цами во время «холодной войны» наши подводные лодки почти ни в чем не уступали американцам, а по некоторым показателям им нет равных. Самая скоростная подводная лодка проекта 661 развила скорость 44,7 узла (более 82 км/час). Самая маневренная и автоматизированная лодка проекта 705 набирала скорость с 6 до 42 узлов в течение 2-х минут (!), а разворачивалась на 180 градусов за 42 секунды. Подводная лодка проекта 685 погружалась на глубину 1250 метров, в то время как другие на 400-600 метров. И по шумности последние подводные лодки не уступали американским. Некоторые виды торпедного оружия и крылатых ракет не имеют аналогов в мире. Поэтому ту же торпеду «Шквал» американцы в договоре по ограничению стратегических вооружений постарались запретить. Так что современная подводная лодка является грозным оружием в умелых руках. Все эти подводные лодки создавались во времена Советского Союза. К сожалению, за последнее время мы растеряли и подводные лодки, выработавшие свой ресурс, и самое главное, потеряли кадры настоящих командиров, которые ставили на уши всю противолодочную оборону США во время учений «Апорт» и «Атрина» в 1985 и 1987 годах. Но все это оружие было надо для поддержания стратегического паритета самых сильных в военном отношении государств мира – США и СССР. А в настоящее время Россия значительно уступает американцам. К сожалению тех, кто как я отдал часть своей жизни служению в Вооруженных Силах.
В последние годы на страницах сайта «Одноклассники» я узнал о судьбе многих моих однокурсников, которые были призваны во флот. В первую очередь тех, кто служил на Черноморском флоте. Мой партнер по выступлениям за сборную института по легкой атлетике Борис Тимоненко служил на подводных лодках в Балаклаве, был флагманским врачом. Очень рано умер, ему не исполнилось и 50 лет. Владимир Перфильев служил на кораблях разведки, потом на многих должностях на берегу. Сергей Куракин не остался служить и сделал очень неплохую карьеру на «гражданке». Долгие годы был главным врачом санатория «Уссури» под Хабаровском. Борис Шевцов, с которым мы поехали вместе во Владивосток, до сих пор заведует инфарктным отделением в Хабаровске, к.м.н., заслуженный врач России, главный кардиолог Дальневосточного Федерального округа. Нашел живущий в Риге командир лодки Б-63 Сергиенко Василий Кириллович, которому же 80 лет. Мы с ним обменялись парой писем в социальных сетях. А вот другие мои сослуживцы не нашлись. К моему большому сожалению. Все же годы службы не забываются. Они сделали из студента мужчину.
Мостик
Раздался ревун «Боевая тревога». Из динамика по отсекам разнесся голос старпома: «Швартовой команде наверх!» В его втором отсеке в швартовой команде был его подчиненный, химик-санинструктор. Он натянул оранжевый спасательный жилет и вышел в третий отсек, где находился центральный пост подводной лодки и выход наверх. Из первого торпедного отсека прошли два матроса в оранжевых жилетах, тоже из швартовой команды. В голове мелькнуло:"Отходим. С Богом!" Второе слово он произнес по привычке. Так всегда его провожала мама.
В отсеке остались трое, все, кто должен быть по боевому расписанию. Он – командир отсека, начальник медицинской службы подводной лодки, лейтенант медицинской службы, второй электрик из БЧ-5, старшина второй статьи, и третий СПСовец, старший матрос. Так называли шифровальщика – специально подготовленного специалиста. Делать ему особо было нечего, поэтому мы привлекали его к проворачиванию оружия и техсредств, что делалось каждое утро, пока лодка находилась в базе. Он вращал всякие маховики и рычаги. А вот трюм был вотчиной электрика. Там стояли огромные аккумуляторные батареи, которые и обеспечивали движение подводной лодки в подводном положении. А его место было у динамика, получать команды из центрального поста и докладывать туда после их выполнения. Не такая уж трудная работа.
Послышался из динамика голос командира: «Отдать швартовы». Он ясно представил, что сейчас делается там, наверху, на надстройке подводной лодки. Приспособленная для плавания под водой, лодка имеет покатые обводы и очень узкую плоскую палубу, по которой можно ходить. Вот и сейчас члены швартовой команды под руководством боцмана выбирают толстые пеньковые канаты, сброшенные с кнехтов на пирсе. Канаты тяжелые, нужно три человека, чтобы затащить их на палубу. Потом канаты свернут в огромные бухты и спрячут под палубой, в пространстве между легким и прочным корпусом подводной лодки.
Через некоторое время в отсек вернулся санинструктор, снимая спасательный жилет. Мимо прошли и два других члена швартовой команды из первого торпедного отсека. Лодка пришла в движение. Это не ощущалось, по-прежнему ровно горели электрические лампочки в плафонах, не было шума двигателей. Но он знал, что швартовка происходит под электромоторами, а они работают почти бесшумно. Недаром дизельные подводные лодки, идущие на малом ходу, практически невозможно услышать, их издавна называют «черными дырами». Лишь чуть-чуть был слышен шум воды за бортом.
Из динамика раздался голос командира: «Погружение. Все вниз!». И он вспомнил, как однажды чуть не остался без штанов, услышав такую команду. Случилось это в одном из первых выходов в море. На дизельной подводной постройки первых послевоенных лет минимум удобств для экипажа. На семь отсеков всего два туалета, которые обычно функционируют только во время длительного пребывания под водой. А так есть наружных туалет, которые представляет из себя выгородку в ограждении боевой рубки с отверстием в полу. Напоминает общественный туалет тех лет. Конечно, никакого слива там не предусмотрено, при погружении лодки все смывается забортной морской водой. И как-то он, сидя над отверстием со спущенными словами, услышал команду «Срочное погружение. Все вниз!» Размышлять было некогда. Он быстро натянул на себя брюки и перчатки, схватил свой жетон с цифрой 2 и бросился в люк. Уже отработанным движением, держась только за поручни и не касаясь ногами ступенек вертикально расположенного трапа, скатился вниз. И уже там, в центральном посту застегнул и брюки, и ширинку. Но зато экипаж уложился в норматив, который дается для срочного погружения.
Сейчас подводная лодка будет проходить дифферентовку, подумал он. Сложное для экипажа любой субмарины действие. Надо добиться, чтобы нос и корма лодки были на одном уровне, как говорят. Подводники, имеют ровный киль. Лодка, выходя в море, загружалась боеприпасами, продовольствием, топливом, пресной водой, другим имуществом. Учесть все то сложно, но я лодке есть уравнительные системы в носу и в корме. Перекачивая из нома в корму или обратно воду, механик подводной лодки вместе со старшиной трюмных добиваются постановки лодки на ровный киль. А некоторые люди иногда гадают, почему это подводная лодка, отойдя от пирса на середину бухты, начинает то погружаться, то всплывать. Он и сам так думал, когда впервые увидел выход подводной лодки в море из базы.
Это был далеко не первый его выход в море на подводной лодке, но первый боевой. Поэтому присутствовало волнение. Она всегда есть у моряков, когда подводная лодка погружается. Очень уж сложный механизм субмарина, и любая техническая неисправность или из-за выработки ресурса, или по ошибке экипажа, может привести к гибели. Недаром у подводником не тот девиз, что у моряков – «Семь футов под килем», а другой – «Чтобы количество всплытий разнялось количеству погружений». А в данном случае волнение усиливалось из-за наличия в одном из торпедных аппаратов специальной торпеды, с ядерным боезарядом. Вообще в первом, соседнем отсеке, торпедном, было много огромных сигар диаметром 533 мм. Часть из них были загружены в шесть торпедных аппаратов, часть лежали на стеллажах. С одного борта над торпедами были койки личного состава, а с другого борта торпеды лежали в два яруса. Но моряки умудрялись на них положить матрасы и в ночные часы отсек превращался в большой жилой кубрик. Применение торпеды со спецзарядом разрешалось только по команде из Москвы, когда начнется «горячая» война, «холодная» уже шла долгие годы. Именно поэтому его, выпускника гражданского медицинского института, направили служить в Военно-морской флот. И не его одного, и во все флоты – Северный, Балтийский, Черноморский и Тихоокеанский. Велось активное строительство боевых кораблей – крейсеров, эсминцев, сторожевых кораблей, ракетных и торпедных катеров.
Но особенно большое внимание уделялось строительству подводных лодок. Строились огромные атомные, он видел их однажды, когда их «дизелюха» оказалась в базе атомоходов. Отрабатывалась задача торпедной стрельбы и его лодка должна выполнять роль мишени для атомной лодки. Эти лодки показались огромными по сравнению даже с крейсерскими дизельными подводными лодками 551 проекта, называемых «утюгами». Ему приходилось выходить на этих «утюгах», которые были вооружены четырьмя крылатыми ракетами в огромных пусковых установках. Условия обитания экипажа на этих лодках были намного лучше. У врача там была своя каюта на две койки, внизу его, а на втором ярусе для больного, требующего изоляции. Но оставались в строю и дизель-электрические подводные лодки. Именно так правильно их было называть. Потому что для хода в надводном положении использовались дизеля. Они же и производили зарядку аккумуляторных батарей подводных лодок, чтобы потом под водой можно было идти под электромоторами, не тратя кислород. Но только на небольшой скорости и не очень долго. Особенно на нашей лодке, которая была в строю уже почти 15 лет. А вот на атомных лодках не надо было экономить ни дизельное топливо, ни заряд в аккумуляторах. Ядерный реактор обеспечивал всем, и кислородом и пресной водой тоже. Но зато атомные лодки были шумными и их легко можно было услышать современными гидролокаторами. А вот его лодку трудно. Поэтому они и использовались как лодки ПЛО, т. е. для противолодочной обороны.
Именно на рубеж противолодочной обороны и должна пойти его субмарина. В то время дальность полета баллистических ракет подводных лодок было не очень большая, и поэтому лодки вероятного противника дожны были занимать полигоны для стрельбы недалеко от наших границ. Вот там и будут подстерегать их подводные лодки, и его в том числе.