Я примчался на виллу Джорджа, задыхаясь, раздираемый эмоциями, постучался для вида и ворвался в дом. Только тут я понял, что он не один. Рядом с ним сидел на стуле мужчина, которого я, из-за такой же бороды, с первого взгляда принял за его брата. Однако, в отличие от Джорджа, он был безукоризненно одет: серый фланелевый костюм, жилетка, чистейшая белая рубашка, стильный, хотя и мрачноватый, галстук и большого размера, основательные, хорошо надраенные ботинки. Смущенный, я остановился на пороге, а Джордж окинул меня сардоническим взглядом.
– Добрый вечер, – приветствовал он меня. – Судя по твоему окрыленному виду, надо полагать, что ты примчался не за дополнительным уроком.
Я извинился за вторжение и рассказал Джорджу о найденных мною загадочных гнездах.
– Хвала Всевышнему, что ты здесь, Теодор, – обратился он к бородатому гостю. – Теперь я могу передать решение этой проблемы в руки эксперта.
– Ну, какой из меня эксперт… – пробормотал самоуничижительно тот, кого назвали Теодором.
– Джерри, это доктор Теодор Стефанидис, – пояснил Джордж. – Он сведущ практически в любом из заданных тобой вопросов. И из незаданных тоже. Он, как и ты, помешан на природе. Теодор, это Джерри Даррелл.
Я вежливо поздоровался, а бородатый, к моему удивлению, встал со своего места, подошел ко мне быстрым шагом и протянул здоровую белую пятерню.
– Очень рад знакомству, – сказал он, очевидно обращаясь к собственной бороде, и бросил на меня быстрый смущенный взгляд поблескивающих голубых глаз.
Я пожал ему руку со словами, что тоже очень рад знакомству. После чего наступила неловкая пауза, во время которой Джордж с улыбочкой наблюдал за нами.
– Что скажешь, Теодор? – наконец произнес он. – И откуда же, по-твоему, взялись эти странные тайные ходы?
Тот сцепил пальцы за спиной и несколько раз приподнялся на цыпочках, отчего ботинки негодующе проскрипели. Он в задумчивости уставился в пол.
– Ну… э-э… – Слова выходили из него с взвешенной дотошностью. – Сдается мне, что это ходы пауков-каменщиков… э-э… вид, довольно распространенный на Корфу… когда я говорю «довольно распространенный», я имею в виду, что мне довелось встретить его раз тридцать… а то и сорок… за то время, что я здесь живу.
– Так-так, – покивал Джордж. – Значит, пауки-каменщики?
– Да, – сказал Теодор. – Сдается мне, что это весьма вероятно. Но я могу ошибаться.
Он еще поскрипел подошвами, встав на цыпочки, и бросил в мою сторону жадный взгляд.
– Если это не очень далеко, мы могли бы пойти и проверить, – предложил он неуверенно. – Я хочу сказать, если у вас нет других дел и это не слишком далеко… – Его голос оборвался как бы со знаком вопроса.
Я ответил, что это совсем недалеко, на холме.
– Мм, – кивнул Теодор.
– Смотри, чтобы он не утянул тебя незнамо куда, – сказал Джордж. – А то исходите вдоль и поперек все окрестности.
– Ничего страшного, – успокоил его Теодор. – Я все равно собирался уходить, сделаю небольшой крюк. Дело нехитрое… э-э… в Канони, через оливковые рощи.
Он аккуратно водрузил на голову симпатичную фетровую шляпу серого цвета. Уже в дверях он обменялся с Джорджем коротким рукопожатием.
– Спасибо за великолепный чай, – сказал он и размеренно зашагал по дорожке рядом со мной.
Я исподтишка его разглядывал. У него был прямой, красиво очерченный нос, забавный рот, прячущийся в пепельно-светлой бороде, и прямые кустистые брови над проницательными, пытливыми, с огоньком глазами, в уголках которых собрались смешливые морщинки. Шагал он энергично, напевая что-то себе под нос. Когда мы проходили мимо канавы со стоячей водой, он на секунду остановился и вперился в нее с ощетинившейся бородкой.
– Мм, daphnia magna[2], – произнес он как бы между прочим.
Он поскреб бороду большим пальцем и зашагал дальше.
– Обидно, – обратился он ко мне. – Поскольку мне предстояла встреча… э-э… с друзьями, я не захватил с собой рюкзак натуралиста. Очень жаль. В этой канаве мы могли бы обнаружить нечто интересное.
Когда мы свернули со сравнительно ровной дорожки на каменистую козью тропу, я ждал выражения неудовольствия, но Теодор шагал за мной все с такой же неутомимой решимостью, продолжая напевать. Наконец мы оказались в тенистой роще, я подвел его к склону и указал на загадочные люки.
Он присел возле одного, глаза его сощурились.
– Ага… так… мм… так-так.
Он достал из жилетного кармана перочинный ножичек, раскрыл его и осторожно поддел люк кончиком лезвия.
– Ну да, – подтвердил он. – Cteniza.
Он заглянул в туннель, потом в него дунул и снова закрыл люк.
– Да, ходы пауков-каменщиков, – сказал он. – Но этот, скорее всего, необитаемый. Обычно паук вцепляется в… э-э… люк лапками или, точнее, коготками, да так цепко, что, если применить силу, можно повредить дверцу. Да… это ходы самки. Самцы их тоже проделывают, но вдвое короче.
Я заметил, что никогда не видел ничего подобного.
– О да, – сказал Теодор, – очень любопытные существа. Для меня загадка, как самка понимает, что приближается кавалер.
Видя мое озадаченное лицо, он приподнялся на носочках и продолжил:
– Самка ждет в своем убежище, когда мимо проползет какое-нибудь насекомое – муха, или кузнечик, или еще кто-то. И похоже, точно знает, что кто-то совсем рядом. Тогда она… э-э… выскакивает из люка и хватает жертву. Ну а если приближается паук в поисках самки… почему, спрашивается, она… э-э… не пожирает его по ошибке? Возможно, его шаги звучат по-другому. Или он… издает особые звуки… которые она улавливает.
Мы спускались с холма в молчании. Вскоре мы дошли до развилки, и я стал прощаться.
– Ну что ж, всего доброго, – сказал он, разглядывая свои ботинки. – Приятно было с вами познакомиться.
Мы молча постояли. Как позже выяснилось, при встрече и при прощании Теодора всегда охватывало сильное смущение. Наконец он протянул ладонь и торжественно пожал мне руку.
– Прощайте. Я… э-э… надеюсь, что мы еще увидимся.
Он развернулся и стал спускаться, размахивая тростью и пристально поглядывая вокруг. Я проводил его взглядом и зашагал домой. Теодор одновременно поразил меня и озадачил. Во-первых, как признанный ученый (одна борода чего стоит) он для меня много значил. Собственно, я впервые встретил человека, разделявшего мой интерес к зоологии. Во-вторых, мне страшно льстило, что он ко мне отнесся так, словно мы с ним были одного возраста. Домашние тоже не разговаривали со мной снисходительно, а к тем, кто так поступал, я относился с неодобрением. Но Теодор говорил со мной не только как со взрослым, но и как с равным.
Меня не отпускал его рассказ про паука-каменщика. Сама идея, что самка прячется в шелковистом туннеле, держит дверцу на запоре своими кривыми лапками и вслушивается в передвижения насекомых по мху у нее над головой. Интересно, какие звуки до нее долетали? Я могу себе представить, как шумит улитка – словно треск отрываемого лейкопластыря. Сороконожка – это взвод кавалерии. Муха совершает быстрые перебежки с паузами на то, чтобы помыть передние лапки – такой глуховатый вжик, как при работе точильщика ножей. Большие жуки, решил я, должны быть похожи на едущий паровой каток, а маленькие, вроде божьих коровок, возможно, урчат, как отлаженный автомобильный мотор. Заинтригованный этими мыслями, я шагал через погружающиеся в сумерки поля, спеша рассказать домашним о моей находке и о знакомстве с Теодором. Я надеялся снова его увидеть, так как у меня к нему было много вопросов, но я понимал, что едва ли у него для меня найдется свободное время. Однако я ошибся. Спустя два дня Лесли, вернувшись с прогулки в город, вручил мне небольшую бандероль.
– Встретил этого бородатого типа, – лаконично сказал он. – Ну, этого ученого. Вот, передал это для тебя.
Я уставился на бандероль, не веря своим глазам. Мне? Это, наверное, какая-то ошибка. С какой стати большой ученый станет мне что-то посылать? Я перевернул бандероль. На лицевой стороне аккуратным паучьим почерком было выведено мое имя. Я нетерпеливо разорвал оберточную бумагу. Внутри оказалась коробочка и письмо.
Дорогой Джерри Даррелл,
я подумал после нашего вчерашнего разговора, что в Ваших исследованиях местной природы Вам может оказать помощь какой-нибудь увеличительный прибор. Вот почему я посылаю этот карманный микроскоп в надежде, что он Вам пригодится. Конечно, увеличение, которое он дает, не очень значительное, но для Ваших полевых работ оно будет достаточное.
С наилучшими пожеланиями,
искренне Ваш,
6Славная весна
В последние дни уходящего лета и на протяжении теплой влажной зимы чаепитие с Теодором превратилось в еженедельный ритуал. Каждый четверг я набивал карманы спичечными коробками и склянками с разной живностью, и Спиро отвозил меня в город. Эту встречу я бы не пропустил ни за что на свете.
Теодор провожал меня в кабинет, вызывавший мое безоговорочное одобрение. Вот так должна выглядеть комната. Книжные потолки до потолка были забиты томами, посвященными пресноводной биологии, ботанике, астрономии, медицине, фольклору и прочим увлекательным и целесообразным предметам. А вперемежку с ними – истории о привидениях и детективы. Так, Шерлок Холмс соседствовал с Чарльзом Дарвином, а Ле Фаню – с Фабром. В моем представлении, идеальный баланс. В одном окне стоял телескоп, обращенный к небу, как воющая собака. На подоконниках выстроились парадными шеренгами баночки и бутылочки с миниатюрными пресноводными обитателями, которые кружились и метались среди изящных зеленых побегов. Одну половину комнаты занимал массивный стол с грудами путевых альбомов, микрофотографий, рентгеновских снимков, дневников и блокнотов. В другом конце стоял столик для микроскопа, а на нем мощная лампа на сочлененной ножке склонялась, подобно лилии, над плоскими коробочками со слайдами. Сами микроскопы, блестящие как сорочьи перья, хранились под стеклянными колпаками, похожими на улья.