– Он видел ее всего раз, – возражает Лейлани. – Дэвид, почему ты соврал?
– Ты спрашиваешь, почему я не согласен с тем, что моя дочь опасна? Потому что она не опасна.
Я качаю головой.
– Она не опасна, Че. Да, ей сложно общаться с людьми. Так было всегда. Да, она говорит неуместные вещи. Крайне неуместные. Она учится различать, что можно делать, а что нельзя, и довольно плохо контролирует свои импульсивные желания. Да, ей нравится тебя дразнить, Че. С младшими сестрами такое часто бывает.
Неужели Джин и Лизимайя на это купятся?
– Как вы знаете, в детстве у нее диагностировали нарушения развития, – продолжает Дэвид, глядя на своих лучших друзей. – Но она делает успехи. Бог мой, видели бы вы ее три года назад! Роза с огромным трудом заводила друзей. А теперь у нее две подруги. Они с Апиньей до сих пор общаются. Поэтому, что бы там ни случилось с морской свинкой…
– Я не…
– Дай мне закончить, Роза, – говорит Дэвид; Роза выпячивает нижнюю губу. – Они до сих пор дружат.
Я думал, Дэвид согласен с тем, что Роза опасна. Разве он сам так не говорил?
– Роза не обычный ребенок, – заявляет Лейлани.
– Согласен. Роза не совсем обычная. В математике она опережает своих сверстников лет на пять, не меньше. В шахматах разница бросается в глаза еще сильнее. В плане общения она отстает на пару лет. Очевидно, эти вещи взаимосвязаны. Я не согласен с твоим диагнозом. – Он бросает на меня строгий взгляд. – Ни один из врачей, наблюдавших ее, ни о чем подобном не говорил. А их было немало. Я знаю, Че хочет стать врачом, но он еще не врач.
Я чувствую, что у меня горят щеки.
– Никто никогда не обследовал ее на предмет того, есть ли у нее антисоциальное расстройство личности.
Лейлани изумленно смотрит на меня.
– Дэвид, почему ты ни о чем не рассказал моим родителям? Тебе не кажется, что надо было предупредить их, что Роза не совсем обычная, прежде чем разрешать ей общаться с двойняшками?
Взрослые начинают говорить одновременно, но Лизимайе удается всех перебить:
– Они нам рассказывали, Лейлани. Мы уже очень давно знаем про Розу.
– Тогда почему вы ничего не сказали нам?
– Мы не хотели, чтобы у вас сложилось о ней неверное представление, – говорит Лизимайя. – Розе и без того непросто заводить друзей. Наверное, мы были неправы.
– Сеймон перестала разговаривать с Майей, потому что Роза ее заставила…
– Нет, меня никто не заставлял, – перебивает Сеймон. – Лей-Лей, ты так говоришь, будто я младенец. Я не младенец. Майя знает, почему я с ней не разговариваю.
– Можешь сказать нам почему? – осторожно спрашивает Джин.
– Потому что Майя сказала, что Роза – злой робот.
– Это правда, Майя?
Майя кивает. Джин фыркает, но ему удается не рассмеяться. Всем остальным не смешно.
– Я хочу, чтобы вы снова разговаривали друг с другом, – объявляет Лизимайя. – Вы можете мне пообещать? Майя?
Майя снова кивает.
– Сеймон?
– Только если она перестанет плохо относиться к Розе.
– А как быть с тем, что Роза плохо относится ко мне? – Это первая Майина фраза с начала разговора.
– Роза, – начинает Дэвид, опережая всех остальных, – ты не будешь плохо относиться к Майе?
– Я не…
– Роза?
Роза кивает.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Роза тянет слово «обещаю» на долю секунды дольше, чем нужно, и в нем почти слышится нотка сарказма.
– Ты перестанешь дразнить брата? – Дэвид указывает на мой телефон. – То, что ты сказала, совсем не смешно. Никогда не шути насчет смерти.
Роза выглядит расстроенной.
– Я ничего такого не имела в виду. Я не думала, что Че всерьез воспримет мои слова.
– Сеймон, ты будешь разговаривать со своей сестрой? – спрашивает Лизимайя.
– Обещаю, – говорит Сеймон, точно копируя Розу.
Семья возвращается домой. Я не могу назвать родителей и Розу моей семьей. Кажется, что они не имеют ко мне никакого отношения. И все же это не так. Во мне есть их черты: волосы и нос у меня от Дэвида, глаза – от Салли. Но сейчас мне кажется, что больше нас ничего не связывает.
Роза слегка улыбается. Она явно считает, что сегодня одержала победу. Она права. Так и есть.
– Ты сказал, что веришь мне, – говорю я Дэвиду. Мы отошли от дома Макбранайтов всего на полквартала, но я больше не могу сдерживаться.
– Я тебе верю, – отвечает он. – Но кроме того, я сказал, что мне нужно сохранить нашу семью.
– Как ты мог? – оборачивается ко мне Салли. У нее на лбу пульсирует жилка. – Как ты мог говорить такое о собственной сестре? Как ты мог записывать ваши с ней разговоры?
Роза хихикает. Салли поворачивается к ней:
– Роза, это не смешно.
Роза тут же прекращает хихикать.
– Это не игра. Как по‐твоему, почему твой брат так плохо о тебе думает? Потому что ты ничего не воспринимаешь всерьез. Я знаю, это сложно. Я знаю, ты стараешься. Я знаю, ты предпочла бы иметь дело с числами, а не с людьми. Но люди – не числа. Ты должна стараться правильно себя вести. Перестань смеяться, когда не происходит ничего смешного. Перестань говорить жуткие вещи, вроде тех, что мы слышали. Например, что ты хочешь, чтобы Майя умерла! Почему ты так сказала?
Розино лицо абсолютно ничего не выражает. Как и лицо Дэвида.
– Извини.
– Ты должна об этом сожалеть, Роза! Желать кому‐то смерти – это совсем не смешно! Нельзя говорить такие вещи.
Дэвид кладет руку Салли на плечо. Салли ее стряхивает.
– Как мы до такого дошли? Почему мы думаем друг о друге самое плохое? Почему шпионим? Как мы могли такими стать?
Я не знаю, кого она спрашивает. Она ни на кого из нас не смотрит. Дэвид обнимает ее за плечи. На этот раз Салли не сопротивляется. Она кладет голову ему на плечо. Наверное, она плачет. Они переходят улицу к парку. Мы с Розой идем за ними. Всю оставшуюся дорогу до дома мы молчим. У Розы совершенно пустое лицо. Больше всего на свете я хочу оказаться рядом с Соджорнер.
Часть четвертаяЯ ХОЧУ ДОМОЙ
Глава тридцать пятая
«Сегодня ужасно холодно, – пишет Джорджи. – Я в варежках!» – «А у нас жара».
Наконец‐то наступило лето. Я в одних шортах сижу в спортзале, жду, когда придет Соджорнер и у нас начнутся спарринги. Я развалился на скамейке перед раздевалками, пью воду, ем протеиновые батончики и переписываюсь с Джорджи.
«Тебе бы понравилось. Народ одет во все, что только можно вообразить. Во все цвета радуги. Пастельные, неоновые, кричащие». – «Ты обращаешь внимание на одежду? И знаешь, что такое пастельные цвета? НЙ тебя явно изменил». Я не говорю ей, что просто цитирую Лейлани. «Я тут видел, как ребята в коротких красных комбинезонах ехали по велодорожке на старинных роликах. У одной девчонки в волосах были бигуди».
Это я сам заметил. Все прохожие их заметили. У первого из них на плече висел винтажный бумбокс, откуда неслась музыка тех же лет, что и ролики. «Как круто. Однажды я увижу всю эту хрень собственными глазами. Чертенок все еще в отъезде?» – «Сегодня вернется». Я просматриваю фотографии, которые Роза прислала из танцевального лагеря, и отправляю Джорджи снимок, на котором Роза в костюме Бо Пип позирует рядом с Сеймон, одетой в балетную пачку. «Мило. Разве мы в десять лет делали селфи?» – «Ох уж эти современные дети». – «Значит, животные не пострадали?» – «Смешно. Насколько мне известно – нет. Как твой проект?»
Джорджи шьет бальное платье: это ее проект по текстильному делу. Пока она описывает мне платье и шлет фотографии последнего тканевого манекена, я обдумываю свой список.
1. Следить за Розой.
2. Мне нужно спарринговать.
3. Мне нужна девушка.
4. Я хочу домой.
1. Роза не сделала ничего жуткого с тех пор, как Сеймон едва не умерла и мы с Макбранайтами устроили общую встречу. Она перестала со мной разговаривать. Нет, вообще она со мной разговаривает. Она притворяется нормальной. Но она больше не вламывается ко мне в комнату. Не говорит мне, что хочет, чтобы кто‐нибудь умер. Не говорит вообще ничего такого, от чего волосы у меня на руках встают дыбом. Если в ближайшие десять лет Роза не попадет ни в какую историю, поверю ли я, что она изменилась?
Дэвид настроен более оптимистично, чем я. Но Дэвид говорит о ней разные вещи дома и на людях. Он простил меня за то, что я все рассказал Макбранайтам. Я не уверен, что простил его. Он снова и снова повторяет, что на кону наша семья. Что если Розе официально поставят диагноз, это разрушит ее жизнь и нашу семью. Он видит в ней тьму, но признается в этом только мне.
«В мире миллионы таких людей, как Роза, – говорит он, – и они все живут, никого не убивая. Роза умная. Она хочет жить нормальной жизнью. Смотри, как хорошо она себя теперь ведет».
Джеймс, психолог, не поставил Розе никакого диагноза. Розина дружба с Сеймон не кажется ему нездоровой. Он неправ. Но по крайней мере за ней следит профессионал. Рано или поздно она совершит ошибку, и он все поймет. Теперь, когда за Розой присматривают Дэвид и Джеймс, мне кажется, что она не только моя ответственность.
Сеймон снова разговаривает с Майей, но не так, как раньше. Майя по‐прежнему спит в комнате Лейлани. Роза и Сеймон очень близки, они придумали собственный язык жестов. Они показывают друг другу разные комбинации пальцев, постукивают ими по локтям, машут руками и до слез хохочут, когда кто‐нибудь спрашивает их про этот тайный язык.
Лейлани и Майя мне верят. Раньше у меня была только Джорджи. Я никогда не мог заставить себя рассказать ей, как мне страшно оттого, что Роза занимает почти каждый миг моей жизни. После того как у меня появилась возможность говорить о Розе с Лейлани, все изменилось. Я чувствую себя так, словно годами дышал одним легким, а теперь вдруг дышу обоими.
2. Я уже дрался на ринге. Я боксирую в тысячу раз лучше, чем до того, как впервые попал на спарринг. Родокам это не нравится. Но они меня не останавливают.