С этим Син вернулся к разговору с девочкой.
— Ты уверена, что это подобает юной леди? — спросил он, когда Кэролайн потребовала прокатить и ее.
— Папа думает, что подобает, — серьезно ответила девочка.
— Ну, раз папа так думает, сыграем, только без «утонули на ходу».
Началась веселая возня.
— Все! — наконец заявил Син, опуская раскрасневшуюся Кэролайн на пол. — У дяди Сина еще полным-полно дел, но я обещаю покатать обоих, когда снова буду у вас в гостях.
Он уходил, и это означало конец всему. Внезапно Честити поняла, что не вынесет этого. Трудно принятое решение вынуждало смириться, а любовь требовала продлить драгоценные минуты насколько возможно и любой ценой. Честити догнала Сина в прихожей.
— Пожалуй, я составлю вам компанию.
— Зачем? — осведомился тот удивленно.
— Не хочу здесь оставаться! Этот дом немногим больше няниного, и такое чувство, что стены душат. Я помогу вам найти Натаниеля. Мало ли что… вам невдомек, каким безжалостным может быть наш отец.
— Должен признать, размах его поисков весьма внушителен. — Син немного поразмыслил. — А вы уверены, что ехать со мной благоразумно?
— Уверен, — солгала Честити, не отводя взгляда.
— Раз так, дайте знать Верити, и едем.
Когда девушка поставила сестру в известность о своем отъезде с Сином Маллореном, кроткое лицо Верити омрачилось тревогой, и она тоже усомнилась в благоразумии этой затеи.
— Я знаю, знаю! — отмахнулась Честити. — Но не могу же отпустить его одного! Он так легкомысленно ко всему относится.
Верити пониже надвинула ей шляпу и со слезами на глазах поцеловала в щеку.
— Береги себя!
— Я привезу Натаниеля, клянусь! — И Честити крепко обняла ее в ответ.
Несколько минут спустя, шагая рядом с Сином по темной улице, она чувствовала, что наконец покончила с прошлым и вступает в неизвестное и потому пугающее будущее.
— Вы любите детей, милорд? — спросила она неожиданно для себя.
— А вы нет, юный Чарлз?
Она совсем забыла, что молодым людям несвойственно тянуться к детям. Как легко было одним неверным словом, одним жестом разрушить так тщательно выстроенную иллюзию. Хуже всего, что этого хотелось. Хотелось предстать перед Сином Маллореном в своем истинном облике, сойтись лицом к лицу как женщине и мужчине, даже если для этого придется раскрыть свою постыдную тайну.
— Я мало знаю детей.
В этом Честити не кривила душой: ей не позволялось видеть даже племянника.
— Я тоже, — сказал Син. — Думаю, будь вокруг меня толпы детей, я бы от них быстро устал, но вообще дети вносят в жизнь свежую струю.
— Верно, — задумчиво согласилась девушка. — Как летний утренний ветерок, как фонтан в жаркий день. На полях сражений дети, должно быть, вспоминаются как неотъемлемая черта мирной жизни.
— Вот уж нет! — хмыкнул Син. — Когда страна охвачена войной, там повсюду голодные, оборванные, пронырливые ребятишки. Такое впечатление, что ад разверзся и выпустил всех своих чертенят. И жалеешь, и досадуешь на них. Впрочем, не стоит все сваливать на войну. Взгляните на мальчишку там, на углу.
Честити повернулась. У фонаря стоял оборвыш лет восьми, с метлой. При появлении прохожего он бросался мести кусок тротуара и ловко подхватывал брошенную монетку. Девушка не раз видела таких, но просто не думала о них как о детях — уж слишком знающий, плутовской был у них вид.
— Ну? — полюбопытствовал Син. — Душераздирающее зрелище, верно? Смотрите дальше.
Мальчишка подхватил пенни, брошенный клириком в дорогой сутане, и подобострастно улыбнулся, но потом сделал у него за спиной неприличный жест.
— Видите? Мир полон детей, но дети бывают разные. Впрочем, жить хочется всем. — В этот момент они приблизились к маленькому оборвышу. — Что, парень, дела идут?
— Когда как, капитан, — ответил мальчишка.
— Вот держи! — Син бросил ему монетку. — За то, что разбираешься в нашивках.
— Благослови вас Бог, милорд! — сказал оборвыш, ухмыляясь на шестипенсовик. — Просто я ловок угадывать.
— Тогда держи еще.
Они пошли дальше, провожаемые пылкой благодарностью.
— Когда есть шанс походить в благодетелях, трудно удержаться от искушения, — заметил Син. — Интересно, чего в этом больше — великодушия или мании величия?
— Если мания величия кормит голодных, что в ней плохого?
— Голодным он не выглядел и наверняка истратит деньги на джин.
Честити ожидала, что они направятся прямо на постоялый двор, но оказалась перед зданием с вывеской «Банк Дарби».
— Что мы здесь делаем, милорд?
— Ломимся в двери, — сказал Син и в самом деле громко постучал.
— Но ведь банк уже закрыт!
— Судя по звукам, там кто-то есть.
Как хорошо быть богатым и влиятельным, подумала девушка с кривой усмешкой. Таким позволено все.
— Я Син Маллорен, — объявил Син рассерженному клерку, не дав сказать ни слова. — Мистер Дарби еще не уходил?
Все сразу изменилось, как по мановению волшебной палочки. Их проводили в контору, и некто внушительный и седовласый (вне всякого сомнения, сам мистер Дарби) явился выказать свое почтение. Он увел Сина в святая святых, а Честити осталась мишенью для возмущенных взглядов. Вскоре, однако, служащие банка вернулись к своим цифрам, не желая еще больше задерживаться.
Немного погодя Сина с поклонами проводили обратно. По дороге в «Три ядра» он буквально излучал недовольство, и Честити не удержалась от шпильки:
— В чем дело? Все ограничилось раболепством? Денег вам не дали?
— Мне бы их отдали все, стоило только попросить. Как раз поэтому я порой ненавижу имя, которое ношу.
— Но пользуетесь им, не так ли? Вы только что это сделали.
— Ради вас с сестрой, — сказал он холодно.
— Простите! — пролепетала девушка пристыженно.
— Все в порядке. Мне не следовало срывать на вас зло.
— Откуда вас здесь знают?
— Откуда? Ребенком Дарби качал меня на коленях, как я сегодня — детей Роджера и Мэри. Эбби находится всего в двадцати милях отсюда, и Родгар — член совета директоров этого банка.
Вопросы снова роились в голове у девушки. Отчего при каждом упоминании о старшем брате у Сина портится настроение? Если Эбби так близко, почему не укрыться там, ведь даже граф Уолгрейв Непогрешимый не посмеет ворваться в обиталище маркиза Родгара? Или Син полагает, что тот способен их выдать? Но разве они не братья?
Однако было ясно, что между этими двоими существует разлад — единственная тень, омрачавшая жизнь Сина. Хотелось рассеять ее.
Вернувшись на постоялый двор, они застали хозяина за разговором с подозрительным типом, что разглядывал их в момент прибытия. Как только тип удалился, любезная улыбка исчезла, и хозяин сплюнул в камин.
— Ищейка! Покоя от них нет!
— А что, опять побег из тюрьмы? — полюбопытствовал Син.
— Если бы, милорд! Ищут какую-то свихнувшуюся бедняжку, но с таким рвением, словно она стащила королевскую печать. Этот слоняется тут целый день, лезет с вопросами. Так я ему и сказал, если эта бедолага сюда заглянет! Деньги деньгами, но есть еще и христианское милосердие. Милорд, простите мою болтливость! Комната готова, а ужин я пошлю наверх незамедлительно. Поверьте, жена отменно готовит. — Хозяин сделал приглашающий жест в сторону лестницы на второй этаж.
— Вы сказали — комната? — уточнил Син. — А как насчет моего грума?
— Он будет ночевать в помещении над конюшней, с остальными.
— Я предпочитаю иметь его под рукой — в дороге он исполняет обязанности моего престарелого камердинера.
— Хорошо, милорд, я прикажу достать из-за шкафа кушетку.
— Исключено! Этот парень храпит. Мне нужна смежная комната.
— Милорд, сэр! — воскликнул хозяин в замешательстве. — Остальные комнаты сняты! У нас всего пять номеров — двор-то, изволите видеть, невелик. Прошу покорнейше простить, но могу предложить вашему груму только кушетку или общую спальню над конюшней.
Син посмотрел на Честити. Что она могла сказать? Она была готова на все, лишь бы не оставаться на ночь наедине с мужчиной, но другой вариант означал целую толпу мужчин.
— Я выбираю меньшее из зол, — сказал Син хозяину, когда молчание затянулось. — Распорядитесь, чтобы достали кушетку и поставили еще один прибор.
Комната была невелика, а скат крыши делал ее еще меньше. Син не спеша обвел взглядом окружающее.
— Вот и ночлег. Мой юный друг, постарайтесь не храпеть, иначе я найду способ лишить вас сна.
Честити задалась вопросом, сожалеет она или нет, и решила, что нисколько. Малые размеры не мешали комнате быть уютной, огонь весело пылал в камине, и простыни на кровати не оставляли желать лучшего по части свежести. Дубовые полы были натерты на совесть, пыль на мебели вытиралась регулярно. На окне, между присобранных кружевных занавесок, стояла ваза с сухими, сбрызнутыми душистой эссенцией цветами. Красивая ширма прикрывала умывальник.
Служанка принесла ужин. Син отослал ее, сказав, что обойдется услугами грума, и скоро они сидели за обильно уставленным столом. Здесь были суп, картофельная запеканка со свининой, жареный цыпленок, сыр и сладкие пирожки. Честити вдруг поняла, что голодна как волк.
— Хозяйка недурно готовит, — заметил Син, когда первый голод был утолен.
— Отличное местечко! — похвалила девушка.
— Настоящая жемчужина, — согласился он. — Как бы не проговориться о ней Родгару — он бы живо здесь все… усовершенствовал.
— Почему вы всегда так зло говорите о Родгаре? — осторожно спросила Честити. — По слухам, это заботливый брат.
— Еще какой!
— Тогда почему у вас такой голос?
— Даже непомерное юношеское любопытство не извиняет назойливости, — сказал Син резко. — Ненависть тут ни при чем.
— Значит, это благородное негодование? — предположила Честити.
Син бросил нож и вилку с таким видом, словно собирался схватить ее за горло. К счастью, он вцепился лишь в стакан.
— Брат противится моему возвращению в полк, — мрачно объяснил он, отпив бургундского. — Он только и делает, что вмешивается, потому что, видите ли, хочет как лучше! Он не желает понять, что младший брат давно подрос. Я вовсе не хрупкого здоровья, и потом, д