Раздался голос командира:
– Старпом, я вниз. Принимай командование!
– Есть, товарищ командир, – раздался голос старпома.
Я обернулся и увидел, как командир в своем альпаке, теплых кожаных брюках и сапогах на меху спустился с площадки, на которой стоял, и полез в люк, периодически обливаемый забортной водой от накатываемых на лодку волн. У меня была такая же одежда, как и у командира и старпома, но сейчас я не одел ни брюки, ни сапоги, только кожаный с овчинной подкладкой альпак.
Шторм продолжался. Волны по-прежнему с неистовой силой бросали нашу субмарину то вверх, то вниз, постоянно накатываясь на корпус лодки и рубку. Даже стало укачивать от такого монотонного движения вверх-вниз. Но такая монотонность будет продолжаться еще несколько часов, пока уровень заряда в аккумуляторах не достигнет оптимального.
– Доктор, составь компанию, – вывел меня из задумчивости и полудремы голос старпома.
– Есть, товарищ капитан 3 ранга, – сказал я и стал взбираться на площадку, на которой не так давно стоял командир. Моя голова показалась над козырьком рубки и лицо сразу ударили брызги. В рот попала соленая вода.
– Привяжись, – старпом протянул мне ремень, которым вахтенные на мостике привязывались во время шторма. Я выполнил приказ, мне моя жизнь еще не надоела. Тем более что очередная волна показала, что она хочет смыть меня за борт и сбросить с площадки. Но ей это не удалось.
– Слушай, доктор. Все хочу у тебя спросить – откуда у тебя такой альпак? Его ведь только тем, кто вахту несет на мостике, выдают. Да еще с теплыми брюками и сапогами, – спросил меня старпом.
Я засмеялся и ответил:
– Вы разве забыли, сколько медицинского спирта у меня на борту? Я ведь не раз уже угощал им по вашей просьбе. Так неужели я не смогу сэкономить какое-то количество? А у нас на бербазе (Прим.– береговая база) за бутылку спирта и банку тараньки (Прим. – черноморская вобла) все что угодно можно достать. Вот я и достал.
– Ну ты и жох, доктор. А медицинский спирт слишком мягкий. Технический привычней.
Мы опять одновременно спрятались под козырек, укрываясь от очередной волны. Да, простоять четыре часа вахты, ежеминутно прячась от волн, трудно. Да еще всматриваясь в море, чтобы вовремя увидеть другое судно и отвернуть, если есть опасность столкновения. И хотя вахту на мостике несет сигнальщик, все равно вся ответственность лежит на вахтенном офицере. Ведь недаром командир сказал старпому, что передает ему командование. Все это уже давно записано в вахтенном журнале.
Я представил себе, как бросает надводный корабль в такой шторм. Парусность у них большая, и не спрячешься под водой. И хотя я не бывал на надводном корабле в шторм, но не раз слышал от своих коллег, служащих на надводных кораблях, что они ощущают. Даже принять пищу проблема. А мы всегда можем погрузиться и поесть в нормальных условиях. Уже на 30 метрах качает не так сильно, а уж на 50 и подавно. Так что нам не приходилось ловить тарелки, расползающиеся по столу. Да и придя с моря, не болтаемся на рейде, а сразу к пирсу. Вахта – на лодке, остальные в казарму, а офицеры по домам.
В этот момент лодка так глубоко нырнула с гребня волны, что обнажилась корма и раздался свист крутящихся с огромной скоростью винтов субмарины, оказавшихся в воздухе. Так что это свист на какое-то мгновение перекрыл грохот морских волн. Я представил, как сейчас трудно придется и командиру БЧ-5, и особенно электрикам у аккумуляторов. Ведь произошел скачок напряжения, и теперь надо разбираться, не вышли ли из строя батареи. В том числе и в моем втором отсеке. Надо быть там. Я обратился к старпому:
– Разрешите вниз, в свой отсек.
Старпом, прекрасно во всем ориентирующийся, сказал:
– Давай, доктор. Разбирайся в отсеке.
Я, поливаемый льющейся в лодку забортной водой, быстро скатился по поручням вниз. Там уже кипела работа, механик отдавал команды, чтобы электрики в отсеках не дремали и разбирались в обстановке. И я проследовал в свой второй отсек. Заглянул в трюм:
– Как у тебя, Колпаков?
– Разбираюсь. Пока вроде все в норме.
Я понял, что проголодался. Поэтому зашел в кают-компанию, находящуюся здесь же, во втором отсеке, которая в экстренных случаях является операционной, и заглянул в холодильник. Там было что пожевать из оставшегося от вечернего чая.
– Жизнь-то налаживаемся, – подумал я.
И даже вроде как качка не такая сильная была, хотя шторм наверху продолжал бушевать.
Условия службы на подводной лодке
Меня надоумил рассказать об условиях службы на дизельных подводных лодках мой коллега-врач, который написал мне в «Одноклассниках»: «Прочитал про бухту Улисс. В 1977 году проходил там практику от Военно-морской кафедры три недели, жил в медчасти, один день плавал на подводной лодке (дизельной) с погружением. Впечатления ужасные, дышать невозможно, голова кругом, подушки обвертывают газетами, это офицеры, у рядовых вообще адские условия. Рассказывали, как одна подводная лодка ходила 15 месяцев в Мировом океане, несколько самоубийств. При миллиардных затратах на вооружение экономили на удобствах для людей»
Вот такое впечатление произвело на молодого человека пребывание всего один день на подводной лодке, что он через много лет с содроганием пишет об этом. И главное, что ничуть не сгущает краски. Все так и было в те годы. Но прежде чем перейти к рассказу о современных подводных лодках, где совсем не такие условия, давайте вернемся назад, ко времени появления подплава. Первые люди, которые погружались на допотопных «потаенных судах», рисковали намного больше, чем моряки 60-70 годов ХХ века. Развитие подводных лодок продолжалось долгие годы, но даже в начале уже прошлого века, в период Первой мировой войны, когда подводные лодки показали себя как грозное оружие на море, они были не немного совершеннее первых субмарин, было много отказов техники, да и плавали они неглубоко.
Считается, что самые совершенные подводные лодки во время Второй мировой войны были у Германии. Какие они были, можно увидеть в знаменитом фильме «Подводная лодка», снятом немцами в 1981 году. Там можно увидеть быт экипажа и действия его в экстремальных ситуациях, когда для того, чтобы лодка быстрее ушла на глубину, экипаж бежал сломя голову из кормы в нос. Можно увидеть, где хранился провиант, и как принимали пищу все – и офицеры, и матросы. Если бы это увидел мой впечатлительный коллега, интересно, что бы он написал? Видимо, посоветовал Гитлеру вместо 1000 подводных лодок с такими условиями обитания выпустить со стапелей вдвое меньше, но с каютами для всех членов экипажа, кондиционерами и т.д. Все это можно увидеть в американском фильме «Операция нижняя юбка» про американскую подводную лодку в теплых водах Тихого океана во время Второй мировой войны. Там есть все – и чистое белье, и отдельные каюты, и кондиционеры, и душ, и вкусная еда. Нет только одного – потопленных судов противника. А вот немцы во время войны при отсутствии элементарных бытовых удобств потопили огромное количество судов союзников, и это несмотря на всю мощь объединенных флотов США и Англии. Потому что на лодке главное не бытовые условия, а возможность выполнять задачи, поставленные перед экипажем, в первую очередь топить корабли противника, а на современных лодках и поражать баллистическими и крылатыми ракетами военные объекты на территории противника.
Но вернемся к тому, с чего начался разговор – к бытовым условиям на субмаринах тех лет, когда я проходил службу – в начале 70-х годов. Я три года службы постоянно носил кожаные перчатки, снимая их только во время обеда, удовлетворения физиологических потребностей и сна. Спросите, почему? На дизельных, а вернее, дизель-электрических подводных лодках, которые уместно было называть «ныряющими», обеспечивает все потребности корабля несколько дизелей для хода и выработки электроэнергии. Кто-нибудь видел дизель без потеков? Я – нет. Даже японские и немецкие дизельные автомобили 80-90-х лет имеют потеки масла на двигателе и специфический запах дизельного топлива. Но там мощность двигателя около 100-150 л.с., а у подводной лодки 2-3 дизеля по 1500-2000 л.с. И обычно на всех дизелях есть потеки и топлива, и масла. Его вытирают мотористы ветошью, держа в её в руках, от этого руки становятся маслянистыми. Пресной воды на лодках большой дефицит, руки мыть нечем. Ветоши чистой тоже не хватает. Да еще если матросу приспичит по большой или малой нужде в туалет, мыть руки ему некогда. Вот и получается, что все кремальеры межотсечных дверей, всевозможные поручни и т.д. тоже маслянистые, и даже я, доктор, не имеющий никакого отношения к двигателям, буду иметь руки, покрытие тонким слоем масла или топлива. Для предотвращения этого мои руки были в перчатках. Кроме этого, вся моя повседневная одежда со временем приобрела характерный запах машинного масла. Так что моряка-подводника можно было определить и по запаху.
Подводная лодка, на которой мне довелось служить, сошла со стапеля в начале 50-х годов. Примерно такой срок эксплуатации, около 15 лет, имело большинство подводных лодок, базирующихся в бухте Малый Улисс под Владивостоком. Только лодки 641 проекта были моложе, но условия обитания в них мало чем отличались. Наша лодка долгие годы несла службу на Северном флоте, потом Северным морским путем была перебазирована на Камчатку, а потом пришла на капитальный ремонт во Владивосток. Именно в завершающей стадии ремонта я был направлен на неё служить. Во время ремонта во втором отсеке был установлен кондиционер, но сказать, что он очень помогал в жаркое время в подводном положении, я бы не сказал.
Как я уже упомянул, на всех кораблях советского флота основное внимание уделялось размещению вооружения и других приборов, помогающих успешно выполнить боевой приказ. Поэтому на весь экипаж не были предусмотрены спальные места, лишь на 2/3. Почему? Просто 1/3 экипажа в море несла вахту, и потом шла отдыхать на еще теплую койку после вставшего с неё следующего вахтенного. Мне, как начальнику медицинской службы, на родной подводной лодке 611 проекта, так называемой большой океанской, было место, а вот трем офицерам, командирам групп штурманской, торпедной и движения, спать приходилось там где найдут место на лодке. Отдельные каюты были только у командира лодки, старшего помощника, командира БЧ-5 и замполит делил свою каюту с помощником командира лодки. Со мной в одной кают