Чучело пролетело в воздухе и упало прямо в середину костра. Гай встал, широко раскинув руки и качая головой. Затем пламя лизнуло его ноги, взметнулось до пояса и в считаные секунды охватило Гая целиком. Он стоял, широко раскинув руки, и словно звал на помощь. Мне захотелось вытащить его из огня. Фрейя заплакала, а Гарриет возбужденно стиснула мне руку.
– Господи, как бы мне хотелось, чтобы мы этого не сделали, – сказала она.
– Это я виновата, я сделала его таким симпатичным, – сказала я. – В прошлом году у нас Гая делала Джоди, вот у нее он получился действительно мерзким, с дьявольской маской на лице и длинными клыками из зубочисток. Тогда мы были только рады поскорее от него отделаться.
– Кстати, а где Джоди? – спросила Гарри.
– Я не знаю.
Я начинала волноваться все больше и больше. Я была уверена, что Джоди что-то задумала, только никак не могла догадаться, что именно. Может быть, решила затеять какую-нибудь новую игру в честь Ночи костров?
Мама прикатила по траве тележку с едой, увидела меня и попросила:
– Помоги мне на раздаче, Перл, дорогая. И скажи Джоди, пусть тоже придет помочь.
– Давайте я вам помогу, – предложила Гарриет. – Мм! Как пахнет! Твоя мама превосходно готовит, Перл.
Я приступила к делу – начала раздавать всем бумажные тарелочки с сардельками, тушеными бобами и жареной картошкой. Затем стала наливать в бумажные стаканчики горячий шоколад. Половина малышей закапали шоколадом свои курточки, но было темно и это, по крайней мере, не бросалось в глаза.
– Мой прозрачный Человек хочет свой стаканчик шоколада, – сказал Дэн. – А еще он съел мою зефирину, можно я возьму еще одну?
Я знала эти проделки Дэна, но дала ему еще одну зефирину и еще один стаканчик шоколада.
– Я очень люблю тебя, Перл, – радостно сказал Дэн. Он откусил зефирину и добавил: – Джоди я тоже люблю, очень-очень. Я не хотел, чтобы ей из-за меня попало.
– Я знаю, что ты не хотел, Дэн.
– Я не могу ее найти.
– Она где-то здесь, поблизости, Дэн, – сказала я, стараясь говорить уверенным тоном.
– Она же пропустит угощение! – забеспокоился Зеф.
– Но фейерверк-то она не пропустит? – спросила Сакура.
Я вспомнила, как Джоди спрашивала Харли, когда начнется фейерверк. Наверняка это было спрошено неспроста.
– Уверена, что фейерверк она не пропустит, – заверила я Сакуру.
Ровно в половине седьмого в небо взлетела первая ракета. Все подняли головы, чтобы посмотреть на рассыпавшиеся над башней золотые звездочки. И вдруг все ахнули. В комнате на вершине башни мерцал потусторонний свет, освещая стоящую внутри, прямо на подоконнике, странную фигуру в длинном белом платье и накинутой на голову белой шали.
– Это печальная белая шепчущая женщина! – завизжал Дэн. – Это привидение, привидение, привидение!
Все смотрели вверх, указывали пальцами, малыши плакали, от ужаса кричал даже кто-то из старшеклассников. Гарриет так сильно сжала мне руку, что едва не сломала ее.
– Это действительно призрак! – прошептала она.
Еще одна ракета взмыла вверх, рассыпавшись на небе новой россыпью звездочек.
Но все затаив дыхание смотрели не на фейерверк, а на освещенное окно башни. Я тоже смотрела на свою сестру Джоди, которая заставила всех поверить в то, что привидения существуют.
Дэн кричал и бился в истерике.
– Все в порядке, Дэн, это не настоящее привидение, – шепнула я ему, но он только отшатнулся от меня, охваченный ужасом и потрясенный.
– Это призрачная женщина, и она пришла, чтобы забрать меня! – завопил он и свалился на траву.
Я видела, как Джоди барабанит в окно и что-то кричит, но ее, конечно, не было слышно. Она яростно дергала рукой шпингалет, и он наконец открылся. В небо взлетела следующая ракета, залив фигуру Джоди зеленоватым призрачным светом.
– Это всего лишь я, Дэн! – завопила Джоди. – Смотри, это всего лишь я, твоя глупая старая Джоди!
Я уверена, что она сказала именно это.
Джоди высунулась из окна и потянула с головы шаль, чтобы показать свои неповторимые фиолетовые волосы. Она слишком сильно дернула за шаль. Джоди качнуло вперед, она не удержалась на своих высоких каблуках и выпала из окна.
Джоди летела к земле, за ней развевалась белая шаль, трепыхалось на ветру белое кружевное платье, одна туфля свалилась с ноги. Рот Джоди был широко раскрыт, и я слышала ее крик, который перекрывал крики всех, кто стоял внизу. Затем она с жутким глухим стуком упала на лужайку, запрокинув голову и широко раскинув руки и ноги. В небо взлетела еще одна ракета, рассыпав по небу свои ужасные, мертвенно-бледные искры.
Глава 26
Они не позволили мне обнять Джоди, а мне так хотелось взять ее на руки и баюкать как барсучонка. Они сказали, что Джоди нельзя трогать, что у нее, возможно, сломана шея. Я кричала на них, потому что у Джоди, конечно же, была сломана шея, и не только. Джоди вся была изломана, и я должна была обнять ее и быть вместе с ней, рядом. Но они увезли ее в машине «Скорой помощи», и больше я ее не видела.
Я умоляла, умоляла, умоляла пустить меня в морг. Я должна была увидеть Джоди, когда ее станут класть в гроб. Я точно знала, что я должна сделать – закрыть ей глаза и сложить губы так, чтобы они слегка улыбались. Еще я должна была расчесать ее фиолетовые волосы, и одеть в самую короткую юбку, и натянуть на вывернутые ноги красные туфли на высоком каблуке. Я не была уверена, захочет ли Джоди, чтобы я положила ей в гроб пару книжек, и придумала, что вместо этого отдам ей все свои истории, а еще вложу ей в руку старую деревянную ракету.
Мама не слышала меня. Она просто плакала и плакала.
Папа пытался меня понять, но только качал головой:
– Я не могу позволить тебе этого, родная. Это слишком тяжело, видеть сейчас нашу бедную Джоди. Тебе потом будут сниться кошмары. Да и не разрешат тебе этого все равно.
И папа заплакал, и я не могла больше с ним спорить.
Потом было много слез и много разговоров. Нам не разрешили сразу же похоронить Джоди, сначала начались расспросы и споры. Некоторые думали, что Джоди намеренно убила себя. Это было настолько дико, что я снова принялась плакать. Ну разумеется, моя сестра не совершала самоубийства. Она просто хотела успокоить Дэна и других малышей. Джоди высунулась из окна, чтобы показать им, что это не привидение печальной белой шепчущей женщины, а всего лишь она, Джоди, с ее фиолетовыми волосами и красными туфлями. На этих туфлях она и поскользнулась, не удержала равновесие и полетела вниз. Это был несчастный случай.
Я сказала, что это был несчастный случай. Мама и папа сказали, что это был несчастный случай. Мистер Уилберфорс тоже сказал, что это был несчастный случай, но газеты написали о моей сестре кучу лжи. Намекали на то, что Джоди оказалась изгоем в престижной закрытой школе, что с ней жестоко обращались учителя и преследовали ученики, и это было так невыносимо, что Джоди покончила с собой.
Впрочем, никаких доказательств этого не было. Я была единственной, кто знал о Джоди все, потому что она была моей сестрой и любила меня больше, чем кого-нибудь еще на всем свете. Как можно подумать, что она могла себя убить и оставить меня одну!
Когда наконец нам разрешили похоронить Джоди, мама с папой решили, что не оставят ее на кладбище возле мельчестерской церкви. Они даже думать не могли о том, чтобы Джоди лежала здесь, в одинокой могиле, к которой никто не придет. Мы же сразу после похорон решили уехать как можно дальше от этого ужасного места, и Джоди избавить от него тоже.
Вот почему похороны прошли в ближайшем крематории, в двадцати милях от школы, в Гэлфорде. Предполагалось, что на церемонии прощания будут присутствовать только родственники, но пришла практически вся школа.
– Я не хочу, чтобы они были здесь! – с горечью говорила мама. – Они просто хотят представить свою школу в самом выгодном свете, им это нужно после того скандала, который раздули газеты.
– Возможно. Но может быть, кто-то действительно хочет попрощаться с нашей Джоди, – пытался успокоить ее папа.
Все ученики пришли в отутюженной школьной форме. Маленькие девочки были в белоснежных носочках, у маленьких мальчиков вихры были приглажены и тщательно расчесаны на пробор. На всех младшеклассниках были аккуратно завязанные форменные галстуки, рубашки аккуратно заправлены за пояс. У каждого старшеклассника в руках были лилии, и они клали эти цветы на крышку гроба.
На мистере Уилберфорсе был темный костюм и черный галстук. Он привез и миссис Уилберфорс в ее инвалидной коляске. Ее длинные седые волосы покрывала черная сетчатая вуаль, ноги были прикрыты черным бархатным пледом. Позади Уилберфорсов робко пристроилась мисс Френч в блестящем темно-синем костюме, который был ей тесноват. Учителя выстроились в скорбный ряд, держа в руках сборники псалмов.
Джед тоже пришел, стоял в своей старой рабочей куртке – очевидно, другой темной одежды у него просто не было. Голова у него была опущена, лицо бледное, глаза покрасневшие. Возможно, он действительно горевал по Джоди, а может быть, просто мучился с похмелья.
В первом ряду сидели мама, папа и я. К нам подвезли Джоди в заваленном цветами закрытом гробу из красного дерева. Мне представилось, что сейчас, лежа на спине, Джоди морщится, глядя на постные лица, зевает, когда священник говорит об «ушедшей от нас прелестной, полной жизни юной девушке», делает вид, что ее тошнит, когда Анна – вы только подумайте, Анна! – поднялась и запела реквием Форе[13].
На протяжении всей службы я шепталась с Джоди, и она отвечала мне, что с ней все хорошо и что это самый замечательный момент в ее жизни – момент, когда все только хвалят ее саму и ее жизнь и никто не ругается и не кричит на нее. Малыши плакали, Дэн и Сакура просто захлебывались слезами, даже Зеф и тот шмыгал носом.
– Скажи им, пусть поостерегутся, – пошутила Джоди. – Если будут слишком сильно плакать, я начну приходить к ним. Я же теперь стала настоящей печальной белой шепчущей женщиной, значит, имею полное право подкрасться и прогудеть им прямо в уши: «Уууу!»