Не найдя правильного слова, Марисса бросилась к ней и сжала в объятиях. Лида покряхтела, а потом обхватила ее в ответ.
– Значит, ты больше не злишься, девочка?
Марисса отстранилась, зажала губу зубами и покачала головой. Давно она уже гибель Ноша пережила, но даже тогда не могла злиться на Лиду всерьез – уж слишком понятны ей были мотивы. И что уж говорить, права была Лида или нет, но сейчас Марисса не стояла бы здесь, если бы не вмешательство ведьмы.
Уселись за стол, все еще продолжая разглядывать друг друга и неловко улыбаться. Лида нарушила молчание:
– Я не откликнулась на твой призыв сразу, и причина тому лежит сейчас там.
– Знаю. Я так и решила, – кивнула Марисса.
– Но ты осталась здесь, то есть хочешь стать настоящей ведьмой. А раз так, то я уже не могла не прийти.
– И это знаю, – Мариссе отчего-то хотелось плакать.
Лида подалась чуть вперед:
– Он не спит, все слышит. Так пусть слышит. А я стану спрашивать, а ты станешь отвечать. Так что же, девочка, зачем ты притащила эту гниль с собой? Почему не извела его раньше?
– Он проклят, Лида, – Марисса заговорила суше.
– А-а, приворожен? Тогда прекрасно – он хорош, таких и надо на себя укладывать. Пусть поработает на славу, а потом облизывает твои следы и сходит с ума прежде, чем сдохнуть.
– Не приворожен… проклят. Я случайно удалила из его головы все, кем он был.
– И твоя ненависть иссякла?
– А как ненавидеть того, кто не помнит о содеянном зле?
Лида рассмеялась.
– Так не ему надо помнить. Я помню. Если у тебя рука все еще дрожит, так это ничего – управлюсь в два счета. Только скажи, как надоест. И мы ему такое сделаем – пожалеет о том, что сам себе глотку не перегрыз.
Марисса чуть приподнялась и снова рухнула на табурет.
– Не надо, Лида.
Та не выглядела удивленной – наоборот, сощурила глаза еще сильнее, будто мысли читала.
– А, так ты дочку черноглазую хочешь? Не беда, подожду. Глупа ты еще – новую ведьму воспитывать, но и с этим тебе помогу, если уже прижало. Вот только если ты дочку хочешь, то почему до сих пор не беременна?
Марисса растерялась.
– Не знаю… – она ответила задумчиво. – В Хлаохе я еще пила отвар илурны, а потом…
– Отвар? – звонко хохотнула Лида. – Ты себя обычной бабой, что ли, возомнила? Ведьма понесет ровно в тот раз, когда захочет понести. И, конечно, выбирает для потомства лучшего из лучших. Этот сойдет. Иди, оседлай своего прихвостня, а потом позабавимся.
– Я… – Марисса начала неуверенно, потом заставила себя продолжать. – Я не хочу от него избавляться, Лида.
– Дура, – та ответила тихо, без капли удивления. – Только дура может полюбить такого изверга. А уж ведьме любить природой не положено. Мы любим только своих – такую простую вещь я тебе в голову не вдолбила. И что ж теперь, будешь жить с демоном до скончания своего времени?
– Не знаю, – Марисса рассуждала сама с собой. – Может, и буду. А может, я уже не называю его демоном. У всякого своя правда, Лида. Его правда была жестокой, но он в нее верил, как в единственную.
– Костям мудрой Даиры это расскажи. Или звонкоголосой певунье Ширне, которую распяли на дереве в ее же лесу. Или тысячам людей, убитых его приказами, расскажи, раз ты хоть наполовину человек. О своей гордости забыла – как он шкуру с тебя кнутом снимал, так о чужой боли вспомни.
– Ты права, Лида, права. И он думал, что прав. Видишь, где тонкость?
– Вижу, что ты дура, Марисса, – ведьма вздохнула. – Влюбилась… даже не в демона, а в его обрубок. Оставила себе лучшее в нем и полюбила, хоть сама с собой честной будь. Как же мы опоздали с этой встречей… Не была ты ведьмой, а теперь и вовсе запуталась. Мы не умеем любить одного, не выходим замуж и…
Марисса тихо перебила:
– Боюсь, и с этим ты опоздала, Лида. Он уже мой муж. И я попытаюсь понять, смогла бы любить не только лучшее в нем.
Женщина тяжело вздохнула:
– Тогда сними с него проклятие – и глянь, демон вернется или святоша. А он, как только себя осознает, сначала тебя придушит, потом меня попытается отыскать – и там я уже развернусь без твоих жалобных глазок.
– Я могу снять проклятие?
Лида встала и направилась к двери:
– Ты только это услышала? Дура. Но я вернусь – буду приходить тебя учить, если твоя цепная псина не станет на меня бросаться.
Марисса еще долго сидела за столом, а потом пошла к постели. Крайдин лежал в той же позе, в которой она его оставила. Уместилась рядом тихо. И не вздрогнула, услышав его спокойный голос:
– Ты можешь снять проклятие. Но я не хочу, чтобы ты это делала.
Она ответила так же едва слышно:
– Сегодня ты узнал о себе больше, чем из моих рассказов, Крайдин. Наверное, это неприятно.
– Нет. Понятия не имею, почему я так поступал, но почти уверен, что тому была причина. Или ее не было, но сейчас это не имеет значения. Неприятно мне от другого.
– Чего?
Он вдруг перекатился, навис над ней и изумил неожиданными смешинками в глазах:
– Выходит, что ты не беременна, потому что сама не хочешь? Раздвигай ноги, я собираюсь заставить тебя захотеть. У нашей дочери будет премилый характер, мир содрогнется.
– Крайдин! – Марисса слабо уперлась ему в плечи. – Ты можешь думать только об одном?
Он коснулся губами ее и тут же отстранился, уже запуская руку вниз.
– Нет, я могу думать только о том, что делает меня счастливым. И бесы с ним, если притом я останусь обрубком себя самого.
Насытив страсть и засыпая в его объятиях, Марисса вдруг со всей очевидностью поняла, что не имеет права отнять у него его жизнь и отказаться ее возвращать. Даже если он не хочет – сама она права не имеет. Вот если он все вспомнит и повторит те же слова, тогда это затянувшееся, изолированное от мира и людей, счастье станет безусловным. Поняв это, она ощутила липкий страх, ведь точно знала, что генерал Крайдин Сорк не удовлетворится лесной чащей как ареной для всего своего будущего. Этот же – всего половина от настоящего, пусть даже и лучшая половина. У настоящего Крайдина Сорка не может быть только любовь к женщине, он намного больше. Марисса сама не заметила, как научилась принимать его половину, но ей стало страшно от осознания, что он вскоре обречен – ее же стремлением к справедливости – стать целым.
Глава 43
– А сильна… Сильна! – Лида, забывшись, восхищалась и не собиралась этого скрывать. – Давай еще раз. Схвати теперь ветер в кулак и дерни на себя. Ну же, девочка, резче, ты будто ветра боишься – а ведь он должен бояться тебя!
К удивлению Мариссы, Лида оказалась щедрой на похвалу. Занявшись делом и видя первые успехи, ведьма отставила назидательный тон и превратилась в заботливую няньку. Первые пару раз искренне изумлялась – до тех пор не верила, что такая поздняя сила может все же появиться. Что-то Мариссе давалось запросто, что-то вообще не получалось, сколько бы она ни пыталась, но Лиду такие поражения не расстраивали: она повторяла, что этого уже больше, чем можно было ожидать, да и не бывает ведьм с одинаковыми способностями – даже старая Даира, например, не могла перемещать свой дух далеко от тела, а у Мариссы хоть немного, но получалась. Такой способностью Лида обладала сильнее всех прочих известных ей ведьм, она радовалась этому и любым другим достижениям своей подопечной.
Настроение Лиды портилось лишь в те моменты, когда Крайдин вставал неподалеку и наблюдал за ними. Она тут же кривилась, спиной ощущая его присутствие, а потом не выдерживала:
– Чего вылупился, демон? Заняться больше нечем? Или мечтаешь послушать о том, что я о тебе думаю?
– Думай обо мне что угодно, ведьма, – он только пожимал плечами. – Но я и буду думать о тебе что угодно.
Иногда Мариссе приходилось вмешиваться, чтобы обмен репликами не перерос в настоящую ссору, из которой Лида непременно вышла бы победительницей – как бы ни был силен Крайдин, но против настоящей ведьмы не всякий солдатский отряд устроит. Марисса поглядывала на Крайдина в немой мольбе, и он нехотя уступал, делая вид, что срочно требуется сходить за водой или прочистить дымоход.
Хуже всего Мариссе давалось знахарство. Лида будто щадила ее и долго в этот предмет не углублялась, но потом не могла сдерживать раздражения:
– Марисса, это самый обычный отвар от гнилой лихорадки! Что же ты за ведьма, если от такой болячки спасти никого не сможешь, включая себя саму? Люди на нас искоса смотрят, потому как настоящий свет видеть не умеют. А свет не в том, чтобы кривиться от неприятного, а чтобы слезы матери высушить, когда ее младенчика из-за линии тьмы вытаскиваешь. Они глупы, как дети малые, но и им хватает ума молить небеса, чтобы в случае мора одна из нас поблизости оказалась.
Мариссе же хотелось реветь от отчаянья. Она, собрав всю силу воли, все же взяла полуразложившийся трупик крысы за хвост и спешно закинула в котел. Не сдержалась и все-таки вытерла руку об юбку, сдерживая рвотные позывы от жуткого запаха. Конечно, Лида все это видела. Кривилась похлеще самой Мариссы и качала головой, приговаривая под нос с досадой:
– Испортили тебя люди… Такую ведьму испортили.
С этим невозможно было спорить. Вероятно, если с детства обучать маленького ребенка копаться голыми ручками в любой грязи и ни к чему не испытывать брезгливости, то в ее возрасте она бы и глазом не моргнула. Хуже всего было то, что трупы животных далеко не самое ужасное в ведьмовских занятиях. Рано или поздно Лида начнет посвящать ее и в остальное, а на остальное духу-то может и не хватить. Испортили ее люди, и вряд ли с этим можно что-то поделать.
И так, измучавшись от тошноты, Марисса шла провожать Лиду до самого болота, где та растворялась в неизвестном направлении. Но на этот раз Марисса остановилась загодя и произнесла тихо:
– Лида, ты ведь видишь, что это не мое, просто не говоришь.
– Вижу, – женщина вздохнула. – Но не переживай, девочка, найдется и то, за что люди захотят тебе платить. Зиму переждем, потом станет яснее, сможешь ли ты влиять на урожаи или хотя бы звать дожди. А не найдется – тоже не беда, не пропадешь. Мы не пропадаем без людей.