера Лагона, — вмешался внезапно Итасэ. — Вблизи я видел его однажды, когда только… когда только пришёл в Лагон. Ингиза был не подмастерьем, но чем-то большим. Самый сильный, самый талантливый, лучший — так о нём говорили. А потом вдруг начали говорить как о предателе.
— Говорили? — эхом откликнулась я. — Он что, умер?
Идиотский вопрос. Собственно, ответ я уже знала, но почему-то очень боялась, что его озвучат — и одновременно хотела этого.
— Можно сказать и так. — Впервые на моей памяти Итасэ испытывал неловкость. — Но ходили слухи… Тебе лучше спросить у кого-нибудь, кто знает лучше. Девять лет назад я мало интересовался кем-то, кроме себя.
Лао просто промолчал; но мне не нужны были подсказки. А я вспомнила Тейта — и обжигающие образы, которые таились в бездне его разума.
Океан бесцветного огня.
Череп, осыпающийся пеплом.
Обожжённые мальчишеские ладони.
"Верь мне"…
Фрагменты головоломки никак не желали складываться в цельную картину, но часть истории я уже могла прочитать.
— Тейт убил его, верно?
— Так говорили, — ответил Лао очень-очень мягко, словно боялся спугнуть правду. — Я не знаю, так ли это. Но многие верят. Сперва те, кто силён, но неразумен и горд, испытывали его. Тейт был вынужден сражаться и убивать — тогда, когда нуждался в помощи и в близости сильнее всего. Он выжил. И потому теперь одни его боятся, а другие верят глупой игре.
— "Худший ученик"? — предположила я со вздохом.
— Да, — подтвердил Лао тихо.
Так вот зачем ломать комедию… Если выбирать между "чудовищем" и "посмешищем", то предпочтительней второе. Гордое звание могущественного клоуна по крайней мере не обрекает на одиночество и ненависть.
Но, шрах, это всё началось девять лет назад!.. Сколько тогда было Тейту, одиннадцать? Сущий ребёнок. Ясно одно: жуткая бездна в разуме Тейта появилась именно тогда. И с тех пор росла, постепенно пожирая его.
— Мне нужно поговорить с Тейтом. Извиниться и… и узнать, что случилось с Ингизой, — я сглотнула. Опять навалилась болезненная слабость.
А что, если он не станет со мной разговаривать? Отвернётся, как от кучи мусора, и уйдёт? А что, если мы теперь никогда…
— Не получится, Трикси-кан, — с редким для него искренним сочувствием посмотрел на меня Итасэ. — Танеси Тейт два дня назад покинул Лагон.
— Так, стоп. — Мозг у меня отказывался обрабатывать информацию. — Два дня? Но ведь поединок был вчера?
— Ты три дня лежала как мёртвая, Трикси.
Объяснять никто ничего не стал, но этого и не требовалось. Три дня я провалялась без чувств, а Тейт… Тейт не пришёл ко мне. Он просто сбежал.
И надо бы разозлиться, но почему так больно?
— Саара Ан Локен решила покинуть своего мастера, Фарангет, — продолжил тем временем Итасэ. — Фарангет поставила условие: совершить трёхлетнее странствие по горам, добраться до севера и вернуться живой. Локен отправилась не одна, с ней ушли не меньше десятка сильных учеников. Я не представляю, о чём с ней говорил Танеси Тейт, но она позволила ему присоединиться. Я мог бы догнать их, если бы знал, куда идти… Но не знаю.
Он говорил ещё что-то, но я не слушала — просто не могла слышать.
Три года!.. И Тейт может вообще не вернуться… Из-за меня? Это я виновата? Что же теперь делать?
Кажется, последний вопрос я произнесла вслух, потому что Лао сказал:
— Сейчас — спать. Ты ещё слаба, Трикси.
Ещё несколько месяцев назад подобный совет почти наверняка вывел бы меня из себя, но в Лагоне я научилась многому. В том числе — правильно оценивать свои силы. Мне действительно отчаянно требовался отдых — не полное боли забытьё, а покой. И не где-то в тёмном пустом доме, где нет Тейта, а здесь, рядом… с друзьями?
Пожалуй, так.
Я не сдамся. И сломить себя не позволю. Лао прав: необратима только смерть. А значит, я ещё поборюсь.
— Спасибо… — Благодарно улыбнуться было сложнее, чем поднять любимую штангу Тони, но я как-то справилась. — Мне правда это нужно. И здесь хорошее место. Вы тут часто бываете, да?
Лао рассмеялся, мелодично и необидно. Итасэ тоже, чуть погодя, словно выдержав суровую битву с чувством собственного достоинства. Я что, села в лужу?..
— Это "хорошее место" — мой дом, Трикси, — объяснил Лао наконец и обвёл рукой тёмное озеро, сияющих крохотных птиц, песчаный берег, высокие травы.
Я так растерялась, что на целую секунду даже забыла о Тейте.
— Прямо здесь? А если идёт дождь?
— Если идёт дождь, то я мокну, — серьёзно ответил Лао. А Итасэ добавил ворчливо:
— Живёт Лао действительно здесь, о, да. Скромно, дико и со вкусом. Но под озером есть огромная пещера с сокровищами. И с горячими источниками, если тебя это интересует, Трикси-кан.
От удивления я не нашла ничего лучше, чем спросить Лао:
— А зачем тебе сокровища?
— Так положено, — фыркнул он и взъерошил мне волосы на затылке. — А теперь спи.
И я послушно уснула.
Хорошая штука — биокинез.
Мне снилось, что я — огненная птица, попавшая в силки. Нити прочные, разорвать не выйдет, и к тому же одно неосторожное движение — и явится по мою душу охотник, и тогда свисти не свисти — всё пропало. Распутывать ловушку следовало аккуратно, не торопясь. Жаль, что клюв и крылья мало для этого подходили…
Но потом, откуда не возьмись, налетели стаи таких же огненных птиц — и стали мне помогать. И минуты не прошло, как силки растянулись и спали. Птицы же взмыли в изумрудное небо, и одна из них, самая большая, шестикрылая, была ужасно похожа на Шекки.
— Какой абсурд, — пробормотала я и проснулась.
За ночь озеро никуда не делось. А вот красивые золотистые птицы то ли разлетелись, то ли попрятались с рассветом. Задержалась одна-единственная: спрятав голову под крыло, она задремала на плече Итасэ, который безмятежно спал, окунув босые ноги в озеро. Тонкий серебристый шарф укрывал его, как чудовищная перепутанная паутина. Лао сидел чуть поодаль и смотрел на него… нет, не как брат, а, скорее, как сестра, которая настолько старше, что может сойти за мать.
— Так ты мужчина или женщина? — вырвалось у меня. Сразу же накатил стыд, но было поздно: Лао, конечно, всё услышал.
Но не рассердился.
— Не знаю, — беспечно ответил он. — Мне всё равно, а Ран ещё не определился. Если хочешь, спустись вниз, Трикси, — и он указал на темнеющий в земле проём под развесистым деревом кижу. — Там правда есть горячие источники.
Приглашение я приняла с радостью — и второе, позавтракать вместе, тоже. Чувство страшной потери никуда не делось, но притупилось; можно было думать о Тейте — и не сходить с ума. И даже, страшно признаться, строить планы на будущее.
— Что собираешься делать, Трикси-кан? — поинтересовался Итасэ с деланым равнодушием, когда пиалы с шергой опустели.
— Навещу Соула и поговорю, — ответила я, не задумываясь, благо план действий составила загодя. — И не смотри так, я не сошла с ума. Во-первых, найти Тейта — полдела. Я пока не знаю, что ему говорить. А во-вторых, история Ингизы… У меня такое чувство, что я должна обязательно узнать, что там случилось. Хотя бы общепринятую версию, а уж её-то Соул знать должен, хотя бы в силу возраста. Вот разберусь — и брошусь в погоню.
— Полагаешь, что в твоих силах найти Танеси Тейта в горах? — спросил Итасэ откровенно скептически.
Что ж, спасибо хотя бы за честность.
— У меня есть идеи, скажем так. Кстати, а вон тот свиток тебе точно не нужен?
— О, если бы я придумал, куда приспособить эту в высшей степени бесполезную вещь, то, разумеется, тут же поделился с тобой радостью открытия.
На том и разошлись.
Самое интересное, что насчёт идеи я почти не слукавила. Давешний сон действительно навёл меня на мысль… Если Шекки остался в Лагоне — может и выгореть.
Разыскать Соула оказалось куда проще, чем можно было предположить. Практически наудачу я сунулась к тому холму, где мы впервые встретились — и не прогадала. Зияющая и отчётливо любопытная пустота в ментальном пространстве ясно говорила о том, что хозяин дома. И что он бодрствует — немаловажное дополнение, потому что ни один разговор, начинающийся с несвоевременного пробуждения, к добру не приводит.
— Ты ничего не потерял? — взмахнула я свитком вместо приветствия.
Соул вскинулся, резво разгребая бардак вокруг себя — тубусы, пустые пиалы, огрызки лепёшек — и улыбнулся:
— Кое-кого потерял. Но не ожидал увидеть тебя так скоро.
— Ты же обещал мне разговор, — пожала я плечами.
— Да, точно… Рад, что ты цела.
Это было очень искреннее и отвратительно понимающее "рад, что ты цела". Он видел, что произошло с Тейтом — и со мной, но разбрасываться обвинениями и нотациями не собирался. А жаль… Может, после десятка-другого упрёков я бы взбодрилась, начала бы огрызаться, а после сотни вообще догадалась бы свалить вину на Эфангу.
— Всё относительно, — философски ответила я и села рядом с ним, подогнув под себя ноги. — Тебе не сильно досталось от мастера?
Соул прилёг, опираясь на локоть, и выражение лица у него стало… сложное.
— Мы поговорили. И определили некоторые границы, раз и навсегда. Мастер Эфанга помнит старые времена, иногда ему непросто, и я это понимаю. Свитки, к сожалению, всё же пришлось вернуть, но не беда — я успел дочитать.
— Хорошо, — произнесла я, просто чтобы не молчать. Задать вопрос было нелегко. — Слушай… Ты знаешь, кто такой Ингиза?
Окончание фразы утонуло в шорохе и шелесте — налетел ветер, положил траву у подножья холма, растрепал листья, сдул белый шарф у меня с головы и бросил его на колени к Соулу. Небо потемнело, и стало холоднее. И некстати вспомнился наш дурацкий диалог с Лао.
"А если идёт дождь?"
"Если идёт дождь, то я мокну".
Действительно, чего уж проще…
— Я много чего знаю об Ингизе, — наконец произнёс Соул, когда пауза уже неприлично затянулась. — В основном потому, что мы почти ровесники. Точнее, были ровесниками. Молодые ученики с неохотой о нём говорят — наверно, оттого, что лучше помнят его конец, а умер Ингиза очень скверно. Правда, такие смерти в чести у хороших поэтов, но он-то был далёк от искусства, как никто иной. Ингиза любил жизнь, и она отвечала ему взаимностью… Что ты хочешь знать?