– Вот это точно не викторианская штуковина, – сказала Джоди, накидывая на плечи тяжелую норковую шубку. Она откинула волосы назад и встала в позе кинозвезды с обложки журнала.
– А что скажете об этом? – спросил Харли, просовывая свои длинные руки в рукава мягкой белой меховой тужурки.
На нем эта тужурка выглядела ужасно нелепо – длинные руки торчали из ее рукавов на целую милю.
– Ты в ней похож на половину освежеванного кролика, – ехидно рассмеялась Джоди. – Братец Кролик. По-моему, это действительно заячья шкурка. Бедный зайчик. А мягкая какая! Дай мне ее примерить, Харли.
– Такое ощущение, что все эти костюмы остались от людей, которые здесь когда-то жили, – сказала я.
– Может, поэтому их сюда и спрятали. Возможно, эти вещи принадлежали членам семьи миссис Уилберфорс, ее родителям, дедушкам, бабушкам, – предположил Харли, стягивая с себя тужурку, чтобы передать ее Джоди.
На Джоди меховая тужурка смотрелась блестяще. Не снимая ее, она отправилась к следующей комнате. Теперь сестра стала мастером по открыванию дверей. Одежды мы больше не нашли, если не считать роскошного малинового смокинга с такого же цвета феской, украшенной кисточкой, и длинного белого платья, приколотого к портновскому манекену.
– Ой, это, должно быть, подвенечное платье, – сказал Харли. – Сразу вспоминается мисс Хэвишем!
Я видела фильм «Большие надежды» по телевизору и вспомнила, что мисс Хэвишем была старой леди, которую жених бросил в день свадьбы, и она до самого конца сидела в комнате в своем пожелтевшем от времени подвенечном платье. Я понимающе кивнула.
Джоди подтянула платье вверх за пояс, и внизу обнаружились пышные белые юбки.
– Да, это точно подвенечное платье, настоящий белый шелк, – сказала она. – Я думаю, это подвенечное платье миссис Уилберфорс. Значит, какой-то парень обманул ее и она от отчаяния бросилась вниз с башни.
– Шерлок Джоди, – улыбнулся Харли. – Только я сомневаюсь, что все так «элементарно, Ватсон».
– Бедная миссис Уилберфорс, – сказала я.
– Ты можешь расспросить ее обо всем, когда пойдешь менять книгу, – заметила Джоди.
– Нет, я не смогу! Вряд ли ей захочется вспоминать об этом. Как ужасно, если с ней действительно случилось нечто подобное, – сказала я.
– Может, и не случилось, мы ведь только предположили, – Джоди сняла белую заячью тужурку и осторожно накинула ее на плечи одетого в подвенечное платье манекена. – Не грусти, – мягко сказала она.
Затем Джоди отправилась исследовать следующую комнату.
– Перл! – крикнула она оттуда. – Перл, иди скорее и посмотри, что здесь!
Я вбежала в комнату, куда позвала меня Джоди, и раскрыла рот от удивления. Эта комната была похожа на детскую, с красивой лоскутной ширмой и четырьмя панно, на которых были нарисованы пухлощекие детишки, громадные розы, маленькие дрозды с глазками-бусинками и порхающие на пятнистых, как у бабочек, крылышках феи. В комнате стояли старые деревянные детские стульчики, расписанные сердечками и цветами, шаткий умывальник, старая лошадь-качалка, перекосившаяся каминная решетка и большой обтянутый кожей сундук.
Джоди уже пыталась приподнять крышку сундука, но не могла подцепить ее, потому что ногти у моей сестры вечно обгрызены до самого основания.
– Давай, Перл, помогай, – сказала Джоди. – Я не думаю, что он заперт, просто туго открывается.
Я наклонилась, подцепила ногтями край крышки и потянула. Крышка дрогнула и начала приподниматься.
Я заглянула внутрь.
– О! – воскликнула я, открыв крышку до конца. – О! – повторила я. – О! О! О!
– Заладила прямо как девчонка на подпевках, Перл, – заметил Харли, стоя в дверном проеме. – Что там, в этом сундуке? Бриллианты? Золотые слитки? Рубины размером с булыжник?
– Лучше, намного лучше, лучше, лучше, – пропела я. – Игрушки.
Сундук был набит старыми игрушечными зверюшками, аккуратно завернутыми в белые шелковые тряпочки.
– Мне казалось, ты говорила, что стала слишком старой, чтобы играть в игрушки, – ехидно заметила Джоди. – Ну, давай вытаскивай, посмотрим, что там у нас.
Честно говоря, мне не хотелось трогать эти игрушки. Они лежали в своих белых тряпочках как в саване, в одном общем гробу-сундуке.
– Может, лучше оставим их как есть? – сказала я.
– Глупости! – возразила Джоди. Она наклонилась и принялась перебирать игрушки одну за другой. Нащупала коричневую мохнатую руку и потянула за нее. – Это обезьяна! – воскликнула Джоди. – Смотри, шимпанзе в синих штанишках и с красным бантом на шее. Прикольно! – Она вытащила обезьянку и взвизгнула, когда у той отвалилась и упала на пол задняя лапа. – Э, да она вся сгнила!
Джоди выронила обезьянку, и она упала на пол рядом со своей отвалившейся лапой. Обезьянка лежала и ухмылялась нам своим раскрытым оранжевым ртом.
– Бедный тухлый обезьян, – сказал Харли.
Я присела, подобрала обезьянку, и лапу тоже. Мне было неприятно притрагиваться к этой лапе – ужасно сморщенной и рыхлой на ощупь, – но я попыталась приставить ее на место. Лапа не захотела вворачиваться в дырочку и снова упала мне на колени.
– Может, ее можно приклеить? – спросила я, разглаживая искусственный мех и подтягивая на обезьянке штанишки, словно хотела ее утешить.
Джоди продолжала рыться в сундуке.
– Ба, да здесь целое семейство гнилых обезьян, смотрите! – она вытащила обезьянку-маму в синем платьице и белом передничке. Уши обезьянки были проколоты маленькими сережками. – Эй, мне нравятся ее звездочки-кнопки, – сказала Джоди, пытаясь отковырнуть их.
– Не забирай их у нее! – сказала я.
– Да уже и половины уха-то нет, сама посмотри. Не нужны ей больше эти кнопки.
– Нет, нужны! – Я пыталась придумать способ увести Джоди отсюда. – Может быть, как раз кнопки и занесли заразу ей в уши, поэтому от них и отвалились куски. Если ты их наденешь, у тебя тоже уши отвалятся.
Я взяла маму-обезьянку и принялась качать ее на руках.
– Да вы обе сильно чокнутые, – сказал Харли. – Итак, мы имеем Одноногого Папашу и Мадам Обкусанное Ухо. Кто-нибудь еще появится?
Джоди отыскала маленькую обезьянку-девочку в длинном белом платьице и низко надвинутом на глаза чепчике. Очень хорошо, что чепчик был надвинут так низко, потому что у обезьянки-дочки вообще не хватало половины лица – оно развалилось. Наконец нашелся и ее старший брат – в красном жилете и черных вельветовых штанишках. Он сохранился гораздо лучше своих родственников, хотя одного большого пальца на ноге у него все же недоставало.
– Итак, добавилась Безликая Малышка и Любитель Сосать Палец, – сказал Харли, укладывая обезьянье семейство мне на колени. – Медсестра Перл, прошу вас привести в порядок этих человекообразных пациентов. А когда вы вылечите их, прошу посетить наше общежитие. Медведь Зефа перенес очень тяжелую ампутацию.
– У них у всех есть медведи? – спросила Джоди, вертя в руках куклу. У куклы было приятное личико и длинные светлые волосы, но ее руки и ноги уныло болтались – сгнили державшие их резинки, натянутые внутри кукольного тела.
– У Дэна есть его Человек, – сказал Харли.
– Какая-нибудь двигающаяся фигурка? – спросила я.
– Нет, это одно из тех омерзительных пособий по биологии, где ты можешь разглядеть внутри прозрачного человека его сердце, легкие и печень. Правда, между ног у него ничего нет, поэтому я ради смеха предложил назвать его Гэри-Мэри, но Дэн настаивает на том, что его зовут просто Человек.
– Откуда у него могла появиться такая штуковина? Он же еще совсем малыш, – спросила Джоди.
– Я думаю, у Дэна были чокнутые родители, которые хотели сделать из него вундеркинда, – ответил Харли. – У него есть еще белый плюшевый Кролик Питер, но Дэн никогда не играет с ним. Я прочитал ему историю про Кролика Питера, потом мы пошли на огород и играли в Кролика Питера, который съел там весь латук, но Дэн так и не проникся к нему любовью, и бедный Кролик Питер изрядно вывалялся в грязи на капустных грядках. После этого его лапки уже никогда не будут такими же белоснежными, как раньше.
– Ты, между прочим, нас называл чокнутыми! – сказала Джоди. – А как ты думаешь, детям понравилось бы играть с обезьянками? Или они должны весь день оставаться на привязи возле мисс Понсонби?
– Очень понравилось бы, – ответил Харли. – Думаю, они полюбили бы приходить сюда, но не уверен, что они никому не проболтаются. А как только это обнаружится, всех нас ждут очень большие неприятности.
– Хорошо, тогда это место останется только нашей тайной, – кивнула Джоди. – Ну, давайте посмотрим, что тут у нас еще осталось. Нужно осмотреть все-все, пока есть такая возможность.
Мы нашли еще одну комнату с открытой дверью. Здесь стояла старая мебель для спальни – туалетные столики, потускневшие, покрывшиеся пятнами зеркала и большой шкаф.
– Эй, пошли в Нарнию! – сказал Харли, с треском открывая дверцу шкафа.
– Идиот, – отреагировала Джоди и немедленно полезла в шкаф.
Я тоже залезла. Харли втиснулся следом за нами, низко пригнул голову и захлопнул за собой дверцу.
Тьма внутри шкафа была совершенно непроглядной. Мы стояли, притиснувшись друг к другу, и истерично подхихикивали. Мне хотелось взять Джоди за руку, но я боялась, что могу по ошибке схватить руку Харли.
– Ну, где же Нарния? – спросил Харли. – Впусти нас, Злая Королева. Я хочу покататься на твоих санях и попробовать твоего рахат-лукума, – и он забарабанил в заднюю стенку шкафа.
– Нет никакой Нарнии, – сказала Джоди. – Нет прохода через заднюю стенку. И выхода через переднюю стенку тоже нет, потому что мы захлопнули дверь, а ручка у нее снаружи! Нам отсюда не выбраться. Мы погребены в этом шкафу навеки! Можно кричать, выть, молотить кулаками, но мы находимся в самом конце запретного коридора, и никто никогда нас не услышит. Мы втиснуты в этот шкаф, как три трупа в один общий гроб, и…
– Заткнись, Джоди! – закричала я и, обезумев от страха, изо всех сил ударилась о дверцу шкафа.