«Глюки от перенапряжения, не иначе, — подумала Оля и стала проваливаться в черноту. И уже на грани сна и реальности мелькнула хвостиком последняя мысль, — зря я не открыла шторку»
Глава 9
Илья проснулся рано. Немного полежал, вспоминая, где он и каким ветром его сюда занесло. В памяти услужливо появилась картинка: лесная поляна, палатка, внезапная тошнота, больничный коридор, медсестра в шапочке, надвинутой по самые брови, и голос Звонаревой, почему-то музыкой звучащий в ушах. В один момент он даже подумал, что это результат воздействия углекислого газа на его мозг.
Он умылся и подошел к окну провинциальной больницы. На крыльце, будто услышав его мысли и материализовавшись из них, стояла тоненькая рыжеволосая девушка. Она запрокинула голову, подставив лицо утреннему солнцу, и беззвучно засмеялась. Золотые волосы веером рассыпались по спине и разбудили воспоминания о прошлом.
Волнение закопошилось в животе, жаром отозвалось в сердце, охватило голову. Илья заметался. Бросился к выходу. Пробежал несколько шагов. Одумался: испугался, что потеряет. Вернулся к окну. Немного сместился, чтобы разглядеть лицо девушки. Прижал лоб к стеклу, потом щеку. Скосил глаза.
Однако в этот момент рыжеволосая повернулась и встала к нему спиной. Он досадливо хмыкнул, увидев, что девушка разговаривает с Мишкой Васильевым, который вышел следом за ней. Лицо друга казалось потерянным и взволнованным. Илья удивился: Мишка всегда относился к противоположному полу немного свысока и снисходительно. Он считал, что девушка должна быть красивой и милой, нежной и воздушной и служить тенью его величества мужчины. Илья всегда посмеивался над убеждениями друга. «Вот погоди, — говорил он, — встретишь ту, единственную, и изменишь свои взгляды»
А тут! Что случилось? Неужели? Илья никогда не видел такого растерянного выражения на лице друга и втайне потирал руки: теперь будет, чем его подколоть.
Девушка махнула Мишке рукой на прощание и исчезла на подъездной дорожке. Он постоял немного, глядя вдаль, смешной, нескладный, в большой голубой в цветочек пижаме и резиновых тапочках, и зашел в здание.
Илья еще пару минут смотрел в окно, в душе надеясь, что девушка вернется и он разглядит ее лицо, и пошел в палату. Сценка на крыльце унесла его в прошлое, в тот проклятый день, когда он потерял Олю.
После нападения на Дениса Владимировича Илья просидел в кутузке до следующего утра. Было время подумать о случившемся, сделать выводы, но он так и не отошел душой. Он понимал, что если бы его не арестовали, он бы продолжал бить урода-историка до тех пор, пока, наверное, не убил бы.
Илья не думал о себе. Судьба, будущее, поступление в вуз — все эти планы казались такими далекими и неважными. Он переживал за Олю. Как она там? Что делает? Что чувствует? Мысли гвоздем сидели в голове и терзали его. Несколько раз он тряс решетку и требовал, чтобы его выпустили, но охрана не обращала на него внимания. Рядом с ним сидел накачанный парень, весь в блатной татуировке. Ему надоело слушать вопли пацана.
— Слушай, ты, малец, заткнись по-хорошему. Или я тебе пасть кулаком закрою.
Он выдвинул к носу Ильи огромный кулачище, больше похожий на кувалду, и покрутил им. Но парень не испугался. Его вообще не волновала своя судьба.
— Давай, бей! — согласился Илья и подставил голову. — Если не двинешь, я сам ее об стену разобью, а скажу, что это сделал ты.
И столько ненависти было в его глазах, что качок отступил. Илья где-то прочитал, что в схватке между двумя противниками побеждает не сила тела, а сила духа. На собственном примере он убедился в достоверности высказывания.
Отец приехал быстро, по первому зову. Антон Николаевич Шереметов был человеком решительным и властным. Он переговорил сначала с начальником отделения, потом о чем-то с лысым оперативником. Они согласно пожали друг другу руки, и отец вызвал в коридор Дениса Владимировича. На какие струны его поганой души он надавил, Илья до сих пор не знал, но историк забрал заявление и тихо исчез из его жизни.
Илья уже приготовился выходить из кутузки, но никто его до утра не выпустил. Он и не пытался выяснить, почему. Боялся, что еще больше дров наломает, если не успокоится. Утром за ним приехал отец.
— Папка, спасибо большое! — искренне поблагодарил его Илья, когда они сели в служебную машину. — А почему меня сразу не выпустили?
— Денис Владимирович поставил условие: наказать тебя хотя бы так, чтобы в следующий раз неповадно было, — уклончиво ответил Антон Николаевич, не глядя в глаза сыну.
— Вот, козел! — не удержался Илья. — Ну, и ладно. Отвези меня к больнице.
— Зачем? Олю хочешь навестить? У нее все в порядке.
— Откуда ты знаешь? — удивился Илья.
— Я разговаривал с ее матерью. Тебе туда лучше не соваться.
— Почему?
— Галина Семеновна думает, что это ты надругался над ее дочерью.
— Что за чушь? Откуда такие мысли? — сначала возмутился Илья, а потом вспомнил, как она выставила его из больницы, и растерялся.
— Ты можешь мне честно признаться: это твоих рук дело?
— Конечно, нет! — Илья ошарашенно посмотрел в окно: он даже не предполагал, что у истории с насилием может быть другой подозреваемый. — Зачем? Я люблю Олю и уважаю ее. Неужели ты обо мне так плохо думаешь?
Отец приказал водителю остановить машину у сквера, расположенного недалеко от дома.
— Пойдем, поговорим. Не хочется, чтобы посторонние уши слушали наш разговор.
Они вышли, сели на скамейку, помолчали. Илья чувствовал какое-то напряжение. Тревога летала в воздухе, касалась крылом, заставляла учащенно биться сердце.
— Скажи мне, — с трудом начал отец, когда молчание стало просто невыносимым, — ты как планируешь свою жизнь?
— Мы с Олей хотели поступать в Саратов: она в юридическую академию, а я в медицинский вуз. А дальше пока не заглядывали.
— Интересно, — отец покосился на сына. — Почему я об этом впервые слышу? Ты не торопишься? Вы знакомы всего пару месяцев.
— Пап, слышал легенду о двух половинках души, разбросанных по свету?
— Допустим. И что?
— Вот Оля — моя половинка. Я понял это мгновенно. Сразу, как только ее увидел у нашей машины с вещами.
— Сын, да ты романтик! Не знал, — Антон Николаевич покачал головой. — Вы жить вместе собирались?
— Нет, что ты! — смутился Илья, хотя мысли такие у него возникали. — Так далеко мы не загадывали.
— Ответь мне, как мужчина, ты с Ольгой спал?
— Зачем такие вопросы? Конечно, нет! — Илья не понимал, куда клонит отец, и от этого чувствовал себя еще хуже.
«Опасность!» — билась в висках мысль.
— Вот и отлично! А теперь обдумай ситуацию: Денис Владимирович доказал операм, что у него есть алиби. Утром он приехал домой около шести утра и сразу лег спать. Олю нашли в это же время. Если бы насильником был ваш учитель, он не успел бы вернуться домой. Так что ты зря на него набросился. Счастье еще, что его жена родила без осложнений, и девочка жива-здорова. Иначе даже страшно представить…
— А кто его алиби подтвердил? Жена?
— Да.
— Но она могла и солгать. Я ее видел. Это подневольная женщина. Скажет все, о чем ее попросят. Чувствуется, что историк — домашний тиран.
— Ну, твои чувства к делу не пришьешь, а ее показания можно. Получается, что следующим подозреваемым являешься ты.
— Ерунда. Меня видела цела толпа одноклассников.
— В том-то и дело, что полиция сравнила их показания и выяснила. Что в промежуток между шестью часами утра и шестью тридцатью тебя никто не видел.
— Все правильно. Я ушел от компании Сашки Степанова и отправился искать Олю. Я к тому времени ее уже полчаса не видел. Думаю, преступление и совершилось с пяти тридцати до шести часов, — не сдавался Илья.
— Оля сказала полиции, что у насильника были синие глаза. На опознании она историка не узнала. Духи, запах которых ее преследовал, у историка дома не нашли.
— Историк — трус. Он мог нанять любого отморозка для осуществления своей мести. А флакон духов выбросил.
— Подожди, не перебивай меня. Проблема в том, что мужской парфюм, который остро чувствовала Оля, был похож на твой…
— Что за чушь? Хотя… Погоди, Оля надевала мой пиджак. Естественно… Или…Ах, сволочь! Он специально надушился моим парфюмом.
Илья взволнованно зашагал по аллее. Только поймав расстроенный взгляд отца, он остановился: его возбуждение со стороны выглядело, видимо, безумием.
— А как это доказать? По твоим словам, ваш учитель истории просто сексуальный маньяк.
— Он такой и есть! — закричал Илья. — Почему вы все не верите! Ты бы видел, какими глазами он смотрел на девчонок. А эти шуточки его сальные!
— Например, какие?
— Однажды он Жанне, подружке Олиной, при всем классе сказал: «Что ты за дверную ручку хватаешься? Привыкай за другие места держаться». Понимаешь, на что он намекал?
— Н-да! Почему тогда все молчали?
— Говорили. Скромные девочки родителям жаловались, но те воспринимали его слова так же, как ты: качали головой и ничего не делали. Бесполезно. А нескромные сами готовы были над каждой шуткой смеяться, в глазки заглядывали. Вот скажи, — горячился Илья, — почему у нас законы не работают? Весь мир помешан на правах женщин. В некоторых странах даже простые намеки воспримут как сексуальное домогательство и накажут. А у нас? Этот козел Олю дернул так, что она упала на его колени, а он щупать начал. Потом еще и домой заявился, услуги репетитора предлагал. А Оля сказать ничего не могла, чтобы бабушку не расстраивать. Как это называется?
— Я все понимаю. Но, увы, судьба Оли уже определилась. Вряд ли нашим семьям по пути. Вот мы с мамой и решили: пока идет следствие, мы отправим тебя в бабушке в Санкт-Петербург.
— Я не поеду! — вскочил Илья. — Кем я буду выглядеть перед Олей? Подлецом? Ты же не так меня воспитывал! Говорил, что мужик должен быть мужиком. Не бояться трудностей. А кто я? Клялся в любви, планировал связать с Олей свою жизнь, а брошу в самый трудный момент.