Я отреагировала с секундным опозданием. Тогда я не знала, что Айюле понадобилась ящерица. Мама только что шла передо мной, быстро, но без неожиданных рывков, а тут вдруг понеслась прочь.
Я бросилась следом, но быстро потеряла ее из вида и остановилась. Внезапно я оказалась среди чужих в незнакомом, пугающем месте. Сейчас ощущения примерно те же, что тогда: сомнения, страх, уверенность в том, что со мной случится страшное.
Память
Мухтар хмурит брови и пожимает плечами.
— Урывками.
— А что вы помните?
— Пожалуйста, присядьте. — Мухтар показывает на стул, и я сажусь. Обрывать разговор нельзя. Я ведь делилась с этим человеком самым сокровенным, уверенная, что он унесет мои секреты в могилу. Смущенно улыбаясь, Мухтар пытается заглянуть мне в глаза. — Зачем вы это делали?
— Что именно? — уточняю я, не узнавая собственного голоса.
— Навещали меня. Мы с вами незнакомы. Чувствуется, даже мои родные почти перестали заглядывать в больницу.
— Им было нелегко. Ну, видеть вас таким.
— Не надо их оправдывать.
Мы оба молчим, не зная, что говорить дальше.
— А у меня внучка родилась.
— Поздравляю!
— Мой зять утверждает, что она не от него.
— Ой, ничего себе!
— Вы замужем?
— Нет.
— Вот и хорошо. Брак — это не то, чем его принято считать.
— Вы говорили, что обрывочно помните мои рассказы?
— Да. Удивительно, правда? Тело вроде бы спит, а мозг работает, cобирает информацию. Просто невероятно.
Мухтар куда разговорчивее, чем мне казалось, и очень активно жестикулирует. Легко представляю его в университетской аудитории, c неподдельной страстью рассказывающим студентам о чем-то, совершенно им не интересном.
— Так вы многое запомнили?
— Нет, совсем не много. Помню, что вы любите попкорн с сиропом. Вы мне попробовать советовали.
У меня дыхание перехватывает. Кроме Мухтара об этом известно только Тейду, а Тейд не из болтунов-приколистов.
— Больше ничего не помните? — тихо спрашиваю я.
— Что-то вы нервничаете. Вы хорошо себя чувствуете?
— Да, да, хорошо.
— Вот, у меня вода есть, если нужно…
— Спасибо, я в порядке. Что-нибудь еще вспоминается?
Мухтар разглядывает меня, склонив голову набок.
— Да, вспоминается, как вы рассказывали, что ваша сестра — серийная убийца.
Безумие
Что заставило меня откровенничать с телом, в котором еще теплилась жизнь? На поверхность сознания всплывает неприятный ответ — шанс добиться желаемого. Я решительно прогоняю эту мысль, встречаю взгляд Мухтара и смеюсь.
— А кого она убила, я не уточняла?
— Нет, такого не помню.
— Чего и следовало ожидать. После комы очень сложно отличить сон от яви.
— Мне тоже так подумалось, — кивает Мухтар.
Окончательно убежденным он не кажется, либо со страху мне слышится в его интонации несуществующая подноготная. Мухтар не сводит с меня глаз, пытается разобрать что к чему. Нужно сохранять профессионализм.
— Вас головная боль не мучает?
— Нет… Не мучает.
— Хорошо. А бессонница?
— Порой бывает.
— Хм… Если начнутся галлюцинации…
— Галлюцинации?!
— …не пугайтесь, просто сообщите доктору.
Вид у Мухтара встревоженный, и мне становится немного стыдно. Я поднимаюсь со стула.
— Отдыхайте, а если что-то понадобится, нажмите вот на эту кнопку.
— Пожалуйста, посидите еще немного! У вас такой приятный голос.
Узкое лицо Мухтара похоже на маску, самое выразительное в нем — глаза. Я встаю, отодвигаю стул в угол палаты, поправляю вещи, которые и без того лежат на местах, а его глаза неотрывно следят за мной. Они меня нервируют.
— Простите, сэр, но мне нужно возвращаться к работе.
— Разве, находясь здесь, вы не работаете?
— К вам прикреплена другая медсестра. — Я растягиваю губы в улыбке, делаю вид, что читаю его карточку, потом направляюсь к двери. — Мистер Яутай, я очень рада, что вам лучше, — говорю я и выхожу из палаты.
Через три часа Бунми сообщает, что Мухтар попросил перепоручить уход за ним мне. Йинка, прикрепленная к нему изначально, пожимает плечами: ей совершенно все равно.
— Да и глаза у него жуткие.
— К кому он обратился с этой просьбой? — спрашиваю я.
— К доктору Все-Для-Блага-Пациента.
К доктору Акигбе… Шансы, что доктор Акигбе удовлетворит просьбу Мухтара, очень-очень велики. Наш главврач обожает потакать пациентам, если это не затрагивает его лично.
Я бессильно опускаюсь на стул за столом регистратора и обдумываю имеющиеся у меня варианты. Ни один идеальным не назовешь. Я представляю себя, записывающей имя Мухтара в блокнот. Как это случается с Айюлой? Головокружительное счастье и прекрасное настроение мгновенно сменяются намерением убить?
Во сне
Мне снится Феми. Мне снится не мертвый Феми. Мне снится Феми, чья улыбка мелькает по всему инстаграму, чья поэзия засела у меня в памяти. Я упорно пытаюсь понять, как он стал жертвой.
Вне сомнений, Феми отличался высокомерием. Но таковы уж талантливые красавцы. От его блога веет циничной резкостью, да и дураков он явно не жаловал. Но, внутренним конфликтам вопреки, его поэзия озорная и романтичная. Феми был… сложным. Такой мужчина не должен был попасть под Айюлины чары.
В моем сне он откидывается на спинку стула и спрашивает, что я намерена делать.
— C чем?
— Она ведь не остановится.
— Она защищалась.
— Ты сама в это не веришь, — журит меня Феми, покачивая головой.
Феми встает и идет прочь. Я следую за ним; что мне еще остается? Хочется и проснуться, и увидеть, куда поведет меня Феми. Выясняется, что он решил посетить место своей гибели. Мы смотрим на его труп: ситуация безнадежная, при таких ранах не поможешь. Рядом на полу валяется нож, с которым Айюла не расстается; нож, которым она проливает кровь. Нож она спрятала до моего приезда, но во сне я вижу его четко и ясно.
Феми спрашивает, мог ли он сделать что-то иначе.
— Ты мог разглядеть ее истинный облик.
Мороженое
Ее зовут Педжу.
Она ждет за территорией нашего дома, а когда я выезжаю за ворота, делает шаг навстречу. Сразу я ее не узнаю, но высовываюсь из окна выяснить, что ей нужно.
— Что вы с ним сделали?
— Простите?
— Феми. Что вы сделали с Феми?
Тут я догадываюсь, кто она такая. Я видела эту женщину бесчисленное множество раз в инстаграме. Это она размещала посты о Феми, это она бросила тень на Айюлу в снэпчате. Она сильно похудела, красивые глаза покраснели. Я стараюсь сохранять невозмутимость.
— Я помочь ничем не могу.
— Не можешь? Или не желаешь? Я хочу только узнать, что с ним случилось. Неизвестность хуже всего… — Ее голос срывается.
Я глушу мотор и выхожу из машины.
— Простите, но…
— Некоторые твердят, что Феми взял и уехал из страны, но нет… Он не поступил бы так, он не заставил бы нас волноваться… Узнать бы только…
Меня так и подмывает признаться, рассказать, что стало с Феми, спасти эту беднягу от неизвестности. Я прокручиваю возможное признание в голове: «Извините, но моя сестра вонзила нож ему в спину, а потом под моим чутким руководством сбросила труп в лагуну». Представляю, как это прозвучит. Представляю, что случится потом.
— Послушайте, мне очень…
— Педжу?
Незваная гостья вскидывает голову: по подъездной аллее идет моя сестра.
— Что ты здесь делаешь? — осведомляется Айюла.
— Ты видела его последней. Я знаю, ты что-то недоговариваешь. Скажи, что случилось с моим братом!
Айюла в комбинезоне — из моих знакомых комбинезоны умеет носить только она — и ест мороженое, которое наверняка купила в магазинчике за углом. Она прерывает трапезу, но не потому, что растрогалась словами Педжу, а потому что помнит: чем бы ты ни занималась, в присутствии убитого горем человека свое занятие нужно прервать. В один воскресный день я потратила три часа, разъясняя сестре это правило этикета.
— Ты думаешь, он… мертв? — спрашивает Айюла слабым шепотом.
Педжу начинает плакать. Айюлин вопрос словно снес преграду, за которой она так отчаянно пряталась. Всхлипы громкие, драматичные. Педжу дрожит, хватает воздух ртом. Айюла облизывает мороженое, потом обнимает Педжу свободной рукой. Несчастная плачет, Айюла гладит ее по спине.
— Все будет хорошо. Все образуется, — шепчет Айюла.
Какая разница, кто утешает Педжу? Сделанного не воротишь. Получается, только убийца ее брата способна на честность. Только Айюла осмелилась предположить, что Феми мертв, и что с того? Педжу следовало лишить разъедающей душу надежды на то, что Феми еще жив, и никто, кроме Айюлы, на это не отважился.
Айюла хлопает Педжу по спине и с безысходностью смотрит на мороженое. Такое не полижешь, оно уже растаяло и капает.
Секрет
— Кореде, можно тебя на секунду?
Я киваю и следую за Тейдом в его кабинет. Едва закрыв дверь, он расплывается в лучезарной улыбке. Я краснею, но не могу не улыбнуться в ответ.
Тейд сегодня выглядит особенно здорово, дело в свежей стрижке. Обычно он консервативен и стрижется чуть ли не под ноль, но за последнее время волосы у него отросли, и теперь затылок и виски короткие, а на макушке оставлена дюймовая длина. Ему так идет.
— Хочу кое-что тебе показать, но пообещай сохранить это в секрете.
— Ладно.
— Обещай!
— Обещаю хранить это в секрете.
Напевая себе под нос, Тейд подходит к своему столу и что-то достает. Коробочку. Не просто коробочку, а бархатную, для кольца.
— Кому?! — взвизгиваю я. Словно есть или когда-то были сомнения относительно того, кому это кольцо предназначено. И кому не предназначено.
— Думаешь, ей понравится?
В кольце двухкаратный оправленный бриллиант огранки «принцесса»… Такое колечко только слепой не понравится.
— Ты хочешь сделать предложение Айюле? — уточняю я, дабы удостовериться, что правильно его поняла.