Мы сейчас на ирманской половине, в Зеркальном море. Вода вокруг «Предназначения» все еще густая и темная и на фоне светло-бирюзовой глади моря Закатного, раскинувшегося за пенной границей, кажется совсем черной.
Почему они не смешиваются? Почему не сольются воедино, как и положено воде в одной миске?
Мучимая любопытством и желанием рассмотреть, нет ли там преграды попрочнее, я так сильно перегибаюсь через борт, что едва не падаю. Но кто-то мешает, оттаскивает меня прочь за шкирку. Судя по лейдфарским ругательствам, это капитан.
– Первый и последний раз, – рычит он, от раздражения утратив акцент, и толкает меня в объятия Принца. – Полезешь снова – позволю кракену тебя сожрать.
– Кракену? – шепчу я, но капитан уже марширует дальше по палубе и громко выкрикивает приказы.
Часть матросов болтается на веревочных лестницах, другая – возится с узлами, складывая одни паруса и поднимая другие. Я только теперь замечаю, как сильно разыгрался ветер. И чем ближе мы к границе, тем мощнее он становится и будто бы дует сразу со всех сторон.
– Кракен – глубинный страж, – отвечает вместо капитана Принц.
Голос его неестественно бесстрастен, а руки на моих плечах напряжены. Когда я пытаюсь отойти, Принц только стискивает пальцы, и я замираю.
– По легенде, его создала ведьма – любите вы таких питомцев – и поселила на границе морей, где он с тех пор топит корабли и собирает для нее сокровища, хотя той ведьмы и в живых-то нет давным-давно.
– И чему так радуется команда? – удивляюсь я, видя нетерпеливое предвкушение на лицах бегающих по палубе матросов. – Скорой встрече с чудовищем?
– Полагаю, они решили добыть щупальце кракена. – Принц издает короткий смешок. – Я-то гадал, чего это капитан сорвался с якоря на ночь глядя, как только заполучил личного огневика. Теперь понятно… хотел пересечь границу на закате – лишь в это время страж поднимается на поверхность. Он боится пламени, и с такой защитой они вполне могут откромсать у бедолаги одну из конечностей.
– Да зачем она им?! – восклицаю я и слышу за спиной голос Охотника:
– В кракене сила древней ведьмы. И кровь сотен моряков. За кусочек его плоти любой зельевар отдаст все, что имеет, – можно озолотиться.
– Или умереть, – заканчивает Искра.
Выходит, они все стоят позади, но я не оборачиваюсь и больше не пытаюсь высвободиться из хватки Принца, не желая его нервировать.
И это Волк назвал интересным? Зачем он пригласил нас сюда?
Сомневаюсь, что дело в тщеславии и стремлении поразить нас своей силой. Для такого арьёнец слишком закрыт и равнодушен к чужому мнению, иначе не упустил бы случая покрасоваться еще в порту или в доме на утесе. Жестоким он мне тоже не показался, и вроде мы не успели ему слишком насолить, чтобы скармливать нас глубинной твари из мести.
Поглядывая по сторонам, я нахожу Волка на шканцах: вокруг него кружат потоки воздуха, вполне видимые, потому что искрятся, а то и вовсе горят синеватым пламенем. Лицо и поза его издалека кажутся расслабленными и безмятежными, будто Волк нежится на солнышке в цветущем саду, а не пытается устоять на кренящейся и уже скользкой от воды палубе под порывами огненных ветров.
Я и сама держусь на ногах только благодаря Принцу.
– Если хочешь, спустимся… – Он почти кричит, чтобы быть услышанным сквозь начинающийся шторм.
При ясном-то небе.
Я мотаю головой:
– Нет! Возможно, мне это нужно.
– Сейчас начнется! Руби под корень, воительница! – вопит пробегающий мимо матрос, очевидно, обращаясь к Искре.
– Рискнем? – слышу я ее веселый голос, затем смех, и через мгновение они с Охотником, поскальзываясь, подхватывают друг друга под локти и, на ходу обнажая клинки, несутся к правому борту.
Солнечный диск в воде уже наполовину, «Предназначение» вот-вот минует границу морей.
Мы с Принцем, замершие ближе к носу корабля, чувствуем переход одними из первых. На краткий миг пересечения со «швом» все звуки будто исчезают. Я по-прежнему вижу, как судорожно цепляются матросы за веревки и поручни, как скручивается сорвавшийся с мачты парус, точно постиранная простыня в руках прачки; как вздымаются за бортом волны – ежевично-черные и ярко-бирюзовые. Вижу, но словно сквозь толстое бутылочное стекло.
И это же стекло защищает меня от шторма.
Вроде и держаться уже не надо, и ладони Принца на плечах кажутся лишними.
Я вытягиваю руку перед собой, шевелю пальцами, поражаясь ощущению невесомости… и тут же едва не падаю под тяжестью вернувшихся звуков и ударами неутихающих ветров.
Нет, все-таки хорошо, что Принц держит, и держит крепко. Практически прижимает меня к своей груди.
– Обещай, что будешь слушаться! – кричит он мне прямо в ухо, но я все равно сомневаюсь, не почудилось ли…
Слушаться? Он серьезно?
– Что?
– Выполняй все, что скажу, или запру в трюме, – переходит Принц к угрозам, и мне становится так смешно, что… я киваю.
– Обещаю! – кричу в ответ. – Шага без твоей указки не сделаю! А что та…
Гигантское блестящее щупальце обрушивается на палубу с грохотом и треском ломающихся досок. Оно извивается, точно змей, и сочится слизью, от которой по дереву во все стороны расползаются черные прожилки. Я шумно выдыхаю и цепляюсь за Принца, а тот спокойно и уверенно тащит меня к ближайшей мачте. И снова он полон той невероятной грации, снова ловок и будто бы зряч, а может, и не просто зряч – едва мы отходим на несколько шагов, как на доски, еще хранящие следы наших ног, падает второе щупальце.
К нему тут же с криками устремляются несколько матросов, размахивая самым разнообразным оружием. В руках одного даже поблескивает огромный топор, сдается мне, это увеличивает шансы на успех.
Первое щупальце уже атакует другая команда во главе с Искрой и Охотником. Полагаю, отсечь его не проще, чем срубить толстенное дерево, которое при этом еще и сопротивляется, так что быстрой победы никто не ждет. И Волк не вмешивается, лишь внимательно следит за ходом событий, чтобы выпустить пламя на волю и обратить монстра в бегство, как только дело будет сделано.
Принц сует мне в руку веревку, заставляет сжать покрепче и ни на миг не выпускает меня из своей хватки. Я яростно верчу головой и смаргиваю воду, льющую на нас со всех сторон. Корабль так неистово качает на волнах, что верх и низ уже несколько раз поменялись местами; палуба зияет дырами, а мачты хоть и стоят пока, но скрипят так натужно, будто силы их на исходе.
Кажется, прошло меньше секунды, я только и успеваю в очередной раз моргнуть, прогоняя мутную пелену, а вокруг «Предназначения» уже змеится пять новых щупалец. Эти не пытаются проломить борт, не спешат напасть, только покачиваются в воздухе настороженными кобрами; склизкие розовые присоски, рассыпанные по всей длине, пульсируют, будто принюхиваются, выбирая жертву.
Застрявший где-то высоко на такелаже[6] юнга отлично для этого годится.
Он сам бросается в бой. Наматывает на руку веревку, отталкивается посильнее и, обнажив саблю, с отчаянным криком, похожим скорее на песнь чайки, летит к ближайшему щупальцу. Принц не может этого видеть, но вздрагивает и выдыхает:
– Нет…
И вскоре я уже завидую его слепоте.
Матрос не наносит чудовищу ни единой царапины. Его перехватывают на лету сразу два щупальца: одно обвивает плечи, второе – ноги… и каждое с громким всплеском утаскивает под воду свою половину разодранного тела.
Я всхлипываю, зажимаю рот ладонью и делаю непроизвольный шаг вперед – туда, где вода смешалась с кровью, – но меня тут же притягивают обратно.
– Только здесь безопасно! – кричит Принц, и я ему верю.
Справа доносится истошный вопль, и я вижу, как еще одного матроса обвивает и вздергивает к верхушкам мачт новое щупальце. Крик его обрывается только под водой.
И то ли ребра мои сжимаются, грозя раздавить сердце, то ли оно само растет и набухает, но грудь вдруг пронзает острая боль, и я никак не могу вдохнуть. Словно это меня сбросили за борт и тянут все глубже и глубже, на самое дно…
Я пастырь. Неправильный, слившийся с тьмой, но мы не созданы для того, чтобы стоять в стороне, пока вокруг гибнут люди.
«Прости, Принц».
Вслух за нарушенное обещание я не извиняюсь. Просто срываюсь с места, на бегу формирую длинную плеть из силы, не слишком заботясь о ее чистоте. Свет, тьма – главное, дотянуться. Не знаю, бежит ли Принц следом. Треск дерева, грохот волн, лязг металла и человеческие крики – за таким гвалтом ничего не расслышишь, а оглядываться я не хочу. Надеюсь только, что он остался в безопасности.
Матросы атакуют щупальца кучами, за их спинами не видно, отрублено ли уже хоть одно, но Волк все так же бездействует. Наверное, у него там наверху обзор получше. Свободные конечности монстра то уходят под воду, то снова выныривают, и я молюсь, чтобы они окунались просто так, а не утаскивали в зубастую пасть новые жертвы.
Наконец передо мной сразу три вздыбленных щупальца и ни одного человека в зоне поражения. Не задумываясь, я резко взмахиваю едва светящейся плетью. Воздух гудит, время замедляется; плеть скользит по сочащейся слизью плоти чудовища и на первый взгляд не причиняет ей вреда. Когда корабль начинает дрожать, я не сразу понимаю, что дрожит он от рева глубинной твари.
А потом на палубу падает одно отсеченное щупальце. Второе тоже отваливается, кусок падает на планширь, проламывая его, и переваливается за борт. А третье, едва задетое, взбешенной змеей бросается ко мне.
Пытаясь замахнуться второй раз, я поскальзываюсь и опрокидываюсь на спину, ощутимо приложившись затылком. И тут же чувствую обжигающую боль в левой ноге, теперь словно объятой огненным кольцом, которое сжимается все туже и туже…
Небо и палуба вновь меняются местами, я силюсь зацепиться руками за торчащие обломки досок, но меня поднимают все выше и выше, только чудом не отрывая ногу от тела.
Про тебя часто говорят: «Она любого сожрет с потрохами». Что ж, похоже, мне предстоит стать отнюдь не твоим обедом…