Как же у нас было мало времени… Вот бы закрутить сейчас маховик времени, вернуться к началу, чтобы успеть сходить на утренние зарядки, которые я просыпал, на лекции, которые не успел посетить, и познакомиться со всеми, с кем ещё не успел.
А может, ещё не всё потеряно?
Напялив на себя все тёплые вещи, которые занимали большую часть багажа, я закончил со сборами и побежал в столовую, но знакомого лица нигде не обнаружил. Может, он успел поесть раньше меня? Разделавшись с обедом, я побежал к костровой, не обращая внимания на боль в ногах и начинающийся дождь. Увидев небольшую компанию под навесом, я притормозил, чтобы отдышаться и пойти нормально. Что бы они подумали, если бы я ввалился к ним, как сумасшедший?
Я подкрался незаметно, пытаясь подслушать, что они обсуждали. Но, видимо, вместо беседы они устроили поэтический вечер.
Все смотрели на девушку, которую до этого я почему-то не замечал, да и сейчас она ничем не выделялась среди остальных. Но всё изменилось, стоило ей разомкнуть губы.
Она начала тихо читать свои стихи. В ее шепоте слышались шум разволновавшегося моря и шипение шампанского со дня открытия. Вместе с эмоциями нарастал и голос. В крике ее отражался перебор струн гитары, треск дров на костровой и скрип качелей на берегу, которые летали туда-сюда, туда-сюда.
Я с трудом вышел из транса, когда она прервалась, и осмотрелся по сторонам. Никто не аплодировал, никто не улыбался. Будто мы все на миг перенеслись в другой мир, и теперь с трудом возвращались в реальность, которая уже казалась совсем нереальной.
– Ты к нам? – выдернул меня из размышлений парень, который предлагал мне присоединиться.
Я со всеми познакомился, но смог запомнить только то, что парня звали Виталиком, а девушку, читавшую стихи, Катей. Я пристально рассматривал её, и она это явно замечала, но как только её взгляд сталкивался с моим, я неловко отворачивался в другую сторону. Странное, давно позабытое чувство вспыхнуло после её стихов. Неужели влюбился?
– О, раз у нас прибавление, может, всё-таки сыграем в «Арам-шим-шим»? – предложил Виталик. Видимо, он был главным заводилой компании.
Мы встали в круг. Меня как новенького выбрали ведущим. Отказываться не было и в мыслях – в голове родился гениальный план.
– Арам-шим-шим, арам-шим-шим, – кричали со всех сторон. Я вращался вокруг своей оси, пытаясь незаметно подглядывать сквозь ресницы. Нужно рассчитать, чтобы к концу фразы я указал именно на Катю. – Арамия Зульфия, покажи-ка на меня.
Все замерли. Я открыл глаза глаза. Конечно же, мимо.
Какая-то девчонка вприпрыжку подбежала ко мне, и мы встали спинами друг к другу.
– Раз, два, три!
Чёрт. Мы развернулись в одну сторону, и она смачно поцеловала меня в щёку. От неожиданности я отшатнулся назад, едва не упав. Ребята отчего-то засмеялись, и я неловко попятился в круг. «Это всего лишь игра, всего лишь игра», – успокаивал я себя.
Но «просто игра» с каждым коном напрягала всё сильнее. Я зациклился на мысли о Кате, и меня пугала вероятность того, что мне придется целовать не её, а ей – не меня. Вёл себя, как влюбленная школьница, ей богу.
Долгое время и я, и она пролетали мимо, уступая место зацелованным везунчикам, но вот ведущий указал на Катю. Спина к спине, раз-два-три и… в разные стороны.
– Ребят, извините, но у меня голова уже кружится, – после объятий объявила Катя.
Нет, ты что! Не надо пасовать так рано!
– Отводи, потом вали. – Кто-то спас ситуацию. Фух, значит, ещё один шанс у меня остался. Последний шанс.
Мы бегали вокруг Кати, я снова пытался рассчитать нужный момент и под конец фразы ускорился, резко потянув за собой всю цепочку. Мы чуть не свалились с ног, но цель достигнута – руки Кати показали прямо на меня.
На миг я замер, забыв о том, что нужно делать дальше. Но, справившись с волнением, подошел к ней. Раз, два, три… Да почему мне так не везет!
Нам пришлось обняться. Но я сжал её изо всех сил, как в первый и последний раз. Ребята аплодировали. Не нам, конечно же, а концу игры.
Но расходиться пока никто не собирался.
– Давайте споём! – вновь выдвинул предложение Виталик.
Песни полились сами собой: и дворовые, и лагерные, и любимые треки нулевых. А как финалочка – «Навылет».
Мы пели во весь голос, отчаянно и искренне. Мы уже не были на сцене ЛитСлэма и нам не нужно было красоваться перед жюри и публикой. Мы могли показать себя такими, какие есть на самом деле. Конечно, мы не музыканты, и пусть наши визгливые голоса напоминали крики чаек, а медведи флексили на наших ушах, но мы – поэты и писатели, мы знаем силу слов и можем выразить свои чувства, раскрывая свои души, словно страницы личных дневников.
И тут я осознал такую простую истину…
Любовь. Всё это – и есть любовь. На самом деле Катя была совсем ни при чём. На самом деле я уже давно был влюблён. Влюблён в это место, в эту атмосферу, в этих людей и в наше общее дело.
Дружной компанией мы пошли в столовку, где нам пришлось разойтись по разным столам. На этом мы и распались. Поужинав, каждый по одиночке ушёл собирать вещи и погружаться в автобус.
С рюкзаком и шоппером наперевес я шёл в сторону КПП, останавливаясь через каждые пять шагов, чтобы в последний раз насладиться атмосферой «Тавриды». Попасть сюда – лучший подарок судьбы в моей жизни. Хоть и не на большой срок, но я отвлекся от серых будней и угодил в сказку. Будто Русалочка, я шёл по острым камням, испытывая боль при каждом шаге, как от раскаленных ножей. После пения мой голос пропал, но я об этом не жалел и спел бы еще тысячу песен и в тысячи раз громче, лишь бы не уходить из этой сказки в реальный мир, где рутина поглотит меня, словно морская пена.
Екатерина Бордон. Скрш, вшш, тыгдык
Скрш, скрш, скрш – вот как шуршит под ногами галька на «Тавриде». Весь первый день я пыталась передвигаться по ней в шлепках и к вечеру чувствовала себя древней-предревней старушкой. Ох, коленки-то как ломит, етить-колотить!
Вшш, вшш, вшш… – вот как шумит море на «Тавриде». Какое оно? Чистое, соленое, справедливое. Не море, а великий уравнитель! В том смысле, что каждый, заходя в него, выглядит нелепо. Размахивает руками, загибается в причудливые закорючки и тихо чертыхается под нос. Спасибо скользкой гальке на дне – той самой, которая скрш, скрш, скрш.
Тыгдык, тыгдык, тыгдык! Нет, это не котики ночью, просто так мое сердце бьется на «Тавриде», потому что попало домой. Здесь как в любом приличном семействе: есть свои чудаки, братья на век, тусовщики и даже дальние родственники, которых обычно знать не знаешь. В общем, разные все. А все ж таки общая кровь – творчество.
Хотите ещё расскажу про «Тавриду»?
Задача: как бы случайно заговорить с девочками из «Ковендура».
Решение: сужаем круги.
Такая у меня стратегия. Объект на пляже. Как бы невзначай ложимся на соседний шезлонг. Объект в столовой, ест капусту. Как бы случайно проходим мимо. Объект купается. Рассекаем волны по соседству. Объект… Да сколько можно!
– Привет, я Катя. Помните меня?
– Катюша, конечно, помним!
Как всё, оказывается, просто было. Блин.
– Кать, ты купаться идешь? – спрашивает Ксюша, моя соседка по желтому домику. На ней ярко-красный купальник и короткие джинсовые шорты, а между ними такой красивый пресс, что складки на моем животе даже не пытаются втянуться. Бесполезно.
– Нет, иди без меня, – говорю. – Мне тут надо хоррор дописать. Про монахов.
– Монахов?!
– Ага, монахов-каннибалов.
И Ксюша потихоньку, бочком, обходит меня по максимально широкой дуге. С чего бы это? Я же добрая! Вот только как бы описать тот звук, с которым руки отрываются от тела… А то ведь «чавк» – это как-то нестрашно. Несолидно, я бы даже сказала.
Перед Литслэмом сгрызла колпачок от ручки аж до основания. Остался крошечный кончик, который я нервно сплюнула в придорожную пыль. Настоящий ковбой, не иначе! Дерзкий, смелый и… черт, может, не стоило выбирать текст, в котором столько мата, гопников и чистой любви? Может, надо было что-то философское, про экзистенциальную тоску? А то вот сидят в жюри финалисты «Нацбеста», а я вся такая «чё как, ёпта?»
Нервно лезу в телефон и шуршу виртуальными текстами. Ищу, ищу, но поздно. Меня вызывают на сцену, и я говорю:
– Здравствуйте, меня зовут Катя Дорн. А эта кепка – мой реквизит.
Напяливаю кепку с логотипом «Тавриды» козырьком назад, шумно выдыхаю в микрофон и вдруг понимаю: всё так, как надо. Ведь этот текст – это я. А себя предавать нельзя. Ни в коем случае.
Я – бездыханное тело. Нет, я рождественский гусь! Только вместо яблок, изюма и кураги меня до отказа набили словами. Важными, нужными, ценными. Про то, что не надо бросать. Про то, что и смысл есть, и талант, только вот тут бы поправить немного. И здесь, и вон там, и много в общем-то где, но это и ладно, ведь я же в начале пути. Всё окей.
Откидываюсь в гамаке и вижу, как небо над «Тавридой» подмигивает звёздами. Море шуршит уже не о гальку, а прямо внутри у меня. Омывает слова, размягчает твердую корочку страхов и выпускает наружу веру в себя.
Ну, привет! А то, что из глаз что-то капает… Это не страшно. Это море с «Тавриды». То самое, которое вшш, вшш, вшш…
Мария Рождественская. Лишь море здесь тихое
Море пахнет арбузами. Я понимаю это, едва покидаю самолет в Симферополе. В воздухе витает почти неощутимый привкус соли. Спорим, никто не заметил?
Кажется, будто бы только что я шагала по лесу собирать землянику на вырубке. В голове крутились мысли о героях моей книги, идущих по болоту за чудесами. Я шла и они шли внутри меня, думая обо мне, и в нашем шествии была лёгкая нотка рекурсии.
Кажется, будто бы только что я получила письмо в ответ на заявку: «Вы приняты, вы лучшие!», и целый день ходила с ощущением восхода солнца внутри. Как Золушка, которой пришло приглашение на бал. Потом одумалась: ну что я, в самом деле! Какая из меня Золушка?! Книга дописана, земляника собрана – самоизоляция моя была не так уж и тяжела. Но солнце внутри не заходит.