Ригуми Шаа — мой мастер, и я выбрала его сердцем; почти как любовь, но немного по-другому. Ни с кем иным так не получится, будь он хоть в сто раз сильнее и опытнее. Извините, не обсуждается. И не продаётся. Даже за стихи. Точка.
— Надо же, — усмехнулся Эфанга, и в ту же секунду пропало ощущение пристального недовольного взгляда со всех сторон разом, а тьма по углам рассеялась. Сгустившийся было воздух вновь стал пригодным для дыхания, хотя запах острого соуса по-прежнему неприятно щекотал ноздри. — Так решительно меня ещё не отвергали. Что ж, спрошу позже, лет через пятьдесят. Я терпеливый.
У меня будто камень с души свалился.
— Могу ли я расценивать ваши слова как обещание пока оставить меня в покое? И Тейта тоже? — быстро спросила я, пока ко мне не вернулась способность рационально мыслить — а значит, бояться тех, кто сильнее. — Или, по крайней мере, действовать, минуя Тейта и не причиняя ему вреда?
На сей раз Эфанга смотрел на меня не меньше минуты, вдумчиво хрустя синими фруктами в сиропе, а потом досадливо поморщился:
— Высоко же ты ценишь своего любовника, если готова ради него дерзить.
Обычно я не особенно чувствительна к неточным формулировкам, но сейчас мне наступили на больную мозоль.
Нет, ну какого шраха?
— Танеси Тейт, к сожалению, пока ещё не мой любовник, — нейтральным тоном проинформировала я мастера. — Но мы работаем в этом направлении.
Эфанга недоверчиво посмотрел на меня — и расхохотался. Жёлто-лиловый шарф съехал до самых бровей, точнее, до того места, где они растут у нормальных людей. Пространство вокруг хохотало тоже — каждой песчинкой, алой и белой, каждым камешком в кладке стен, каждым иллюзорным плеском волн.
— Ступай, Трикси Бланш, — произнёс мастер, отсмеявшись. — Я не трону Тейта, слово мастера. Более того, я даю тебе разрешение на выход из Лагона — беги, ищи своего мальчишку, как собиралась. Это будет мне хорошим напоминанием о безумии юности.
И только теперь я поняла, что дело с поединком закрыто. Не будет больше атак исподтишка, нападений на Тейта; не будет больше отношения ко мне, как к бесправной добыче. Накатило колоссальное, почти болезненное облегчение. Стало даже плевать на то, что Эфанга каким-то образом умудрился пробраться мне в голову и вытащил оттуда гениальный план побега.
— Спа… спасибо.
Как деревянная, я благодарно склонила голову к плечу и драпанула к люку — быстрей, пока мастер не передумал. И оклик настиг меня уже на полпути:
— Последний вопрос, Трикси Бланш. Та рыжая штука, которая помешала мне во время поединка — что это?
Я запнулась на бегу о собственную ногу и чудом шею не свернула, ухнув вниз головой в люк. Инстинктивно сотворила что-то мягкое — то ли воздушную подушку, то ли мат — и испуганно замерла.
Шрах! То есть, Эфанга обратил внимание на шраха, и это — полный шрах!
— Жду ответа, Трикси. — На сей раз голос прозвучал ближе, буквально над ухом, хотя мастер, готова спорить, и с места не тронулся.
Гм… Как говорил дядя Эрнан, один из лучших способов отвечать на неудобные вопросы — это говорить правду в максимально неприемлемой для восприятия форме.
— Мастер Эфанга, — прочувствованно произнесла я, приняв более-менее достойную позу: ноги на ширине плеч, подбородок задран, руки воздеты к безжалостному небу. — В моём мире вот уже три тысячи лет, а именно таким сроком датируются самые ранние упоминания о шрахе, множество специалистов, в том числе филологи, экологи, маркетологи, лингвисты, историки, квантовые физики, биологи, врачи, теологи, литературоведы, взрывотехники, нерадивые студенты и радеющие за новое поколение профессора, инженеры, фольклористы, поэты и сантехники пытаются ответить на этот вопрос. Если вы желаете, чтобы я внятно сформулировала, что такое шрах, откуда он берётся и, главное, за что… Боюсь, вы просите о невозможном.
Выбираясь из террасы наблюдения Эфанги, я, вероятно, нарушила не только все на свете правила этикета, но и парочку законов физики, особенно те из них, что касаются максимальной скорости передвижения в пространстве и преодоления материальных препятствий. По крайней мере, терраса осталась в полукилометре позади прежде, чем сердце у меня стукнулось в рёбра хотя бы с десяток раз, а сквозь последнюю стену я, кажется, вообще просочилась… Эфанга, к счастью, преследовать меня не стал — то ли решил не отрываться от трапезы, то ли подумал, что я всего лишь несмешно и глупо пошутила.
Его проблемы, впрочем. Не верить в шраха — большая ошибка.
Особенно после того, как он тяпнул тебя за ногу.
Самое смешное, что через полчаса я вообще с трудом понимала, чего так испугалась. Ну, мастер задал неудобный вопрос — получил туманный ответ. Не говорить же, что чересчур своевольная иллюзия от меня удрала и теперь наводит свои порядки в Лагоне. Да и иллюзия ли?..
Нет, правда, всё, к чему прикасается шрах, быстро приходит в состояние хаоса.
— Надеюсь, ты доволен? — почти нежно спросила я ближайшие кусты. Узкие серебристо-лиловые листья зашелестели — то ли ветер налетел, то ли мелкий айр прошмыгнул. — Можешь порадоваться — в ближайшее время развлечения точно не закончатся.
Кусты восторженно притихли.
Первая часть моего фантастического плана побега из Лагона дремала прямо над спуском в наше с Тейтом обиталище — огненно-оранжевая химерическая птица с двумя парами мощных крыльев. Бок, покрытый то ли мелкими жёсткими перьями, то ли вытянутой чешуёй, нагрелся на солнце; я осторожно прикоснулась к нему ладонью, и Шекки, реагируя на прикосновение, послушно сдвинулся в сторону, открывая вход.
Прекрасно — своего айра рыжий оставил дома. Значит, у меня хотя бы есть шанс.
Не заглядывая в спальни, я сразу прошла на самый нижний уровень, в кладовые. Вообще первоначально у меня был иной план: завернуть к Митчи и на остаток своего "кредита" набрать всякой долгоиграющей еды — высушенных фруктов, лепёшек, чего-нибудь сладкого. Но в итоге я передумала; самое необходимое, типа муки и вяленого мяса можно было захватить из дома. И не прогадала ведь — свёрток получился компактный, лёгкий, самое то для путешествия, а вдобавок в кладовой обнаружились две большие мягкие фляги, каждая литров на пять. Таких немудрёных запасов хватит дней на пять, а больше мне и не понадобится: либо найду Тейта, либо… гм.
Вряд ли дилетант вроде меня сможет протянуть в горах больше недели, с провизией или без.
Сунув напоследок в сумку смену одежды, пузырёк с мылом и сухое масло для волос, я выбралась наружу. Солнце уже клонилось к закату — надо же, целый день потратила… Значит, Тейт теперь в трёх сутках пути от Лагона. Одна надежда на Шекки: летает химера гораздо быстрее, чем передвигается самый мобильный отряд магов. В любом случае, нельзя терять время — во всех смыслах.
Нервно сглотнув, я подошла к рыжему айру и села перед ним, скрестив ноги: во-первых, именно такая поза считается здесь подходящей для задушевной беседы, а во-вторых, мне так легче сконцентрироваться на эмпатии. А он открыл один прозрачный глаз — и отвернулся, бессмысленно уставившись на линию горизонта.
— Шекки, — позвала я негромко, тщательно отслеживая реакцию. И — почти мгновенно ощутила слабый отклик. О, нет, неразумные биороботы так на своё имя не реагируют. — Мне нужно найти Тейта. И помочь можешь только ты.
Химера не шевельнулась, но на затылке у неё встопорщились мелкие твёрдые перья. Будем считать, что это хороший знак.
— Мы с тобой никогда не летали вдвоём, — тщательно формулируя мысленные образы, продолжила я. Первое правило эмпата — если ты способен воспринять движения чужого сознания, то и оно может тебя ощутить. И даже понять, если очень-очень повезёт. — И я не знаю, что держит тебя рядом с Тейтом. Но в одном уверена: ты желаешь ему добра. И он тебе тоже… А сейчас Тейт в опасности.
Стоило мне договорить и, готова поклясться, та тень разума Шекки, которую я сумела почувствовать, отчётливо окрасилась насмешкой… или сарказмом?
Поразительно.
Как там шутила кузина Лоран? Где сарказм, там и интеллект, только шрах ты с носителем того интеллекта полюбовно договоришься? Что ж, попробую опровергнуть её теорему. День у меня сегодня начался с Лао — а значит, хорошо подходит для сказочных подвигов.
— Да, знаю, — улыбнулась я и машинально протянула руку, чтоб погладить тёплый бок химеры. — Тейт и опасность — практически синонимы. Он не особенно задумывается о рисках… Но у него действительно проблемы. Произошла кошмарная ошибка — и я виновата не меньше него, может, и больше. А он взял и удрал на край света, навстречу всем бедам, какие есть, только бы не успеть остановиться и задуматься. И я его понимаю. Сама бы убежала с радостью, но не могу. Голова на плечах мешает.
Шекки издал странный гортанный звук и заинтересованно скосил прозрачный глаз; я отразилась, как в выпуклом зеркале — искажённо, смешно и жутковато одновременно.
— Мне нужно к нему. Очень нужно, правда, — тихо произнесла я, вкладывая всю свою страсть, боль и тоску — то, что было надёжно запрятано в тёмных подвалах сознания. — Отвези меня к нему. Пожалуйста. Я прошу тебя, как… как друга.
Глаза Шекки резко потемнели; отражённое солнце дробилось в них и пылало, точно появилось сразу с десяток огненных зрачков. А потом он встал, потянулся, подскочил к спуску в дом — и встряхнулся, как собака, облитая из шланга. Пёрышки-чешуйки хлынули дождём и равномерно распределились над зияющей дырой входа, словно роса на паутине. А потом вся эта неземная красота мигнула — и исчезла.
Вместе с входом.
Если не ошибаюсь, Шекки демонстративно запер дверь на замок, сунул ключ в карман и теперь ждёт у такси, нетерпеливо притопывая. Весьма точная метафора, кстати — за тем исключением, что химера и есть "такси".
— Спасибо, — улыбнулась я — и влезла в седло. На то место, которое раньше занимал Тейт. — Ну, что, полетели?
И Шекки взмыл в небо, стремительно и беззвучно. И подумалось, что хорошо бы в такие моменты иметь не одно, а два сердца: первое станет сжиматься от ужаса, трепетать от восторга, дрожать от предвкушения и заниматься прочей мистической ерундой, а второе — выполнять примитивные физиологические функции. А иначе и сдохнуть недолго.