– Так вы думаете, она рехнулась?
Его брови резко поднялись, как будто бы пытаясь совсем исчезнуть с лица. Могу себе представить, о чем он думает.
– Мисс, при всем уважении, все здесь знают, что ваша сестра рехнулась. Я слышал, она даже некоторое время была в «Фэйр Филдс».
– Что такое «Фэйр Филдс»?
Он вновь оглядывается, чтобы проверить, что никого рядом нет, а потом подманивает меня ближе.
– Старая больница. Для слабых телом и больных душой, – говорит он, как будто бы зачитывая актерскую реплику. – Это место можно увидеть в отдалении от дороги. Чем-то похоже на старую церковь.
Место, которое Элли ненавидит.
– Вы говорили об этом полиции?
– Сообщить что? Что слышал сплетню? Когда дело доходит до полиции, сплетни нельзя выдавать за факты, милочка. – Он смотрит на меня, как будто я маленькая наивная девочка в поисках сокровищ, но после его, конечно, одолевает жалость. – Не думаю, что это бы повлияло на что-либо, даже если бы сказал.
– Повлияло бы.
Я залпом допиваю последние капли виски и демонстрирую пустой стакан. Достаю из сумки купюру в десять фунтов и кладу ее на стойку. Несмотря на свое неодобрение, он наполняет стакан, и я делаю еще глоток. Он не берет денег. Запах ударяет мне в нос, жидкость обжигает горло. Здесь так тепло, и по треску, идущему фоном, понимаю, что где-то горят дрова.
– Так что она делала такого на кладбище, что вам показалось странным? Я имею в виду, странным даже для сумасшедшей. – Я криво улыбаюсь ему, надеясь, что он оценит хороший юмор. Он оценил.
– Было поздно, темнело. Солнце уже зашло. Я услышал рыдания. Ночь была тихая, шел дождь, поэтому народу здесь было немного. Я выглянул за дверь на шум и увидел Элли, вашу сестру, – добавляет он для ясности на случай, если у меня есть сомнения, – она бегала кругами, почти раздетая, в спортивном топе, дождь лил как из ведра.
Несколько мужчин, на вид завсегдатаи, вошли в бар. Райли смотрит на часы, потом делает знак мне, намекая, что я должна подождать, пока он наполняет их кружки. Через минуту он снова здесь.
– Так, на чем я остановился?
– На том, что она бегала под дождем.
– Верно. Я вернулся внутрь, взял куртку и собирался идти туда. Но потом я увидел, что с ней мужчина. Он был с машиной, двигатель был включен, пытался уговорить ее сесть внутрь. Я решил, что это просто очередной ее хахаль, и что с ней все в порядке, если она не одна. Любит она парней. Последнее, что я видел, это как он помогал ей сесть на пассажирское сиденье.
– А как выглядела машина?
– Не помню точно. Белая, внедорожник. – Джип. «Гранд Чероки». Машина Антонио. Которую вчера конфисковала полиция, обнаружив там кучу драгоценностей, ранее принадлежавших моей матери.
– Продолжение я знаю, приехала полиция и стала брать показания.
Я улыбаюсь и благодарю его, беру свой бокал и опрокидываю его. Как только я встаю, чтобы уйти, он произносит:
– Полицейские сновали по дому последние дни, но сейчас там никого нет. Если она собирается где-то объявиться, я не удивлюсь, если именно там.
Снаружи на меня налетает порыв ветра, и меня снова подташнивает, я смотрю на едва различимую в низко стелющемся тумане старую больницу за полями, в которой, вероятно, находилась когда-то Элли. Виски совсем не помог мне, не настолько, насколько я рассчитывала. Но я удерживаю рвотный позыв, пытаюсь сконцентрироваться и делаю первые шаги к школе. Первоочередная задача – встретиться с мисс Эндикотт, узнать, что она хотела сказать мне.
– Айрини Харринфорд к мисс Эндикотт, – говорю я, проходя мимо стойки администратора, еще до того, как закроется дверь. Администратор смотрит на меня поверх очков. Она не та, что была в прошлый раз, и не узнает меня. Сперва, во всяком случае. Но потом ее рот чуть приоткрывается, а плечи опускаются.
– Харринф… – повторяю я, но она меня прерывает на середине слова.
– Да, я поняла. Харринфорд. – Это имя, без сомнения, свежо в памяти людей. – Вы выглядите совсем как она.
Я опускаю манжеты джемпера, отворачиваюсь.
– Я приехала увидеться с мисс Эндикотт, – говорю я не слишком любезно. Сажусь на ближайший маленький стульчик, уставившись в детские автопортреты, все еще украшающие стены. Администратор встает, направляясь в кабинет мисс Эндикотт, но останавливается на середине пути. Директриса услышала меня и уже вышла навстречу.
– Проходите сюда, – говорит она, подзывая меня.
Ее кабинет огромен, необъятен, как ее голени. Она берет меня под руку, чтобы подвести к ближайшему стулу для взрослого человека, минуя ряд детских, в пастельных тонах, которые расставлены вдоль стенки, как жевательные конфеты. Над ними висит таблица с алфавитом, буквы в виде извивающихся змеек, цветов и пляжного инвентаря. Она позволяет двери захлопнуться самостоятельно, придавая ей дополнительное ускорение, чтобы она закрылась наверняка, а после идет к ближайшему столику с хитро устроенными деревянными ножками. Наливает мне кофе из подогретой емкости, не спрашивая, хочу ли я.
– Вам это, кажется, не повредит, – говорит она с улыбкой, оставляя чашку на столе. Она выбирает стул напротив, складывает руки, потом опять меняет их положение. После неловкой паузы она встает, отодвигает пустой стул для посетителей, ближайший ко мне, и достает бутылку скотча из маленького шкафчика под столом. Наливает определенное количество в свой кофе, а потом наклоняется и наливает немного и мне. Она улыбается, но на ее лице нет счастья. – И это, кажется, вам тоже не помешает. Опохмелиться. – Она прикуривает сигарету, предлагая и мне. Я беру, но потом кладу на стол. Курить здесь кажется неправильным.
– Мисс Эндикотт, давайте не будем притворяться, как было в первый раз. Вы знаете, кто я, и вы сказали, что хотите сказать мне что-то важное. Что?
– Насколько я помню, притворялись как раз-таки вы, миссис Джексон. – Она затягивается сигаретой, выпуская небольшую часть дыма и вдыхая оставшуюся. – Давайте оставим это в прошлом. Вы выглядите так, будто бы не спали всю ночь. И я могу точно сказать, что запах алкоголя в вашем дыхании вполне различим. – Я крепко сжимаю губы, пытаясь скрыть запах. Я осознаю, что не чистила зубы с тех пор, как мне было плохо, а потом я ела сырные крекеры. Я отпиваю кофе, надеясь замаскировать вонь. – Вы уверены, что не хотите пойти домой и отдохнуть? Мы можем встретиться позже.
– Не знаю точно, что вы считаете моим домом, мисс Эндикотт, но он определенно не близко. Я провела семь часов за рулем, чтобы доехать сюда. Я ищу ответы на вопросы. И сестру. – Я растираю бедро, и она следит за каждым моим движением. – Полиция арестовала моего парня в связи с исчезновением Элли. Они считают, что ее ранили, но я знаю, что он не причинял ей вреда. Если честно, сомневаюсь, что это сделал хоть кто-нибудь. – Она снова затягивается сигаретой, и, несмотря на запах изо рта, я пододвигаюсь ближе. – Мне нужно понять, что происходит.
– Айрини, ваша сестра – девушка проблемная. Я знала ее с малых лет, она всегда была такой. Простите за таинственность, но я поняла, что вы – их дочь, которую они отдали, сразу же, как только увидела вас.
– И все же не сказали ничего, – замечаю я, при этом я выгляжу столь несчастной, какой, наверное, выглядела в день, когда меня отдали. – Вы позволили мне притвориться миссис Джексон. – Теперь я чувствую себя по-идиотски. Так унизительно притворяться кем-то другим, несмотря на то, что у меня этой практики – годы.
– А какой был смысл говорить? – Она переносит все внимание на разглаживание складок на симпатичной хлопчатобумажной юбке. – То, что я знала, кто вы, ничего бы не изменило. Вы все так же оставались Харринфорд, которую отдали, и ваша мать все так же была мертва. – Вероятно, смутившись того, с какой грубостью она перечислила самые болезненные факты в моей жизни, она добавляет:
– Я подумала, что это только заставит вас чувствовать себя неловко. – Она не ошиблась, и я благодарна за это. Легкая улыбка пробегает по моему лицу.
– Почему теперь решили рассказать?
– Потому что все изменилось. Я слышала, вы унаследовали дом. Элли это так не оставит, знаете. Оставьте его ей, и будьте благодарны, что они отдали вас тогда.
Оставить ей? Быть благодарной? Мысль о благодарности впервые пришла ко мне только две недели назад, и то, только потому, что я увидела, какая у меня неблагополучная семья. Мисс Эндикотт – посторонний человек. Персонаж с последних рядов на похоронах моей матери. Но для такого заявления она должна обладать определенной информацией, и я должна узнать, какой именно.
Делаю глоток кофе.
– Знаете ли вы, почему они меня отдали?
– Ну разумеется, моя дорогая. – Она сначала даже усмехается, а потом, когда понимает, что смеется только она, поворачивается ко мне с серьезным и озадаченным лицом. – А вы нет?
– Нет. Я искала ответ на этот вопрос всю жизнь. – Я проглатываю остывший кофе. Уверена, точный ответ где-то близко, приближается, как последняя сцена в сериале «Она написала убийство», когда все актеры собираются и преступление раскрывается. Однако мыслительный процесс мисс Эндикотт, похоже, зашел в тупик из-за моей неосведомленности, и она подбирает слова.
– Что ж, это… – начинает она, но не может осилить предложение целиком. Она тяжело дышит, пытается сосредоточиться. – С их стороны это было во многих смыслах простое решение. Ваша сестра была трудным ребенком, что дома, что в школе. Очень проблемным, она провела некоторое время в психиатрическом отделении. Все знали об этом. Хортон – место небольшое. Когда пришло время возвращаться домой, они поняли, что не могут воспитывать вас вместе. Они пытались, но было понятно, что это не сработает. Элли нужна была забота особого рода.
– Да, я знаю об этом, хотя полиция считает, что у нее не было психических заболеваний. В записях ничего нет.
– Конечно, нет, дорогая. Раньше это было клеймом. Та больница была частной и записи остались конфиденциальными. – Она смотрит в сторону, сконфуженная. – Все было иначе в те дни.