усов, чтобы ничего не делать и не бороться, ведь все уже решено.
Искра вспыхивает так, что даже в ночном полумраке я вижу ее алеющие щеки.
– Не тебе рассуждать о трусости, девочка, что прячет тьму в мешке. А что касается судьбы… Ты еще не явилась в Бронак, а кто-то уже знал, что вскоре нам с тобой стоять на палубе лейдфарского корыта и вести этот разговор. Все еще думаешь, будто что-то решаешь?
– Разумеется. – Я отворачиваюсь и снова смотрю на танец звезд в густой воде. – Не знай ты о предначертанном, не помогла бы ему свершиться. Я выбираю не знать и не помогать словам провидцев воплощаться в жизнь.
Искра в ответ не то ворчит, не то рычит, но я не оглядываюсь. Вскоре ее ритмичные от ярости шаги растворяются в шорохе волн, и я снова остаюсь одна.
По крайней мере, я так думаю, пока слева не раздается тихий чарующий голос:
– Для ирманцев предсказанное свято.
Вздрогнув, я кошусь на Волка.
– Вы составили расписание? Теперь будете подходить ко мне по очереди?
– Где другой, услышав о скорой смерти, испугается и начнет шарахаться от собственной тени, – продолжает тот как ни в чем не бывало, – ирманец сделает все, чтобы, как и предписано, отправиться на костры богов.
Я знаю.
В конце концов, я сама ирманка, хоть и выросла в лесной глуши.
Беда в том, что ты тоже знаешь об этом слепом поклонении ведунам и, получив власть, наводнила лжепророками все семь королевств. На всякий случай.
Поэтому я давно не верю, что среди них можно отыскать истинных – разве что таких, как старики из таверны, способных только на мимолетные проблески.
– Матушка говорила, что сила ведунов давно выродилась. Что великих предсказаний не звучало веками, а прочие были такими пустыми и размытыми, что исполнялись лишь благодаря воображению и стараниям самих людей. – Я смотрю на Волка, волосы его забавно топорщатся и будто тянутся вверх, к луне, так похожей с ними цветом. – Я не желаю воплощать чьи-то нелепые выдумки.
– Ты не поняла? – Он поворачивает ко мне бледное лицо и улыбается одними уголками губ – желтые глаза остаются серьезны. – Она тоже не желает. Один идет умирать, другая – его спасать, третья – убивать, а четвертый – воевать. Веселая у вас компания.
Я не спрашиваю, откуда он знает, хотя первый порыв именно такой. Просто вспоминаю, что Волку подчиняется огонь. Тот самый, что горит в каждом очаге, в каменном круге каждого лесного лагеря, на кончике фитиля каждой свечи. Тот, что помогает делу пекаря, стеклодува или оружейника. Тот, что может рассказать обо всем.
Волк не видит ни прошлого, ни будущего, он лишь слушает огонь.
Так же, как ты слушаешь землю.
– А ты? Зачем идешь ты? – спрашиваю я вместо этого.
– Я? Я иду домой. – Волк снова отворачивается и, запрокинув голову, шумно втягивает морской воздух. В этот миг он наконец похож на живого человека, а не на эфемерное создание из сказок. А потом вдруг фыркает и становится совсем уж земным. – Ты ведь прочла название корабля?
– Я не знаю лейдфарского.
– Он называется «Предназначение». Нас несет по волнам «Предназначение».
И таинственно-молчаливый лунный Волк заливисто смеется.
Глава 9. Из глубины
Когда ты впервые сбросила волосы с балкона, я испугалась.
Нет, я еще не понимала, почему матушка заперла тебя именно на вершине башни, не думала об особенностях твоего дара и не знала, что для чародейства тебе нужно коснуться земли хотя бы кончиком пальца.
Или кончиком косы.
Твои волосы, протянувшиеся вдоль черной каменной кладки, как никогда яркие и живые, казались золотистыми змеями, ползущими по выжженному полю.
В тот день до соприкосновения с землей им не хватило ладони.
Сегодня, говорят, от них не скрыться даже в сотне верст от твоего дворца.
Трюм становится нашей каютой как-то незаметно и без лишних обсуждений.
Недовольны этим только Принц и Кайо.
Последнего я по-прежнему скрываю от команды и не выпускаю полетать даже ночью – не хочу, чтобы матросы болтали о том, кто я и что я. Три дня – недолгий срок для птицы, несколько месяцев путешествовавшей в мешке.
Кайо все понимает и послушно прячется, когда в трюм спускается долговязый боцман с очередной проверкой, не покусились ли мы на драгоценный груз. И все же с его уходом моя тьма снова начинает вредничать и возмущенно клекотать, точно курица, чем немало забавляет Искру.
Что касается его высочества… Подозреваю, его попросту терзает морская болезнь, которую Принц маскирует скверным настроением и необоснованными придирками ко всему и вся. Этим утром он о чем-то поспорил с Охотником, да так, что тот уже несколько часов не расслабляет сдвинутых бровей, а теперь вот нацелился на меня.
Ему отчего-то до крайности интересно, о чем мы ночью говорили с Волком и почему тот так громко смеялся.
Ответ «да так…» не принимается.
– Юность… ревность, – бормочет Искра, раскачиваясь в гамаке.
Мы обе делаем вид, что вчерашней беседы не было.
– Глупости, – отмахиваюсь я. – Принц просто не в духе.
– А Ведьма слишком хорошо проводит время, – парирует тот, успокаивающе поглаживая перья Кайо, с которым они на удивление быстро нашли общий язык.
Я не сразу понимаю, что в трюме повисла тишина.
– Принц? – наконец переспрашивает Искра, неловко приподнявшись на локтях.
– Ведьма? – вторит ей Охотник из облюбованного угла под лестницей.
– О, это мы просто дали друг другу милые домашние прозвища, – отзывается его высочество. – Я – Принц, она – Ведьма. Каждому по способностям, так сказать.
Забавно. Я и не заметила, что при них мы умудрялись никак друг к другу не обращаться.
– Вот скажи, Охотник, – продолжает он, – какие у Ведьмы волосы?
– Можешь спросить у меня самой.
– И ты ответишь правду?
– Конечно, – уверяю я и тут же вру: – Рыжие.
– А глаза? – не унимается Принц.
Я снова вру:
– Зеленые.
– Какая-то ты ненастоящая ведьма, – делает он странный вывод.
– Почему? Во всех сказках ведьмы как раз рыжие и зеленоглазые.
Я стараюсь не смотреть на рыжую и зеленоглазую Искру.
– Вот именно что в сказках. Или ты веришь, что каждое слово в них – истина?
– Я верю, что ты пытаешься загнать меня в какую-то ловушку, поэтому перестаю отвечать на глупые вопросы.
Принц встает, и Кайо тут же вспархивает ему на плечо и гордо выпячивает угольную грудь, будто на трон уселся. Они сейчас даже чем-то похожи, что странно – тьма-то моя.
– Хорошо, тогда просто слушай, есть у меня для тебя одна сказка, – говорит Принц, расхаживая от стены к стене. – Вчера моряки рассказали, а уж они где только не побывали и всякого навидались. И когда на борт ступил Волк, все сразу вспомнили… даже не сказку – легенду об арьёнском огневике и трех девах.
Я фыркаю, но его это не останавливает.
– Были они сестрами, похожими как три капли воды, русоволосыми и сероглазыми да с кожей нежной, розовой, как у…
– Поросят, – услужливо подсказывает Искра.
– Да, вроде того, – не замечает издевки Принц. – И все три отказали огневику, и спряталась каждая от его гнева в своем домике, но ни одну это не спасло. Первая жила в хижине из соломы…
– Какая глупость! – возмущается Охотник, кажется, всерьез увлекшийся историей. – Огневик же сожжет солому за мгновение!
– Так и случилось. Правда, деве удалось выбраться и скрыться в домике второй сестры, сплетенном из прутьев.
– Но ведь прутья тоже легко горят!
Я едва сдерживаю смех, глядя на одухотворенное лицо Принца и встревоженное – Охотника. Искра отворачивается, но, судя по трясущимся плечам, ее тоже распирает от хохота.
Или от страха за незадачливых тройняшек, во что лично мне не верится.
– Щелкнул огневик пальцами – и домик из прутьев тоже занялся пламенем, а девы, растрепанные и обожженные, побежали к третьей сестре…
– Ну хоть этой хватило ума прятаться в нормальном доме? – с улыбкой уточняю я.
– Дом ее, крепкий, нерушимый, был сложен из камня, – повышает голос Принц, и Охотник облегченно вздыхает.
Зря. Нам же с самого начала сообщили, что девицы не спаслись, так что, очевидно, сейчас все трое и помрут.
Бьюсь об заклад, подвох в том, что дверь-то у дома деревянная… Я даже подаюсь вперед и закусываю губу в нетерпении – угадала или нет?
– Долго бродил вокруг дома огневик, море силы выплеснул, но упрямый камень так и не поддался пламени. – Принц на секунду умолкает и хитро улыбается. – Зато трава вокруг занялась, да деревья, да ставни резные. И пока они дымились, сестры медленно задыхались в каменной ловушке. Конец.
Я разочарованно откидываюсь на стену. И это всё? На Охотнике лица нет, будто он лично должен был спасти тройняшек, но не смог. Искра тоже выглядит расстроенной.
– И в чем мораль? – спрашивает она.
– Не связывайся с арьёнскими огневиками, – отвечает… не Принц.
Я поднимаю глаза на Волка – точнее, на его голову, торчащую из люка. Тени не дают оценить реакцию огневика на сказку, впрочем, боюсь, и на свету я бы с этой задачей не справилась. Но голос вроде бы звучит спокойно. Даже весело.
– Идемте, а то пропустите самое интересное, – зовет Волк, пока я пытаюсь подобрать слова, а Принц (и Кайо вместе с ним) еще сильнее выпячивает грудь, словно готовится защищаться.
– Что может быть интересного посреди воды? – ворчит его высочество.
Волк только хмыкает и исчезает по ту сторону люка, и я, переглянувшись с остальными, поспешно карабкаюсь по лестнице вслед за ним.
До острова еще целых два дня, так что интересное нам не повредит.
Я совершенно не разбираюсь в мореходстве. Если честно, это первое мое путешествие на корабле, и прежде я не подозревала, что пересекать границу между морями так занимательно.
Что уж говорить: я не знала даже о том, что граница эта может быть столь буквальна и видна невооруженным глазом. Словно кто-то скрепил прочной нитью два полотна разных цветов, и во все стороны протянулся неровный белый шов.