– По легенде, в сказках, – повторяю я. – То есть ты просто лежал и взывал к монстру из баек, который мог даже не существовать?
– Ну так получилось же.
Ага, получилось.
Мне хочется сказать Принцу слишком многое, но клубок нетерпеливо подпрыгивает на тропинке, бруни, кажется, примеряется зубами к моему уху, а горгобор и вовсе, не дожидаясь нас, уходит вперед, бесшумно загребая землю кошачьими лапами. Только плеск воды и слышен…
– Он нас проводит, – объясняет Принц и шагает следом, а мне остается лишь замкнуть эту безумную процессию.
– Ты хоть представляешь, сколько воинов и авантюристов полегло в попытках отыскать удачу горгобора? – бросает Принц через плечо.
– Столько же, сколько и в поисках любого другого мифического сокровища, – отвечаю я.
– Где твой дух приключений?
– А где был твой, когда я отбивалась от каких-то щекотуний?
– Русалок, – поправляет он, и я хмурюсь.
– Это тоже что-то олвитанское?
– Скорее трогмеретское. Лесные девы, любят смертельную щекотку и не только. Если б рядом был водоем, они бы предложили тебя утопить.
– Ага, если бы нашли рифму.
Теперь мы идем бок о бок, и я, повинуясь странному порыву, хватаю Принца за руку. Так гораздо лучше. Спокойнее. Он замирает на мгновение, но потом сжимает мои пальцы в ответ.
Бруни похабно хихикает.
Что нужно сделать, чтобы он наконец с меня свалился?
– На самом деле они не очень-то старались. Так даже я могу. Ну, например… – Принц прокашливается и декламирует: – Ведьме надоело жить, Ведьму надо утопить!
– Хочешь к ним? А то я устрою. Обсудите тонкости поэтического мастерства…
– Злая ты, – бормочет он.
– Я одно из добрейших существ в этих лесах.
– Вот был у меня один друг…
Закончить Принцу не удается – я начинаю смеяться, уткнувшись лбом в его плечо.
Потому что только теперь понимаю, что он и правда жив. Потому что одной тут до дрожи страшно, и я не останавливалась только из опаски, что уже не найду в себе силы снова пойти.
И потому что впереди, выпятив прозрачную грудь и лапой прижав к земле юркий клубок, гордо стоит горгобор, а меж его немыслимых рогов сверкает зеленью в солнечных лучах совсем другой лес.
Сад Каменной Девы.
Глава 17. Обменять удачу
В детстве ты была моим единственным другом и самым страшным врагом.
Я и представить не могла, что бывает как-то иначе. Что можно любить кого-то и не бояться его.
Смех мой, громкий и неуместный, довольно быстро переходит в легкие всхлипы и затихает, и я благодарна Принцу за отсутствие комментариев. Хотя, судя по лицу, его мое поведение явно тревожит. Он тянется ко мне свободной рукой, но то ли вспоминает о прикосновении к горгобору, то ли замечает сияние чар в вечном мраке – и позолоченные удачей пальцы замирают, так и не достигнув цели.
Дыхание перехватывает от облегчения и разочарования, и я отстраняюсь, наконец отпустив ладонь Принца.
– Мы пришли, – говорю хрипло. – Я вижу сад.
– Нам нужен сад? – удивляется он, и я понимаю, что так ничего и не рассказала о договоре с Хозяином.
Зато успела обсудить поэзию русалок. Молодец.
– Ты был в ловушке, – начинаю издалека.
– Это я запомнил.
– И тебя выпустили в обмен на яблоко из этого сада.
– Отличная сделка, – хвалит Принц. – А может, просто сбежим?
– Нет, – отвечаю я прежде, чем бруни успевает распищаться. Я прямо чувствую, как он набирает воздух в крошечную грудь. – Я дала слово.
Принц какое-то время молчит, осмысливая услышанное.
– Ладно, – вздыхает в итоге. – Значит, идем воровать яблоки. Дружил я с одним воришкой… но об этом потом. А сейчас лучше ответь на довольно неловкий вопрос… Что за мелочь пыхтит на твоем плече?
Бруни и правда пыхтит, а после слов Принца едва ли дым из ушей не пускает. Я бы его утешила, но боюсь даже палец протянуть – точно ведь откусит.
– Не переживай, – говорю обоим сразу. – Ты ему тоже не нравишься.
И с уверенностью, которой не испытываю, иду к горгобору.
Зверь мягко отступает, открывая просвет меж двух темных широких стволов, и выскользнувший из его лап клубок тут же прыгает ко мне в руки. Я крепко прижимаю его к груди, пытаясь унять разогнавшееся сердце, и вглядываюсь в сад Каменной Девы.
Самый диковинный из всех, что мне доводилось видеть, о каких доводилось слышать.
Небо над ним все же ночное, все с той же застывшей луной, а то, что я приняла за солнечный свет, – это сияние сотен и сотен плодов, разбросанных по кронам выстроившихся в замысловатый лабиринт деревьев. Тропинки между ними ровные, каменные, будто припорошенные крошевом самоцветов, а в глубине центральной аллеи виднеется широкая площадь с резными колоннами, увенчанными невесомым белым облаком вместо крыши.
Деревья на вид кажутся одинаковыми, с изящными ветвями и идеальными листочками, похожими на крылья бабочек. Но фрукты на них самые разнообразные, словно кто-то шутя развесил их вперемешку, как праздничные игрушки. Вот апельсин прижимается солнечным боком к сочной груше, яблоки покачиваются на одной ветке со сливами, а где-то мне даже чудятся гроздья смородины и винограда, прямо так, на деревьях, словно тут они и родились.
Корни же вовсе не прячутся под землей, как им положено, а тянутся друг к другу над ней, встречаются вдоль каменных дорожек и даже сплетаются в искусные скамейки и столики, полные фруктово-ягодных угощений.
Я осознаю, что уже вошла в сад, только когда Принц хватает меня за руку и шепчет:
– Не торопись. Ты знаешь, кто здесь хозяин?
Я киваю.
– Каменная Дева.
– Горгобор не пошел за нами, – бормочет Принц, все еще крепко меня удерживая. – Мне это не нравится. Он избегает лишь тех, кто может одолеть его и забрать удачу силой.
– Думаю, таких немало.
Я верчу головой, пытаясь понять, что же не так со всем этим плодовым разноцветьем. И смущают меня вовсе не апельсиново-грушевые деревья и даже не виноградные. Просто здесь…
– Нет запахов, – говорю я вслух. – Совсем ничем не пахнет.
– А чем должно? – Принц ведет носом, принюхивается.
– Сливами и персиками. Зеленью. Корой. Чем угодно. Даже от камня чем-нибудь, да веет, а мы во фруктовом саду…
– И останетесь здесь навсегда… по частям, – проносится у нас над головами низкий женский голос, – если не проявите почтение.
Клубок в моей руке нервно дергается, бруни на удивление бесшумно прячется в волосах, а Принц только спину распрямляет да уверенно идет на звук, утягивая и меня за собой.
– Прошу прощения, госпожа, – громко говорит он, и налетевший ветер подхватывает его извинения, усиливает, разносит во все концы. – Мы лишь путники, измученные островом, и от усталости совсем забылись. Но с радостью поприветствуем вас лицом к лицу.
– Видимо, так ты и угодил в ловушку, – ворчу я, но ногами перебираю.
К счастью, до моих слов ветру дела нет.
– Поторопитесь, путники, – усмехается невидимая хозяйка сада. – Мое терпение так хрупко…
Мы все быстрее и быстрее идем по центральной аллее, под сапогами хрустит самоцветное крошево, а сама дорожка будто тоже движется, неизбежно приближая нас к укрытым облаком колоннам.
В самом сердце этой не то беседки, не то площади высится постамент с хрустальным троном, который я не разглядела издалека. А на троне сидит… каменная статуя.
Глаза ее закрыты, уголки губ приподняты в улыбке, в руках зажат букетик цветов, а волосы и ткани выполнены до того тонко, до того искусно, что я вижу каждую прядку, развевающуюся на ветру, каждый мельчайший узор на подоле. Кажется, это свадебное платье…
– Приветствуем, госпожа, – произносит Принц, когда живая дорожка практически выбрасывает нас к изножью трона. – Чрезвычайно рады оказаться в столь необычном саду.
Он еще и кланяется, точнее, по-королевски кивает, а вот меня заставляет согнуться, но я тут же выпрямляюсь.
– Так-так-так, – вместо ответной любезности тянет хозяйка. – Кто тут у нас…
Губы статуи остаются неподвижны, и я не знаю, ее ли это голос или кого-то, притаившегося за изящной хрустальной спинкой.
– Какие занятные гости. Принц без глаз и королевства и…
Голос умолкает, а во мне все сжимается. Вот сейчас, сейчас хозяйка сада откроет Принцу все, на что я не решилась. И я одновременно страшусь и жажду быть разоблаченной.
– Впрочем, об этом после, иначе какое тогда веселье, правда? – Женщина смеется, и слышится в этом смехе тихий перестук, будто камешки в кармане бьются друг о друга. – Рассказывайте, зачем пожаловали.
– Слухами земля полнится, – светским тоном начинает Принц, – и мы не могли не слышать о ваших чудесных фруктах, вот и рискнули одолеть столь сложный путь, дабы их отведать.
Похоже, он и правда надеется на мирные переговоры: вот сейчас они с хозяйкой расшаркаются, взаимно потешат гордыню и она самолично вручит нам яблоко и отправит восвояси. Мне хочется зажмуриться и для верности закрыть уши руками, чтобы ничего не видеть и не слышать, но я неотрывно смотрю на каменное лицо. Поэтому замечаю, как подрагивают серые губы, словно статуя сдерживает смех.
– Отведать? – с откровенной издевкой переспрашивает она. – Что ж, я весьма гостеприимна. Берите все, что видите на столах. Сливы и абрикосы, вишню и гранаты, персики и виноград…
– Признаться, я большой любитель яблок…
О боги.
Я уже собираюсь хорошенько ткнуть Принца в бок, когда статуя вдруг распахивает глаза. Невероятно живые, человеческие глаза цвета штормового моря.
– Яблоки, – говорит она, и на сей раз каменные губы шевелятся. – Яблоки…
От этого движения по щекам и подбородку ползут трещины, лицо словно распадается на пластины, и они дрожат, трещат, сталкиваются, но что-то удерживает их вместе.
– Яблоки, – в третий раз повторяет Каменная Дева и встает с трона.
Теперь уже все ее тело растрескивается по суставам – грохот поднимается такой, будто мы застряли в горах в разгар камнепада. Я вижу, как сгибаются и разгибаются локти статуи, и в подвижных трещинах мелькает алая человеческая плоть.