«Горячий снег» Бондарева, «Пядь земли» Бакланова, «Мертвым не больно» Быкова говорят с читателем на языке правды, касаясь нравственных проблем ведения войны и поведения в ней человека. Многие из этих произведений не утратили своей художественной ценности и по сей день, и до сих пор читаются с захватывающим интересом.
В то же самое время, в 1949 году, на экран выходит двухсерийный фильм «Сталинградская битва», снятый по сценарию моего отца Николая Вирты. Заказ был получен им свыше в 1946 году, он исходил от самого Сталина. Что это было? Приказ? Как бы там ни было, однако справедливости ради надо сказать – взяться за написание сценария к фильму о Сталинградском сражении отец имел полное моральное право.
В качестве военного корреспондента Совинформбюро с самого начала войны он вылетал на разные участки фронта и давал репортажи с места ожесточенных боев, которые печатались в центральной прессе, передавались по радио… Всю страшную зиму 1942–1943 года, когда происходила беспримерная битва на Волге, он провел в осажденном городе, и личные впечатления переполняли его. Нередко свои репортажи отец сопровождал фотоснимками, – неразлучная «Лейка» вечно болталась у него на груди.
Не знаю точно, сколько их, бесстрашных корреспондентов газет и журналов, сколько фотокорреспондентов погибло во время войны. Однако то, что они ради выполнения профессионального долга рисковали своей жизнью, очевидно. Не раз рисковал и мой отец. Уже после войны генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин, начальник штаба в армии В. И. Чуйкова, рассказывал нам о том, как однажды он сдернул за полу овчинного тулупа на дно траншеи фотокорреспондента, высунувшегося над бруствером в поисках нужного кадра. Вместе с ним на дно траншеи посыпались комья земли, а снайперская пуля прожужжала над головой не в меру ретивого корреспондента. Когда они познакомились, оказалось, что этот корреспондент был мой отец, Николай Вирта. Впоследствии его знаменитую «Лейку» я передала Тамбовскому музею, на родину писателя, когда они собирали для экспозиции раритетные вещи. Надеюсь, «Лейка» находится там и по сей день.
Война была временем огромных потерь для моего отца. Погибли два его ближайших товарища – Евгений Петров и Александр Афиногенов, которых он не переставал оплакивать до конца своих дней. Хотя у него потом и были душевные друзья – Павел Нилин, Константин Финн, Тихон Хренников, Лев Левин, Иосиф Гринберг.
А сам он из той зимы, проведенной в блиндажах командующего 62-й армии генерала В. И. Чуйкова, вынес жесточайшую язву желудка, мучившую его до конца дней и безвременно сведшую его в могилу, не дав дождаться семидесятилетнего юбилея.
Получив заказ, отец погрузился в работу. Ему понадобилось изучить колоссальное количество документов, относящихся к тем великим событиям. Наша дача в Переделкино, где он писал, превратилась в филиал военного архива и была завалена грудами топографических карт, схем, планов, донесений, оперативных сводок, приходивших прямо с места боевых действий, вырезками из газет с указами Верховного главнокомандования, дипломатической перепиской, трагической статистикой тех лет.
Свою задачу писатель видел в том, чтобы создать произведение, отражающее могущество и величие нашей страны, принесшей человечеству освобождение от фашизма. Создавался сплав документалистики и художественной прозы, дающий масштабную картину Сталинградской эпопеи и подвига народа, совершенного на полях сражений и в глубоком тылу.
…Грохочет бой, вперед рвутся танки, за ними пехота. Вспышки ракет освещают лица солдат, кругом дым пожаров, остовы разрушенных зданий. Битва шла за каждую улицу, за каждый дом. С передовой действие переносится в тыл, здесь круглосуточно работают на пределе физических сил – «Все для фронта! Все для Победы!». Вот Молотов ведет дипломатические переговоры с главами великих держав, с Черчиллем и Рузвельтом, они решают судьбы Европы и мира.
Одной из центральных фигур в сценарии «Сталинградская битва» предстает перед нами генералиссимус Сталин. Ему отводится определяющая роль в завоевании Победы нашего народа над фашистской Германией.
Известный кинорежиссер В. Петров, воплотивший литературную версию сценария в киноленту, впоследствии писал о своем творческом методе при создании двухсерийного фильма «Сталинградская битва»:
«Правда жизни, правда истории – вот из чего надо исходить в поисках стиля фильма.
В фильме не будет ни одного кадра документалистики, но весь он от начала до конца должен восприниматься как документ… Авторы фильма собрали и изучили огромный материал оперативных сводок, донесений, планов, карт, рассказов участников, ознакомились с ценнейшими документами, предоставленными Генеральным штабом Советской армии, и с иностранными источниками, в результате чего и появился экранный образ великого события» («Советское искусство», 28 марта 1948 года, статья «Фильм о великой победе»).
В прессе после выхода фильма на экраны публиковались восторженные отклики, отмечавшие работу постановщика «Сталинградской битвы» В. Петрова, а также главного оператора Ю. Екельчика, воссоздавших зримый образ Войны. Отдельно отдавалась дань таланту выдающегося композитора нашей современности А. Хачатуряна, чья музыка звучала в фильме, как гимн во славу русского оружия. Отмечалась также игра знаменитых актеров – А. Дикого в роли Сталина, Н. Симонова в роли Чуйкова, Б. Ливанова в роли Рокоссовского, Н. Черкасова в роли Рузвельта, В. Станицына в роли Черчилля.
Фильм шел по всей стране и пользовался огромным успехом у зрителей. Нередко после сеанса весь зал вставал и устраивал продолжительную овацию. Это был наш первый фильм, в котором в художественной форме воспроизводилось ключевое сражение Великой Отечественной войны, ставшее провозвестником нашей Победы. Он долго не сходил с экранов, обошел едва ли не всю послевоенную Европу и везде был встречен с сочувствием и одобрением.
Между тем литературная общественность воспринимала этот фильм далеко не однозначно.
С одной стороны, в печати появились рецензии, в которых высоко оценивались художественные достоинства сценария, как самостоятельного литературного произведения, об этом писали К. Симонов, Б. Полевой, В. Кожевников, Д. Данин. Но существовало и другое мнение – преувеличив роль Сталина в войне, отец, по мнению многих, поддерживал миф о том, что Сталин является едва ли не главным творцом Победы, которую одержала наша страна над гитлеровской Германией.
В своей книге «Родом из Переделкино» я писала, что, возможно, отец и верил в этот миф сразу после окончания войны, в эйфории Победы. Тем более жестоким было очень скоро наступившее разочарование. За фильм «Сталинградская битва» Н. Вирта получил наряду с другими его создателями Сталинскую премию первой степени. Щедро награждая тех, кого она считала полезным и нужным, Власть манипулировала ими по своему усмотрению и не выпускала из своего поля зрения. Кем они были, – фаворитами? Или поднадзорными, которых водили на коротком поводке, временами одергивая так, что ошейник впивался в горло? Каждый волен судить об этом по-своему…
Отношение Елены Ржевской, как и её ближайшего окружения, к творчеству моего отца было двойственным. С одной стороны, ему отдавали должное, как автору романа «Одиночество», с которым он вошел в литературу, заявив о себе, как о талантливом и самобытном писателе.
Но вот Елена Ржевская в качестве внутреннего рецензента одного из солидных издательств знакомится с военными произведениями Н. Вирты, и в ней возникает протест. Она должна была взять на себя смелость дать в издательство негативный отзыв на повесть известного писателя, в данном случае речь идет о повести «Катастрофа», посвященной разгрому немецких войск под Сталинградом и пленению фельдмаршала Паулюса, которую мой отец предложил для печати. Собственно говоря, дело было не в отдельных замечаниях, как я понимаю, повесть в целом активно не понравилась Е. Ржевской. Пытаясь как-то сгладить ситуацию, моя будущая золовка, сестра мужа, обитавшая в то время в доме творчества писателей в Переделкино, пригласила моего отца к себе на беседу. Но личная встреча не только не развеяла взаимную неприязнь, а лишь её усугубила. Негативный отзыв был направлен в редакцию.
(Замечу в скобках, что, невзирая на отрицательную рецензию Е. Ржевской, повесть «Катастрофа» была издана и многократно переиздавалась, и хотя не имела такого резонанса, как другие его произведения, всё же нашла своего читателя.)
А нам с Леной пришлось в дальнейшем приложить немало усилий к тому, чтобы преодолеть неприятный осадок, оставшийся у неё после той, единственной, встречи с моим отцом.
Однажды мне пришлось присутствовать на просмотре документальной ленты о Сталинградском сражении. Не могу себе простить, что не записала тогда фамилии её создателей, – кинооператоры совершили подвиг, буквально ложась под гусеницы танков, чтобы запечатлеть лицо войны, что называется, крупным планом.
Это было в конце семидесятых годов, когда я по поручению Иностранной комиссии Союза писателей в качестве переводчика и сопровождающей выехала с группой из трех югославских писателей, участников партизанского движения, на очередной юбилей в Сталинград. Днем нас повезли на экскурсию: вид с Мамаева кургана на волжские просторы, скульптура Вучетича «Родина-мать», размах города, протянувшегося на километры вдоль берега Волги, – все это производило незабываемое впечатление. А вечером нас, как почетных гостей, пригласили в местный Планетарий на просмотр фильма. В огромном зале, кроме нас, сидели еще две-три группы людей столь же малочисленные, как и наша. И начался показ. Не знаю, как я его высидела до конца. Это было кино не для слабонервных. Мои югославы, повидавшие на своем веку немало всяких ужасов, содрогались и тихо стонали. А на экране ненавистные танки с черным крестом все ползли и ползли на наши траншеи. Проползали сквозь груды павших на поле боя солдат, сотрясались всем корпусом, зарывались в трупах и буксовали. Танковая атака захлебнулась…