– Спокойной ночи, Че.
– Спокойной ночи, – бормочу я. От усталости у меня режет глаза, но я не хочу уходить. Я протягиваю руку, касаюсь ее пальцев, ни о чем не думая, и уже собираюсь развернуться и уйти, но Соджорнер берет мою руку в свою и слегка сжимает. Это пожатие разливается по всему моему телу. Она держит мою руку. Я замираю.
Она наклоняется вперед, легко целует меня в губы, отпускает мою руку, достает ключи, отпирает дверь и оборачивается.
– Ты не сквернословил, – говорит она. И прежде чем я успеваю ответить, закрывает за собой дверь.
Я стою на месте, у меня горят губы, и я думаю, что надо было обнять ее за талию, притянуть к себе, поцеловать в ответ. Но я едва могу дышать.
Я возвращаюсь домой совершенно без сил. Не принимаю душ и даже не снимаю насквозь пропотевшую одежду. Я падаю на кровать, мечтая о Соджорнер, касаясь губ в том месте, где их коснулись ее губы. Этот поцелуй никак не был связан с Богом или Иисусом. Будь у меня силы, я бы сейчас мастурбировал. Но я просто отключаюсь, мечтая о ней.
Я просыпаюсь от ощущения, что у меня в комнате кто‐то есть. С трудом приоткрываю глаза. Конечно, это Роза. Склонилась над моим телефоном. Я закрываю глаза. Я так устал. Не хочу сейчас говорить с Розой. Но что, если она пишет Соджорнер? Я не хочу конфликтовать с Розой. Не хочу, чтобы она рассказывала, о чем думает. Не хочу, чтобы она говорила, что я единственный ее понимаю. Не хочу знать, что происходит в этом ее лишенном эмпатии мозгу.
– Роза, – говорю я и сажусь в постели, – что ты делаешь?
– Ничего. – Виноватой она не выглядит.
– Что ты делаешь у меня в комнате с моим телефоном в руках?
Роза кладет телефон на место. Пожимает плечами.
– Роза?
– Мне было скучно, а ты спал.
– И ты решила взломать мой телефон?
– Я его не ломала. Видишь?
Она протягивает мне телефон. Почти четыре утра. Я бы все отдал, лишь бы спать дальше.
– Как ты разблокировала мой телефон?
– Код такой же, как у твоей банковской карточки.
– Откуда ты знаешь?
Она снова пожимает плечами:
– Я наблюдаю.
– Не смей!
– Я хотела узнать, злишься ли ты на меня.
– Я всегда на тебя злюсь. Прими это за данность.
Роза садится на кровать рядом со мной:
– Но ведь ты мой лучший друг.
– Я думал, Сид твой лучший друг.
Она не замечает сарказма в моих словах.
– Ты всегда будешь моим лучшим другом. Я хочу подружиться с Сид потому, что она тебе нравится. Я хочу, чтобы ты любил меня больше всех.
Я проверяю сообщения, отправленные письма. Не могу найти никаких признаков того, что она что‐то сделала. Она просто шпионила за мной. Просто шпионила? Господи. У меня голова болит.
– Ты со мной больше не разговариваешь, – говорит Роза совершенно спокойным голосом.
– Мы все время разговариваем.
– Но ты не рассказываешь мне, что чувствуешь.
– Потому что тебе плевать на то, что чувствуют другие люди.
– Мне не плевать. Я учусь интересоваться чувствами других людей. Я задавала Сеймон вопросы и слушала ответы. Я спросила у Соджорнер, нравишься ли ей ты. Она сказала, что нравишься. Хотя я это и так поняла. Видишь? Я учусь общаться с людьми. Я сказала ей, что ты лучший в мире брат.
– Чудесно.
– Если бы Сид не стало, ты бы снова любил меня больше всех на свете?
– Что значит «если бы Сид не стало»?
– Я сказала Сид, что ты научишься любить Бога, если она расскажет тебе о нем так, как рассказывает мне.
– То есть ты теперь веришь в Бога?
– Нет. Не глупи, Че. Бог – это как Дед Мороз. Но она хочет, чтобы я в него верила, так что я делаю то, чего она хочет. Все нормальные люди так делают. Я веду себя как нормальный человек. Ты ведь хочешь, чтобы я была нормальной?
У нее настолько извращенная логика, что я даже не знаю, с чего начать.
– Я поменяю пароли. Не трогай мой телефон, не заходи ко мне в комнату. – И исчезни из моей головы.
– Ты же знаешь, я легко вычислю новый пароль. Меня Дэвид научил.
Я тяжело вздыхаю. Дэвид слишком хорошо разбирается в компьютерах и слишком любит учить Розу всему, что сам умеет. Ему не приходит в голову, что, хотя он сам не использует эти умения для дурных целей, Роза на такое вполне способна.
– Разве Дэвид говорил, что тебе можно использовать свои знания, чтобы взламывать чужие телефоны?
Она важно кивает.
– Роза! Дэвид никогда бы такое не сказал.
– Очень даже сказал бы. Он много всего говорит. Ты знаешь, что у него есть экстренный набор?
– Экстренный что?
– Набор вещей, которые понадобятся, если ему придется срочно покинуть страну.
Я мотаю головой:
– Зачем ты вообще это выдумываешь? Хватит врать.
Роза качает головой:
– Я же сказала, что не могу этого обещать. Врать слишком удобно. И потом, ты ведь тоже врешь. Ты сказал, что с носом у тебя все в порядке, но это было не так.
Ты сказал, что не дерешься, но дрался.
– Можешь пообещать мне не взламывать мой телефон?
– Могу.
– Пообещай.
– Обещаю не взламывать твой телефон.
– Или чей‐то еще.
Теперь тяжело вздыхает уже Роза:
– Или чей‐то еще.
– Иди спать.
– Я не хочу.
– Иди в свою комнату и не хоти спать там. Я хочу спать. – Я указываю на дверь.
Роза морщится и уходит. Я пытаюсь не думать о том, что она сказала насчет того, что было бы, если бы Соджорнер не стало. Утром поставлю на свою дверь засов.
Глава двадцать третья
За завтраком мы с родоками едва обмениваемся парой фраз. Сразу заметно, какая у нас любящая, открытая, общительная семья. Роза довольно улыбается. Они словно сговорились стереть из моей памяти прошлый вечер, который я провел с Соджорнер. Ничего не выйдет. У меня слегка саднят губы. Соджорнер меня поцеловала.
Я не говорю им, что Роза взломала мой телефон. Даже если они выслушают меня и соизволят ответить, зачем мне это? Розе всего десять, она не способна на дурные поступки, и вообще, какая она талантливая, раз уже может хакнуть чужой пароль. Я слышу, как Салли кому‐то говорит по телефону о «запоздалой подростковой эскападе». Похоже, она хотела, чтобы я это услышал. У меня сами собой сжимаются кулаки.
Я иду в ближайший хозяйственный магазин, выбираю самую дешевую дрель и дверную задвижку. Теперь она ко мне не войдет. Я протягиваю кассиру родоковскую кредитную карточку «только-для-экстренных-случаев».
– Извините, – говорит кассир. – Карта не прошла. У вас есть другая?
– Не прошла? Не понимаю.
– Вы ничего не можете купить по этой карте. Она не работает.
Наверняка он думает, что я идиот. Я знаю, что значит «не прошла». Что мне делать, заплатить дедулиной картой? Интересно, он взбесится? Придется ему позвонить и все объяснить. Опять. Может, это какая‐то временная проблема. Я даю дедулину карточку. Она срабатывает. Я возвращаюсь домой. Салли и Дэвида нет, Джефф с Розой сидят внизу и взахлеб обсуждают фракталы.
– Доброе утро, – говорю я.
Джефф кивает и здоровается. Я отдаю ему свою домашнюю работу – снова матанализ, который я не понимаю. Он просматривает ее вместе со мной, пока Роза играет с фракталами на планшете. Я пытаюсь сосредоточиться. Больше всего мне сейчас хочется подняться наверх и поставить на свою дверь задвижку. Джефф хмурится. Он хочет, чтобы до меня дошло. Он издает странный звук, нечто среднее между скрипом и вздохом.
– Че, что такое математический анализ?
– М-м?
– Как бы ты описал, что такое математический анализ, если бы тебя об этом спросили?
– Пытка? Набор формул, которые я не понимаю? Теперь он выглядит так, словно ему очень больно.
– Тогда что такое алгебра?
– Я не Роза. Мне приходится все это учить наизусть. Я в этом точно никогда не разберусь. Знаете что, Джефф? Я лучше пойду.
Джефф смотрит на меня, раскрыв рот, но не говорит ни слова.
– Че, ты не можешь уйти, – говорит Роза. – Тебе нельзя.
Я поднимаюсь наверх. Роза идет за мной. Смотрит, как я кидаю в рюкзак чистые бинты и фляжку с водой.
– Ты не можешь пропустить математику. У тебя мозг атрофируется. Ты и так уже отстаешь.
Я не обращаю на нее внимания.
– Ты не станешь неврологом, если провалишь математику.
– Как будто тебе не все равно.
– Ты плохо себя ведешь, – говорит Роза. – Почему я должна хорошо себя вести, если ты ведешь себя плохо?
– Потому что… – Я осекаюсь, бросаю рюкзак и сажусь на пол.
– Может, тебе больше не придется заниматься математикой, – говорит Роза. – Родоки не заплатили Джеффу. Они разорены.
– Откуда ты знаешь?
Роза улыбается.
Наверное, она и их телефоны взломала.
– Поэтому они и поехали в Таиланд. У них закончились деньги. А когда дела и там пошли плохо, они…
– Плохо? Они же продали фирму. Как они могли ее продать, если дела шли плохо?
– Они продали ее в убыток.
– Откуда ты знаешь?
– Это нельзя было не заметить. Сейчас Макбранайты платят за все.
Я знаю. Но я не задумывался об этом всерьез. Это ненормально.
– Я пытался кое‐что купить по родоковской кредитке.
– Они на мели, – говорит Роза. – Я выучила все слова, означающие, что у человека нет денег: бедный, нищий, несостоятельный, безденежный, неимущий, нуждающийся, обездоленный, голоштанный, голяк, ветер свистит в карманах…
– Я все понял.
Роза что, шутит? Думает, это смешно?
– «На мели» звучит лучше всего.
– Их кредитки заблокировали, как только мы приехали в Таиланд. Они тогда просто забыли сказать в банке, что мы переезжаем.
– Макбранайты – последний шанс для родоков. Если эта фирма не выстрелит, Дэвиду снова придется работать айтишником, а ты сам знаешь, как сложно ему удержаться на постоянной работе.
Понятия не имею, о чем она говорит.
– Может, нам придется жить с бабулей и дедулей. Они отправят нас в школу для богатых. Как Дэвида.
– Его оттуда выгнали.
– Мы ведем себя гораздо лучше, чем Дэвид в нашем возрасте. К тому же мне дадут стипендию. Я гений.