Шуст, не прощаясь, сразу после ужина укатил в город; ссылаясь на головную боль, удалился пожилой профессор Рюриков — сосед по даче, которого неизвестно зачем позвал муж; остальные кочевали между садом и столом.
В дверях кухни Юлию схватила за локоть жена Смальцуги и несчастным голосом сообщила, что ее Назар совершенно пьян. Это и без нее было очевидно, и Юлия посоветовала женщине увезти мужа как можно скорее в город, а с утра пригласить доктора. Смальцугу, однако, отправили проветриваться на воздух, и пока мужчины с ним возились, Юлию подозвал Вячеслав Карлович.
Он был почти трезв, деловит и собран, будто и не сидел за столом, а собирался на службу.
— Займи публику чем-нибудь… — негромко произнес он, отводя ее на веранду и предлагая папиросу.
— Сейчас подадут чай, — Юлия наклонилась к спичке. — Не танцы же затевать. Я устала и хочу, чтобы все они поскорее разъехались.
— Не надо сердиться, потерпи. Ведь пока все нормально? Спасибо тебе, хорошая моя… И еще одно одолжение — свари кофе и подай ко мне в кабинет. Сама. Да, и захвати рюмки. Коньяк у меня найдется…
Юлия молча кивнула и отправилась искать прислугу.
Меньше всего ее сейчас интересовало, с кем и почему Вячеслав Карлович намерен уединиться за коньяком.
В гостиной в ней не нуждались, атмосфера была достаточно разогрета. Дамы — Юлия непроизвольно усмехнулась — затевали танцы и шарады. Стол отодвинули к стене, актер бренчал на пианино фокстроты, холодное белое вино и клубника шли нарасхват — всех донимала духота, чаю никто не хотел…
В кухне она сварила крепкий кофе, поставила кофейник и чашки на цветастый жостовский поднос и отправилась в кабинет.
Мужчин было четверо, один из них — незнакомый рослый молодой человек, который даже не взглянул в ее сторону. Форма офицера ГПУ с тремя «кубами» в петлицах сидела на нем как влитая. Очевидно, кто-то из подчиненных мужа и только что прибыл — среди гостей Юлия его не видела. Смальцуга естественным образом отсутствовал, зато, помимо Вячеслава Карловича и Письменного, по кабинету расхаживал недавно прибывший из Москвы и вступивший в должность прокурора республики Авдеенко — молчаливый господин-товарищ в очках в железной оправе, чем-то напоминавший рассерженного барсука. Плитка тщательно выстриженных усов не скрывала его обезображенной шрамом верхней губы и серых широких ноздрей. Прокурор опоздал к ужину, заметно нервничал, зато его молоденькая расфуфыренная жена немедленно завладела общим вниманием. С этой болтливой кокеткой — звали ее Адочка — Юлия за весь вечер не обменялась ни словом.
Едва она вошла с подносом, в кабинете повисла напряженная тишина. Стало слышно, как Балий, сидя за письменным столом, постукивает карандашом по ногтю большого пальца — признак напряженного внимания. Письменный принял поднос, помог Юлии расставить чашки и наполнил рюмки. В комнате было накурено досиня, массивная хрустальная пепельница набита с краями, и Юлия забрала ее, зная точно, что в кабинете есть другая, поменьше.
Муж нетерпеливо кивнул — мол, ступай, отлично.
Выходя и прикрывая за собой, она едва удержала поднос с пепельницей в равновесии, покачнулась — и сделала шаг, оставив дверь не до конца прикрытой. Внезапно до нее донеслось имя Казимира Валера.
Юлия застыла. Балий снова отчетливо произнес:
— Ну, этот-то… Мелочь. Пьяная болтовня. Да и в списках его нет… Другое дело Булавин. Очень все своевременно — он мог бы помешать. Поэтому предлагаю начинать операцию незамедлительно. Дальше давай, Леонид Анатольевич!..
Юлия не шевелилась. Мгновенно озябшие пальцы намертво вцепились в край подноса. Звякнула о хрусталь пепельницы чайная ложка, заставив сердце подпрыгнуть.
Письменный зачитывал фамилии, в большинстве незнакомые, и вдруг среди них мелькнуло: Марьяна Коваль.
— Стоп пока… Геннадий, освежи рюмки, — проговорил муж. — Это которая тайная монашка, что ли? Вместе с так называемым «отцом Василием»… есть он там у вас?
— Как не быть, — ответил незнакомый баритон, — только подобраться к нему непросто. Еще та сволочь… Я от коньяка воздержусь, Вячеслав Карлович.
— Вольному воля, — сказал муж. — Не настаиваю. Ты, Леонид Анатольевич, возглавишь комиссию, если дело дойдет до похорон. Об остальных решение принято. Что касается следственных материалов… Кто там у нас еще остался?..
Юлия перевела дух и, бесшумно ступая, двинулась по коридору, ведущему к лестнице. Внизу на пороге гостиной возникла Адочка Авдеенко. Картавя и по-московски растягивая гласные, поинтересовалась:
— Куда это вы, мивая, спгятали моего Володечку?
Юлия холодно пожала плечами, и подвыпившая прокурорша исчезла. В гостиной грянуло пианино, раскатился взрыв смеха.
В кухне, позевывая в кулак, дожидалась Раиса.
— Юлия Дмитриевна, — ахнула она, — присядьте швыденько, на вас лица нету! Бледные, как известка…
— Лучше на воздух, — Юлия наконец-то избавилась от подноса. — Душно, голова трещит… Я вас попрошу, Рая: накроете в гостиной к чаю, и на этом — все. С меня тоже довольно.
Перед тем как выйти в сад, она накинула на обнаженные плечи старую кофту, висевшую на веранде, — ту, которую обычно надевала, отправляясь гулять с собаками или на конюшню — взглянуть на лошадей. Между деревьями было темно, светилась только лампочка в беседке, но там, разглядела она, грузно навалившись на дощатый стол, в одиночестве маялся Назар Смальцуга. Юлия уже хотела свернуть с тропинки, однако он окликнул ее, да так жалобно, что она вернулась и присела рядом.
— Где ваша жена? Она очень беспокоится… — Юлия чиркнула спичкой. — Как вы, пришли в себя?
— Худо мне, Юлия… Булавин все время перед глазами. Вот как он упал после выстрела — лицом в хворост, так и… — Смальцуга осекся и уставился прямо перед собой. — Супруга… шофера пошла искать. По девкам, паскудник, таскается… А что, поехали с нами, Юлия Дмитриевна? Посмотрите дом, детей покажу… Вот ради кого жить стоит!..
Он вдруг сгреб ее руку потной ладонью и потянул к шлепающим мокрым губам.
— Дети ваши, Назар Лукич, давно спят, — Юлия осторожно освободилась. — Езжайте сами, да поскорее: вам нужно отдохнуть как следует…
— Святая правда! И знаете, жажда все время такая, чисто в Каракумах… — Смальцуга тяжело задышал и повернулся всем корпусом. — Принесите, Юлечка, драгоценная моя, попить чего-нибудь. Не в тягость, а?
— Сейчас, — Юлия поднялась. — Потерпите немного…
К дому она шла с мыслью, что этот слабый и трусливый человек, насквозь пропитанный алкоголем, непроизвольно подтолкнул ее к важному решению.
У самой веранды из темноты вынырнула фигура жены Смальцуги. Вздрагивая от ночной прохлады и едва сдерживая слезы, она сообщила, что шофер как сквозь землю провалился, а Назара Лукича в таком виде за руль пускать невозможно.
— Сам виноват: отпустил этого кобеля, — пожаловалась женщина. — Иди, мол, погуляй себе, дело долгое, может, и до утра. Я думала, он в город подался, а сейчас смотрю — машина-то на месте…
— Мужа вашего надо чаем напоить. Погорячее, — сказала Юлия. — Ведите Назара Лукича в кухню, там кушетка… Я сейчас.
Она поднялась в свою комнату, сбросила вечернее платье и переоделась в строгий темный костюм. Уложила в сумочку коробку папирос, кошелек, ключи от городской квартиры и конверт, в который сунула несколько крупных бумажек по десять червонцев. Уже выходя, заметила, что из-под двери кабинета мужа пробивается полоска света. Вернулась и, секунду помедлив, постучала.
Вячеслав Карлович открыл сам. «Что это значит?» — спросил его хмурый и озадаченный взгляд. От мужа слегка попахивало спиртным.
— Слава! — воскликнула она. — Я еду в город. Прошу тебя, у меня нервы не в порядке… Я больше не хочу никого видеть…
Балий покосился на замшевую сумочку, которую она теребила в руках.
— Ладно, не поднимай шум! — он оглянулся и прикрыл за собой дверь кабинета. — Вот что. Ты, Юлия, так и быть, поезжай домой. В сущности, делать тебе здесь больше нечего. Бери с собой Раису. Как там Назар?
— Неважно. Я отправила его в кухню — отлеживаться… Что ты ухмыляешься? Ты считаешь, что так и должно быть?
И зачем мне Раиса? Кто займется домом, когда вся эта публика разъедется?
— Можно и так, — Вячеслав Карлович задумчиво кивнул. — Через четверть часа Геннадий едет в город. Он тебя подвезет. Подожди внизу, я спущусь проводить…
Вернувшись в кухню, Юлия отдала распоряжения домработнице и наспех проглотила чашку чаю. Смальцуга спал, скрючившись на коротком топчане в углу, рядом сидела на страже заплаканная жена. Уложить Назара оказалось делом непростым — он внезапно впал в буйство, нес чепуху и порывался куда-то бежать, но в конце концов его угомонили, и он уснул. Спустя несколько минут заглянул Вячеслав Карлович, мельком взглянул на храпящего, как удавленник, пьяного, коротко бросил: «Поехали!», а уже на крыльце добавил: «Булавин умер».
Юлия промолчала.
Вскоре служебный «ГАЗ» уже мчался по совершенно пустому шоссе к городу. Юлия, откинувшись, курила на заднем сиденье. Ночной ветер из окна, открытого со стороны водителя, бил в лицо, трепал волосы, но она лишь подняла ворот жакета.
Геннадий за всю поездку не проронил ни слова — пристально следил за дорогой, одна рука на баранке, локоть другой покоится на закраине окна, губы цепко сжаты. Она смотрела на высоко подбритый затылок офицера, на плечо, перехваченное портупеей, на черную ленту шоссе и сдвоенный конус света фар, откуда в лобовое стекло со скоростью ружейной дроби выстреливали фосфоресцирующие крупинки мошкары, и чувствовала, как внутри с каждой минутой растет напряжение. Будто сама она была привязана к оставшейся позади казенной даче черной упругой резиной, которая растягивается только до известного предела.
Помогая сесть в машину, Балий спросил: когда вернешься? Юлия спокойно ответила: а когда бы ты хотел? Вячеслав Карлович бегло обнял ее за талию и пробормотал: заеду завтра вечером, сразу после работы. Жди.
Дверь захлопнулась, он вернулся к гостям.