Я от помощи отказался, чему он был только рад. Гостям пришлось объяснить, что Алеко не в настроении, поэтому его поимка может занять некоторое время.
– Поторопись, черт возьми! Суп остывает, – напустился на меня Ларри. – Вымани чем-нибудь этого зверя. Что они едят?
– Все чайки обожают моряков[16], – не без удовольствия заметил Теодор.
– Прекрати! – возмутился Ларри, скривившись, словно от боли. – Нашел время для своих шуточек!
– Боже правый, какой у него свирепый вид! – воскликнул Кралефский, наблюдая за моими маневрами.
– Наверное, он голодный, а тут и мы подоспели, – продолжил Теодор в своем репертуаре.
– Теодор!
Наконец мне удалось ухватить Алеко за клюв, и я выволок его, орущего и хлопающего крыльями, из-под стола. Я взмок и разлохматился, пока его усмирил, а затем понес в клетку, где запер под аккомпанемент оскорблений и угроз, и вернулся, чтобы доесть свой ланч.
– Однажды моему хорошему приятелю сильно досаждала большая чайка, – вспомнил Кралефский, прихлебывая суп.
– Правда? – перебил его Ларри. – Какие все-таки испорченные птицы.
– Он прогуливался среди скал вместе с дамой, – продолжил Кралефский, пропустив замечание мимо ушей, – когда на них спикировала чайка. Он с трудом от нее отбился при помощи зонта. Да уж, не хотел бы я оказаться на его месте.
– Невероятно! – воскликнул Ларри.
– Он должен был поступить иначе, – с серьезным видом заговорил Теодор. – Наставить на нее зонтик и закричать: «Назад – или я стреляю!»
– Зачем? – удивился Кралефский.
– Она бы поверила и в панике улетела.
– Чего-то я не понимаю… – Лицо у моего репетитора сделалось озабоченным.
– Видите ли, чайки все немного чайкнутые. – Теодор торжествовал победу.
– Тебя слушать – все равно что перечитывать старый номер «Панча», – простонал Ларри.
Звенели бокалы, звякали приборы, булькало вино в бутылках. Ланч набирал обороты. На столе появлялся один деликатес за другим, гости дружно нахваливали хозяйку, мать, улыбаясь, отмахивалась от их похвал. Разговор, естественно, закрутился вокруг животных.
– Помню, ребенком меня отправили к одной из многочисленных престарелых и эксцентричных тетушек, – рассказывал Ларри. – Она была помешана на пчелах. У нее в саду стояли сотни ульев, гудевших, как телеграфные столбы. Однажды она надела огромную москитную сетку и перчатки, заперла нас в доме для пущей безопасности и пошла за медом. Видимо, ей не удалось застать их врасплох. Едва она сняла крышку с улья, как ее всю облепили пчелы. Мы это наблюдали из окна. Ничего не зная про пчел, мы подумали, что так и должно быть, пока она не принялась петлять по саду в отчаянных попытках спастись. Ее москитная сетка запуталась в розовых кустах. Наконец она добежала до дома и забарабанила в дверь, которую мы не могли открыть, так как ключ был у нее. Мы пытались это ей втолковать, но наши голоса тонули в ее воплях и гудении пчел. Кажется, Лесли пришла в голову счастливая мысль окатить ее из окна ведром воды. Увы, он перестарался – ведро тоже улетело за окно. Мало тетушке было сражаться с тучей пчел, так еще ее облили холодной водой и пристукнули по голове здоровым ведром из оцинкованного железа. В общем, после всего этого она опухла до неузнаваемости.
Ларри печально вздохнул и приумолк.
– Боже правый, какой ужас! – воскликнул Кралефский, тараща глаза. – Ведь это могло ее убить.
– Могло, – согласился Ларри. – Каникулы мне это точно испортило.
– Она оправилась? – спросил Кралефский. Он уже наверняка выстраивал захватывающий рассказ о диких пчелах, напавших на его даму.
– После нескольких недель в больнице, – отмахнулся Ларри. – Но с пчелами она не завязала. Вскоре они облюбовали печную трубу, и, желая их выкурить оттуда, она устроила пожар. Пока приехала пожарная команда, от дома остался обгорелый остов, вокруг которого роились пчелы.
– Ужасно, ужасно, – пробормотал Кралефский.
Теодор, методично намазывая масло на хлеб, довольно хмыкнул. Он отправил кусок в рот, невозмутимо пожевал, проглотил и аккуратно вытер бороду салфеткой.
– Кстати, о пожарах. – В его глазах вспыхнул проказливый огонек. – Я вам не рассказывал, как у нас модернизировали пожарную службу? Местный начальник станции вернулся из Афин под впечатлением… э-э… от новой техники. Он решил, что пора уже избавиться от старого, на конской тяге драндулета и обзавестись современной машиной, желательно… мм… сверкающей, красной. У него появились и другие идеи. Он прямо горел… мм… энтузиазмом. Первым делом он велел просверлить дыру в потолке и вставить шест, чтобы пожарные научились правильно съезжать. Но в процессе модернизации он забыл про сам шест, и в результате на первой же тренировке двое ребят сломали себе ноги.
– Теодор, я отказываюсь верить. Вы это выдумали.
– Нет-нет, все правда, уверяю вас. Этих ребят привезли на рентген в мою лабораторию. Похоже, начальник им не объяснил, что нужно съезжать по шесту, и они решили, что надо прыгать вниз. Но это было только начало. За приличные деньги была приобретена большущая… э-э… пожарная машина. Он на этом настоял: самая большая и самая лучшая. К несчастью, она оказалась такой большой, что по нашим узким улицам могла двигаться только в одном направлении. Нередко можно было наблюдать за тем, как она спешит с отчаянно трезвонящим колоколом в противоположную от пожара сторону. И лишь за городской чертой, где улицы… мм… пошире, ей удавалось взять курс уже по вызову. Забавнее всего, по-моему, была сверхсовременная система оповещения. Знаете, когда надо разбить стекло, а там внутри что-то вроде… э-э… телефона. У них тогда вышел серьезный спор, где ее устанавливать. В результате систему оповещения установили на дверях пожарной команды.
Теодор взял паузу, чтобы потереть бородку и сделать глоток вина.
– Только они со всем этим разобрались, как случился первый пожар. Мне повезло, я оказался рядом и все видел своими глазами. Загорелся гараж, и пламя успело сильно распространиться, пока владелец добежал до пожарной команды и разбил на двери защитное стекло. Тут вышла перепалка. Начальник был недоволен; по его мнению, пострадавший зря поторопился. Мог бы просто постучать в дверь, так нет, разбил новенькое оборудование, и теперь на починку уйдет бог знает сколько времени. Наконец выкатилась пожарная машина, и собрались пожарные. Начальник произнес короткую речь, призвав каждого… мм… выполнить свой долг. Все заняли свои места и немного поспорили из-за того, кому выпадет честь бить в колокол. В результате победил начальник. Должен сказать, что, когда они прибыли на место, это выглядело впечатляюще. Пожарные спрыгивали на землю, разбегались в разные стороны и действовали очень эффективно. Они размотали длиннющий шланг, но тут вышла заминка. Пропал ключ от задней дверцы машины, и они не могли подсоединить шланг, или, как это у них называется… э-э… рукав. Начальник утверждал, что вручил ключ Яни, а у того, как нарочно, был выходной. После долгих препирательств кто-то побежал за ключом, благо Яни жил… э-э… недалеко. Пока они ждали, пожарные любовались огнем, который уже вовсю пылал. Посыльный вернулся с известием, что Яни дома не оказалось, зато, по словам жены, он пошел смотреть на пожар. К негодованию начальника, Яни обнаружился в толпе зевак, а ключ лежал у него в кармане. Начальник возмущенно изрек, что вот из-за таких мелочей создается превратное представление о работе пожарных. Заднюю дверцу наконец открыли, подсоединили шланг, пустили воду. Но к тому времени уже нечего было… э-э… тушить.
Ланч закончился, гости объелись и не способны были думать ни о чем, кроме сиесты на веранде, поэтому предложение Кралефского поиграть в крикет было встречено без всякого энтузиазма. Самых подвижных Спиро повез купаться, и мы побарахтались в море, пока не пришло время чаепития, еще одного гастрономического триумфа нашей матери. Шаткие горы горячих вафельных рожков; хрустящее тонкое, как папиросная бумага, печенье; пирожные, похожие на снежные сугробы, сочащиеся вареньем; темно-коричневые, сочные и очень сытные фруктовые бриоши; меренги с медом и коньяком, хрупкие, как кораллы. Застольные беседы прекратились. Лишь позвякивали чашки да глубоко вздыхал очередной гость, вынужденный, несмотря на набитый желудок, принять очередной кусок торта. Потом все маленькими группками разлеглись на веранде и в прострации обменивались отрывочными фразами, пока оливковую рощу накрывали зеленые сумерки и в сгущающейся тьме под виноградной лозой лица становились едва различимыми.
Вдруг среди деревьев просигналил автомобильный клаксон, извещая всех и каждого о приближении Спиро, который уезжал по каким-то загадочным своим делам.
– Ну почему надо нарушать вечерний покой этими мерзкими звуками? – страдальческим голосом спросил Ларри.
– Вот-вот, – полусонно пробормотал Кралефский. – В такое время должны соловьи распевать, а не гудеть клаксоны.
– Помнится, меня сильно удивило замечание Спиро, когда я первый раз ехал с ним куда-то, – раздался в темноте голос Теодора. Можно было понять, что его это забавляет. – Уже не помню, о чем шел разговор, но он вдруг сказал мне: «Когда я ехать, доктор, вся деревня умирать». Я сразу… мм… представил себе картину: опустевшие улицы и горы трупов на обочинах. А Спиро продолжал: «Я ехать и нажимать на клаксон, все разбегаться».
Автомобиль свернул к дому, и фары на мгновение высветили веранду с теневым кружевным узором виноградных лоз под крышей, болтающими и смеющимися гостями и двумя молоденькими крестьянками в алых косынках: они накрывали на стол, шлепая босиком туда-сюда по каменной плитке. Наконец автомобиль остановился, мотор заглох, и на дорожке появился Спиро, прижимающий к груди огромную и явно тяжелую посылку в оберточной бумаге.
– О господи! – театрально воскликнул Ларри, показывая дрожащим пальцем на посылку. – Издательство вернуло очередную мою рукопись!