— Подходящая еда, — сказал он великодушно. — Что ты думаешь об этом месте, мама?
— Еда здесь хорошая, милый, — уклончиво ответила мама.
— А они обходительные ребята, — продолжал Ларри. — Сам хозяин переставил мою кровать поближе к окну.
— Он был не таким уж обходительным, когда я попросил у него бумаги, — сказал Лесли.
— Бумаги? — спросила мама. — Зачем тебе бумага?
— Для туалета… ее там не оказалось, — объяснил Лесли.
— Тс-с-с! Не за столом, — шепотом произнесла мама.
— Ты просто плохо смотрел, — сказала Марго ясным, громким голосом. — У них там ее целый ящичек.
— Марго, дорогая! — испуганно воскликнула мама.
— Что такое? Ты не видела ящичка?
Ларри хихикнул.
— Из-за некоторых странностей городской канализации, — любезно объяснил он Марго, — этот ящичек предназначается для… э…
Марго покраснела.
— Ты хочешь сказать… хочешь сказать… что это было… Боже мой!
И, заливаясь слезами, она выскочила из столовой.
— Да, очень негигиенично, — строго заметила мама. — Просто безобразно. По-моему, даже не важно, ошиблись вы или нет, все равно можно подхватить брюшной тиф.
— Никто бы не ошибался, если б тут был настоящий порядок, — заявил Лесли.
— Конечно, милый. Только я думаю, что нам не стоит заводить сейчас об этом спор. Лучше всего поскорее найти себе дом, пока с нами ничего не случилось.
Вдобавок ко всем маминым тревогам «Швейцарский пансионат» был расположен на пути к местному кладбищу. Когда мы сидели на своем балкончике, по улице нескончаемой вереницей тянулись похоронные процессии. Очевидно, из всех обрядов жители Корфу больше всего ценили похороны, и каждая новая процессия казалась пышнее предыдущей. Наемные экипажи утопали в красном и черном крепе, а на лошадях было накручено столько попон и плюмажей, что даже представить было трудно, как они только могут двигаться. Шесть или семь таких экипажей с людьми, охваченными глубокой, безудержной скорбью, следовали друг за другом впереди тела усопшего, а оно покоилось на дрогах вроде повозки в большом и очень нарядном гробу. Одни гробы были белые с пышными черно-алыми и синими украшениями, другие — черные, лакированные, обвитые замысловатой золотой и серебряной филигранью и с блестящими медными ручками. Мне еще никогда не приходилось видеть такой заманчивой красоты. Вот, решил я, так и надо умирать, чтоб были лошади в попонах, море цветов и толпа убитых горем родственников. Свесившись с балкона, я в восторженном самозабвении наблюдал, как проплывают внизу гробы.
После каждой процессии, когда вдали замирали стенания и умолкал стук копыт, мама начинала волноваться все сильнее.
— Ну ясно, это эпидемия, — воскликнула она наконец, с тревогой оглядывая улицу.
— Какие глупости, — живо отозвался Ларри. — Не дергай себе зря нервы.
— Но, милый мой, их ведь столько… Это же противоестественно.
— В смерти нет ничего противоестественного, люди все время умирают.
— Да, но они не мрут как мухи, если все в порядке.
— Может, они скапливают их, а потом уж хоронят всех заодно, — бессердечно высказался Лесли.
— Не говори глупостей, — сказала мама. — Я уверена, что это все от канализации. Если она так устроена, люди не могут быть здоровы.
— Господи! — произнесла Марго замогильным голосом. — Значит, я заразилась.
— Нет, нет, милая, это не передается, — рассеянно сказала мама. — Это, наверно, что-нибудь незаразное.
— Не понимаю, о какой можно говорить эпидемии, если это что-то незаразное, — логично заметил Лесли.
— Во всяком случае, — сказала мама, не давая втянуть себя в медицинские споры, — надо все это выяснить. Ларри, ты не мог бы позвонить кому-нибудь из местного отдела здравоохранения?
— Здесь, наверно, нет никакого здравоохранения, — ответил Ларри. — А если б и было, то там мне ничего не сказали бы.
— Ну, — решительно произнесла мама, — другого выхода у нас нет. Надо уезжать. Мы должны покинуть город. Нужно немедленно подыскивать себе дом в деревне.
На другое утро мы отправились искать дом в сопровождении мистера Билера, агента из гостиницы. Это был невысокий, толстый человек с заискивающим взглядом и вечной испариной. Когда мы выходили из гостиницы, у него было довольно веселое настроение, но он тогда еще не знал, что его ждет впереди. Да и ни один человек не смог бы этого вообразить, если он ни разу не помогал маме подыскивать жилье. В тучах пыли мы носились по всему острову, и мистер Билер показывал нам один дом за другим. Они были самые разнообразные по величине, цвету и местоположению, но мама решительно качала головой, отвергая каждый из них. Наконец мы осмотрели десятый, последний в списке Билера дом, и мама еще раз потрясла головой. Мистер Билер без сил опустился на ступеньки, вытирая лицо носовым платком.
— Мадам Даррелл, — вымолвил он наконец, — я показал вам все дома, какие знал, и вам ни один не подошел. Что же вам нужно, мадам? Скажите, какой у этих домов недостаток?
Мама посмотрела на него с удивлением.
— Неужели вы не заметили? — спросила она. — Ни в одном из них нет ванны.
Мистер Билер глядел на маму, вытаращив глаза.
— Не понимаю, мадам, — проговорил он с истинной мукой, — для чего вам ванна? Разве тут нет моря?
В полном молчании мы возвратились в гостиницу.
На следующее утро мама решила, что нам надо взять такси и отправиться на поиски одним. Она была уверена, что где-то на острове все же прячется дом с ванной. Мы не разделяли маминой веры, роптали и пререкались, пока она вела нас, как строптивое стадо, к стоянке такси на главной площади. Шоферы такси, заметив наше невинное простодушие, налетели на нас, словно коршуны, стараясь перекричать один другого. Голоса их становились все громче, в глазах вспыхивал огонь. Они хватали друг друга за руки, скрежетали зубами и тянули нас в разные стороны с такой силой, точно хотели разорвать на части. На самом деле это был нежнейший из нежных приемов, просто мы еще не привыкли к греческому темпераменту, и поэтому нам казалось, будто жизнь наша находится в опасности.
— Что же делать, Ларри? — вскрикнула мама, с трудом вырываясь из цепких объятий огромного шофера.
— Скажи им, что мы пожалуемся английскому консулу, — посоветовал Ларри, стараясь перекричать шоферов.
— Не говори глупостей, милый, — задыхаясь, произнесла мама. — Просто объясни им, что мы ничего не понимаем.
Марго с глупой улыбкой бросилась на выручку.
— Мы англичане, — крикнула она пронзительно. — Мы не понимаем греческого языка.
— Если этот тип толкнет меня еще раз, я ему двину в ухо, — сказал Лесли, вспыхивая от злости.
— Успокойся, милый, — с трудом выговорила мама, все еще отбиваясь от шофера, тянувшего ее к своему автомобилю. — По-моему, они не хотят нас обидеть.
И в это время все вдруг сразу замолкли. Перекрывая общий гвалт, в воздухе прогремел низкий, сильный, раскатистый голос, какой мог бы быть у вулкана.
— Эй! — громыхнул голос и, сильно коверкая слова, спросил по-английски: — Почему вы не берете с собой человека, который умеет говорить на вашем языке?
Обернувшись, мы увидели у обочины дороги старенький додж, а за рулем невысокого плотного человека с большущими руками и широким, обветренным лицом. Он бросил хмурый взгляд из-под лихо надвинутой кепки, открыл дверцу автомобиля, выкатился на тротуар и поплыл в нашу сторону. Потом остановился и, нахмурившись еще сильнее, стал глядеть на примолкших таксистов.
— Они вас осаждали? — спросил он маму.
— Нет, нет, — ответила мама, стараясь все сгладить. — Мы просто не могли их понять.
— Вам нужен человек, умеющий говорить на вашем языке, — повторил он еще раз. — А то эти подонки… простите за слово… облапошат собственную мать. Одну минуту, я им сейчас покажу.
И он обрушил на шоферов такой поток греческих слов, что чуть не сбил их с ног. Выражая свою злость и обиду отчаянной жестикуляцией, шоферы вернулись к своим автомобилям, а этот чудак, послав им вслед последний и, очевидно, уничтожающий залп, снова обратился к нам.
— Куда вам надо ехать? — спросил он почти свирепо.
— Мы подыскиваем себе дом, — сказал Ларри. — Вы не можете повезти нас за город?
— Конечно. Я могу повезти вас куда угодно. Только скажите.
— Мы ищем дом, — твердо заявила мама, — в котором была бы ванна. Вы знаете такой дом?
Его загорелое лицо забавно сморщилось в раздумье, черные брови нахмурились.
— Ванна? — спросил он. — Вам нужна ванна?
— Все дома, какие мы уже видели, были без ванны, — ответила мама.
— Я знаю дом с ванной, — сказал наш новый знакомый. — Только сомневаюсь, подойдет ли он вам по размерам.
— Вы можете нас туда повезти? — спросила мама.
— Конечно, могу. Садитесь в машину.
Все забрались в поместительный автомобиль, а наш шофер уселся за руль и со страшным шумом включил мотор. Беспрерывно подавая оглушительные сигналы, мы промчались по кривым улочкам на окраине города, лавируя среди навьюченных ослов, тележек, деревенских женщин и бесчисленных собак. За это время шофер успел завести с нами разговор. Всякий раз, произнеся фразу, он поворачивал к нам свою большую голову, чтобы проверить, как мы отреагировали на его слова, и тогда автомобиль начинал метаться по дороге, как ошалелая ласточка.
— Вы англичане? Так я и думал… Англичанам всегда нужна ванна… в моем доме есть ванна… меня зовут Спиро, Спиро Хакьяопулос… но все называют меня Спиро-американец, потому что я жил в Америке… Да, пробыл восемь лет в Чикаго… Там я и научился так хорошо говорить по-английски… Ездил туда делать деньги… Через восемь лет я сказал: «Спиро, — сказал я, — с тебя уже хватит…» и вернулся в Грецию… привез вот этот автомобиль… самый лучший на острове… ни у кого нет такого. Меня знают все английские туристы, и все меня спрашивают, когда приезжают сюда… они понимают, что их не надуют.
Мы ехали по дороге, покрытой толстым слоем шелковистой белой пыли, взвивавшейся за нами огромными густыми тучами. По бокам дороги тянулись заросли опунции, как забор из зеленых тарелок, ловко поставленных друг на друга и усеянных шишечками ярко-малиновых плодов. Мимо проплывали виноградники с кудрявой зеленью на крошечных лозах, оливковые рощи с дуплистыми стволами, обращавшими к нам свои удивленные лица из-под сумрака собственной тени, полосатые заросли тростника с реющими, как зеленые флажки, листьями. Наконец мы с ревом поднялись по склону холма, Спиро нажал на тормоза, и автомобиль остановился в облаке пыли.