После чего дверь резко, но почти беззвучно закрывается, отсекая свет.
Что ж, не самая продуктивная беседа, но кое-что можно сказать наверняка. Независимо от того, насколько обманчиво время на острове Отверженных, наших спутников стоило ждать – или искать – только в одном месте.
Глава 22. Дружеское плечо
Ты умела любить – в этом я никогда не сомневалась. Любить неистово, всем нутром, ведь никакая ненависть не рождается из пустоты.
Пожалуй, будь ты чуть холоднее, равнодушнее – и мир не нуждался бы в спасении.
До постоялого двора мы бы добрались, даже не знай Принц куда идти, потому что Кайо, кажется, уже там. Он зовет, дергает, тянет за нить нашей связи, словно чем-то встревожен или взбудоражен, и каждый шаг в том направлении усиливает и мое волнение.
Я стараюсь не бежать и на миг проникаю в голову друга, дабы взглянуть вокруг его глазами, но вижу лишь коновязь с дремлющими лошадьми и размытую дождем дорогу.
Вижу с высоты человеческого роста, будто Кайо по обыкновению сидит на чьем-то плече.
«Свой», – улавливаю отчетливую мысль и чуть успокаиваюсь.
Своих у нас не так много.
– Нас ждут, – говорю я Принцу, едва не запнувшись из-за резкой смены зрения.
Фонарей на пути по-прежнему мало, и светят они еле-еле. Безликие дома горбятся вдоль обочины черными гоблинами из сказок, и обитатели их все так же не спешат подавать признаки жизни.
– Кто?
– Судя по росту – Охотник.
Принц вздыхает:
– Значит, не один день…
Да, далеко не один. Уверена, ты вдоволь наигралась со временем, создавая остров. Поднимая его из черных вод. Сколько силы на это ушло? Сколько чужой боли ты впитала?
Я удерживаю накинутую на плечи занавеску каменной рукой, второй сжимаю ладонь Принца и заставляю его ускориться. Когда из-за поворота показывается озаренная факелами подъездная дорога и крылатое двухэтажное здание, окруженное хозяйственными постройками, в ее конце, мы уже практически бежим.
– Хочешь появиться поэффектнее? – бормочет Принц, но шаг не сбавляет.
– Наоборот.
Мы слишком долго бродим по этим улицам у всех на виду. Чужаки, прибывшие отдельно от кораблей. Лучше поскорее слиться с обитателями постоялого двора, и сделать это в тени Охотника будет проще, он-то уже наверняка примелькался.
Широкоплечую темную фигуру с птицей на плече я замечаю сразу и именно там, где показывал Кайо. Человек стоит напротив коновязи, прислонившись плечом к неоструганной стене какого-то сарая, и почти сливается с ночной мглой. Выдают его только горящие глаза циккабы да блеск пряжек на плаще. На миг сердце испуганно замирает. А вдруг это все же не Охотник? Твой приспешник мог зачаровать, захватить мою тьму… Но мужчина наконец выходит в мутный свет факелов, и я вижу знакомый темный ежик волос и покрытое шрамами лицо.
– Вы не торопились, – говорит он, ероша перья Кайо кончиками пальцев.
Тот в ответ жмурится и урчит совсем по-кошачьи, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься к здоровяку с объятиями. Останавливают лишь руки: одна проклятая и вторая, занятая Принцем.
– Я бы нагрубил, – улыбается он, – но слишком рад тебя слышать. Давно вы здесь?
– Почти седмицу. – Охотник вглядывается в его слепые глаза без повязки, затем вдруг напрягается, словно что-то услышав, и жестом подзывает нас к себе: – Идемте скорее, пока кто-нибудь не увидел этого белобрысого.
У меня на языке вертится сотня вопросов, но приходится их сглотнуть и идти следом. Тут он прав, Принца надо спрятать побыстрее. Главное – чтобы было где…
– За стену никого не пускают с самого нашего прибытия, так что народ здесь все копится и комнат нет. Но мы заняли амбар, – развеивает мои страхи Охотник. – Искра еще нашептала тут и там о двух больных, поэтому к нам никто особо не суется и вашему появлению не удивятся, если что…
Он так деловито обо всем рассказывает, словно не сомневался в нашей встрече. Будто все это и впрямь предначертано и Охотник знал обо всем заранее. Это одновременно злит и умиляет, но я не выказываю ни первого, ни второго.
Мы минуем две совсем крошечные лачуги, выходим к основному зданию и сворачиваем на едва заметную во мраке тропу, огибающую постоялый двор по кругу. Вдоль нее тоже тянутся какие-то сараи, и в каждом мерцает свет – похоже, гости столицы разместились как смогли.
– Волк с вами? – чуть слышно спрашивает Принц, и Охотник кивает:
– От него поди избавься.
Судя по тону, отношения у этих двоих не самые радужные, но новость все же прекрасная. Не то чтобы я поверила словам Мертвой про огонь, который тебя одолеет, просто помощь огневика в любом случае пригодится.
Наконец мы подходим к самому неказистому на вид строению из всех, что попадались по пути. Оно вдоль и поперек изрезано щелями, окон нет, накрененная крыша будто вот-вот свалится нам на головы, а чтобы пройти в дверь, надо быть ростом с бруни.
Ладно, может, и не настолько маленьким, но даже мне приходится пригнуться, а Охотник и вовсе едва ли не пополам складывается.
Благо внутри довольно просторно и не так холодно, как я ожидала, – наверное, благодаря тюкам соломы, прикрывающим дырявые стены, и разогретым камням, выложенным кругом на земле. Именно возле них сидят Искра и Волк. Сидят молча, на почтительном расстоянии друг от друга, настолько нарочито глядя в разные стороны, что сомнений в только что затихшей ссоре не остается.
Что все-таки случилось у этой троицы?
При нашем появлении Искра вскакивает, а Волк остается на месте, но напряженное лицо его разглаживается. Кажется, я даже вижу улыбку, но не поручусь.
– Живые… – Искра безуспешно пытается прикрыть проявленные эмоции холодным тоном и прокашливается. – Мы уж решили, остров вас пожрал.
Она делает шаг навстречу и замирает, видимо, как следует разглядев Принца.
– Ты…
– Все так же слеп, – отмахивается он, без труда сообразив, чем вызвана заминка. – Просто бесполезный подарочек отверженных. Ну хоть от повязки избавился, а то кожа чесалась неимоверно.
Вряд ли его беззаботный тон кого-то обманывает, но Искра переводит взгляд на меня:
– А с тобой что?
По дороге занавеска совсем сползла с плеч, и я попросту обмотала ею каменную руку и теперь прижимаю ее к груди.
– Ничего.
– Ранена? – склоняется ко мне Охотник.
– Нет.
– Я так и знал! – одновременно со мной восклицает Принц. – Что-то с правой рукой. Ведьма не говорит и трогать не дает.
– Это просто… – Я вздыхаю и все же срываю ткань. – Вот.
От рукава мало что осталось, и в свете фонарей, свисающих с потолка на цепях, серый камень вместо кожи в обрамлении белых обрывков рубахи смотрится особенно впечатляюще. Я могла бы и дальше скрывать, но зрячих провести сложнее, да и уворачиваться от одного только Принца не то же самое, что избегать прикосновений сразу нескольких людей.
Они должны знать.
– Твою ж… – Как ни странно, первым высказывается Волк. Даже подходит поближе. – Проклятье?
Я пожимаю плечами:
– Скорее всего. Я просто сорвала яблоко…
– Каменной Девы, – шепчет Искра.
Она совсем бледна и на руку мою смотрит с ужасом.
– Кто это? – хмурится Охотник.
– Добрая фея из Лейдфара, – фыркает Принц. – Так что там с рукой?
Он тянется ко мне – и я отшатываюсь.
– Рука окаменела. И превращает в камень все живое.
– Это только начало. – Искра сглатывает и трет лицо обеими ладонями. – Бездна… Проклятье поглотит тебя целиком, если не накормить его чьей-то жизнью.
– Что? – Сердце замирает, и прижатая к груди рука будто становится еще тяжелее. – Я должна кого-то убить?
– Коснуться… И тогда оно не поползет дальше. Но то, что окаменело, уже не вернуть.
– Прекрасно.
Коснуться. Как просто. Спасти себя ценой чьей-то жизни или застыть каменным изваянием, так до тебя и не добравшись. Если подобное случится, ты, верно, украсишь моей статуей свои сады. Или разобьешь ее на осколки одним точным ударом.
Сколько у меня времени? Есть ли оно вообще?
Мир расплывается, мысли сбиваются на полуслове. Тепло ли тому виной, мерцание фонарей или мнимое чувство безопасных стен впервые за долгие часы… Я тру висок и пытаюсь зацепиться за что-нибудь взглядом, но вижу только уютный соломенный угол, который так и манит если не прилечь, то хотя бы присесть.
– Нужно поспать, – бормочу я и иду туда.
Проклятье подождет.
Может, во внешнем мире оно будет расползаться медленнее, а может, сожрет меня за ночь… В любом случае я сейчас не то что тебя – даже неуклюжее дитя не одолею.
«Ясная голова важнее умелых рук», – говорила ты и сплетала пальцами такие чары, что я тебе не верила.
Однако сейчас совет кажется мудрым, а сон – жизненно необходимым.
Остальные продолжают обсуждать не то Каменную Деву и поразительную осведомленность Искры, не то мои шансы на пробуждение. Я не вслушиваюсь, но голос Принца, непривычно резкий, напряженный, то и дело пробивается сквозь шум в голове и не дает совсем отключиться.
Как ни странно, мне спокойнее, пока он звучит.
Я снова прячу проклятую руку под слоями ткани, практически падаю в облюбованный угол и откидываюсь спиной на солому. Кажется, стоит закрыть глаза – и мир исчезнет, но проходит минута, две, десять (я считаю), а спор все не смолкает и сон никак не идет.
Вскоре на тюк возле моей головы опускается Кайо, какое-то время увлеченно мнет-рвет когтями солому и наконец затихает, накрывшись крылом. Всегда поражалась этой его позе – уверена, нормальные совы спят совсем иначе.
А затем рядом, прямо на земляной пол, усаживается Принц, и я – инстинктивно, не иначе, – прижимаюсь к нему ближе, кладу голову на его плечо.
– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – шепчет Принц, шевеля дыханием мои волосы.
– Не бойся, я только чуть-чуть вздремну…
– Ты меня поняла.
– Я всегда тебя понимаю.
Он хмыкает и заправляет непослушную прядь мне за ухо.