Видимо, что-то мелькает на моем лице, поскольку ты довольно ухмыляешься:
– Да-да, арьёнец когда-то служил мне. Забавно, не находишь? Ты собрала под своим крылом почти всех, кто разрушил твой мир.
А Искра? Про нее ты не упоминаешь. Не знаешь? Или она не вписывается в схему? Давать подсказок я не хочу, поэтому просто отворачиваюсь и смотрю на Охотника. Отсюда видна лишь правая сторона его лица, молодая, прекрасная, без шрамов, и горящий ненавистью глаз, устремленный на тебя.
– Кстати, о крыльях. Где твоя тьма? Ты наконец послушала доброго совета и поглотила ее?
О да, ты знаешь, куда надавить, чтобы я не сдержалась.
– До Кайо тебе никогда не добраться.
– Думаешь? – Ты откидываешься на спинку плетеного трона, упираешься локтями в подлокотники и соединяешь изящные ладони перед собой. – Не станет тебя – не станет и его, так что даже ни к чему гоняться за твоей птичкой.
– Но ты бы хотела, правда? – Я все же отлепляюсь от стены и подаюсь вперед, насколько позволяют оковы. – Хотела бы избавиться от меня и оставить Кайо себе.
– Я бы хотела, чтобы ты не была такой упертой идиоткой. Чтобы не растрачивала дарованное мной понапрасну.
От удивления я забываю держать лицо, моргаю и переспрашиваю:
– Дарованное тобой?
– Так и не поняла? – Ты качаешь головой, улыбаешься снисходительно и со вздохом упираешься подбородком в кулаки. – Я ведь так старалась… Столько лет твердила тебе про свет и про тьму – причем чистую правду, а не тот полубезумный бред, которым нас пичкала мамочка. Да, способностями тебя наделила не я, природа, но она же их и ограничила. А я распахнула дверь клетки, однако ты добровольно осталась внутри. Что это, как не верх глупости?
Ты встаешь, взмахом руки развеиваешь трон в пыль и подходишь к камере Охотника. Тот дергается, цепи гремят, но не пускают его далеко от стены.
– Взять, к примеру, нашего лесовичка. Он знал, что природа наделила его острым слухом, зрением, нюхом. Знал, что быстро запоминает тропы и неплохо управляется с мечом. И потому воспользовался всем этим, едва представилась возможность в лице моего пустоголового супруга и его братца. Бравый проводник повел их к башне и пусть в процессе попортил личико, зато домой вернулся с мешком золота.
– Сдохни, тварь, – рычит Охотник, но ты лишь закатываешь глаза и снова подходишь к моей решетке.
– Ну а ты? Все пустила по ветру. Даже не попыталась развить освобожденный дар. Маги светотени обладали невиданной мощью, неспроста же их решили усмирить. А ты что умеешь, девочка? Освещать дорогу и хлестать плетью? Великие достижения! Ты по-прежнему черпаешь энергию изнутри, будто жалкий пастырь, в то время как твой материал, свет и тьма, повсюду. Ты даже не представляешь, кем могла бы стать.
– Я стану твоей погибелью, – обещаю я, хотя внутри все переворачивается от твоих слов.
Ты склоняешься близко-близко, почти касаясь носом железных прутьев, и один мерцающий локон юрким ужом проскальзывает в клетку. Он плывет ко мне, касается подбородка, заставляя запрокинуть голову, мягкий, шелковистый… И я так резко отшатываюсь, что бьюсь затылком о стену.
– Ты могла бы, – говоришь ты, – если бы слилась с тьмой. Если бы научилась брать силу извне. Свет – это все, что мы видим. Тьма – все, чего мы боимся. Вообрази, что можно сотворить, повелевая ими. Ты могла бы стать кем угодно. Могла бы править миром. Но ведь этого никогда не случится, правда?
А потом ты разворачиваешься и идешь прочь. Волосы стекают с потолка и стен, словно потоки воды, и тянутся за тобой вместе со шлейфом платья.
– Что с нами будет? – кричу я вслед.
Ты замираешь, оглядываешься, улыбаешься:
– Твой друг умрет. Уже умирает. О, не сверкай так яростно глазами, я его и пальцем не тронула, сам напоролся на чей-то меч. А ты… ты станешь верной сестрой, как и положено. Я помогу тебе оценить прелести покорности.
И ты уходишь. Коридор вновь медленно наполняется светом факелов, и волосы все текут и текут по нему, словно бесконечная река. А я не решаюсь пошевелиться, пока за углом не исчезает последняя золотая прядь.
Глава 26. Демон
Лгать с тьмой в крови оказалось так легко и безболезненно, что я даже не сразу распознала эту ложь.
«Я готова на что угодно, лишь бы избавить мир от Королевы».
Наивный самообман.
«На что угодно» – значит стать как ты. И если мир примет такие жертвы во имя спасения, значит, он его недостоин.
– Ты ранен? – Я подползаю так близко к разделяющей нас с Охотником решетке, насколько позволяет обруч на запястье. – Покажи.
Он даже не смотрит на меня.
– Не стоит.
– Покажи!
– Зачем? – Охотник наконец поворачивает голову.
Я только теперь замечаю, насколько он бледен и как дрожит рука, зажимающая бок, и тоже думаю «зачем?». Оковы явно блокируют мой свет, а даже если бы он свободно бежал по венам, нужно касание, чтобы попытаться исцелить рану. Не ногой же тянуться…
– Посмотрю, серьезно ли, – бормочу я.
Охотник усмехается:
– Серьезно. Долго не протяну, не ошиблась твоя сестрица. Да и не только она.
– В смысле?
Он прикрывает глаз и снова откидывается на стену.
– Я знал, чем все кончится. Старики сказали, если пойду – не вернусь, но эта смерть нужна для победы, так что…
– О боги, ты опять? – Меня трясет от злости на демоново предназначение. – Послушай, их слова не значат, что надо просто сложить лапки и ждать финала!
– Я и не складывал, – равнодушно пожимает плечами Охотник. – Я шел и вот где оказался. Судьба…
– Ну и чем же твоя смерть поможет, а? – почти кричу я, тщетно дергая единственной рукой. – Чем?!
– Нам с тобой не понять этих замыслов…
– О да, куда уж нам до столь высокого и бессмысленного!
– Не гневись, Ведьма, – улыбается он, впервые обращаясь ко мне так же, как Принц. – Я отдаю долги…
– Ты столько не насобирал, чтоб отдавать. Ну же, ты не прибит к стене, в отличие от меня. Попробуй меня коснуться, пожалуйста…
Нас и правда сковали по-разному, и пусть на Охотника надели цепи, он может передвигаться по клетке. Если только захочет. Наверняка это часть твоей игры, но сейчас мне плевать, только бы попытаться…
Он не отвечает и, естественно, не двигается с места. Я снова дергаюсь, но на сей раз рука будто проскальзывает в железный обруч. Совсем чуть-чуть, и боль такая, что я едва не стачиваю зубы, сдерживая вопль, но…
Масло! Нескольких капель, упавших с потолка на запястье, хватило, чтобы оковы уже не казались такими тесными. Я вожу ладонью по стене, собирая его, подставляю железный край под новые капли, пытаюсь размазать по коже онемевшими пальцами и жалею, что не скормила большой стражу. Без него было бы куда проще…
Конечно, капающее на скованных пленников масло тоже попахивает ловушкой, однако я готова в нее шагнуть. И шагаю, когда ободранная до крови ладонь под жуткий хруст треклятого большого пальца все же выскальзывает на свободу.
Пару мгновений я шиплю, прижимая ее к груди и смаргивая слезы, а потом бросаюсь к решетке. Едва не падаю, ползу, просовываю руку между прутьями и умоляю:
– Пожалуйста… дай хотя бы попробовать…
Охотник все с той же слабой умиротворенной улыбкой тянется ко мне, и наши пальцы наконец соприкасаются.
Вот только во мне будто не осталось ни света, ни тьмы. Нутро молчит. Как бы я ни звала, в крови нет и толики магии.
– Дело не в железе, – говорит Охотник, едва шевеля губами. – Это место… Здесь царствует магия Королевы, и только ее.
– Откуда ты знаешь? – шепчу я.
Он смотрит на меня мутным от боли глазом, снова пытается зажать окровавленный бок, но сил не хватает даже на это, и рука его опадает. Я слышу шелестящее «прости», а потом взгляд Охотника становится таким пустым и застывшим, что мое сердце разлетается на куски.
– Нет… нет…
Вжимаясь в решетку, я с трудом дотягиваюсь до его безвольной ладони, скребу по ней ногтями, пытаюсь встряхнуть…
– Демон тебя сожри, Охотник, очнись!
Но в ответ ни звука, ни движения, ни вздоха.
Он мертв, я знаю, что мертв, но теряюсь во времени, пытаясь его дозваться. В себя прихожу, только когда вместо внятных слов изо рта начинают вырываться лишь жалкие хрипы, и без сил опускаюсь на пол. Лежу, смотрю на спокойное лицо Охотника, вспоминаю его радостную улыбку перед сражением с кракеном и такие яркие эмоции, с которыми он слушал глупые сказки Принца на корабле. И понимаю: хоть ты и не поднимала меч, это все твоя заслуга.
«Я пообещала королю дочь. Не воина, а ту, что возьмет в руки оружие лишь дважды, но все равно сможет подарить семи королевствам мир и благополучие».
Хоть в чем-то Мертвая не солгала. Первый раз ты взяла заговоренный кинжал, вскрывая собственную грудь в поисках тьмы. Второй раз – когда обрезала мне волосы. Теперь ты обходишься чарами и армией, которая убивает за тебя. Вот уж воистину миротворец.
Что-то еще вертится на краю сознания, связанное со словами Мертвой, но я никак не могу уловить мысль и отмахиваюсь от нее. Все эти предсказания – чушь. К чему они привели Охотника?
Чувствуя, как в груди поднимается новая волна гнева на старых ведунов и отверженных тварей, я с трудом сажусь и оглядываю камеру в поисках… чего-нибудь. Нельзя же просто ждать, когда ты вернешься и превратишь меня в одну из своих марионеток. Лучше умереть, застряв между прутьями при попытке бегства, чем это…
Увы, вокруг нет не то что ничего полезного, а вообще ничего. Жалея, что в отличие от Принца не ношу в сапоге кинжал, я бесцельно скольжу взглядом по полу и вот тогда замечаю то, чего раньше здесь не было.
Точно не было. Я бы наверняка заметила лежащий посреди клетки ключ. Большой, блестящий, из светлого металла, а потому особенно выделяющийся на темном, грязном камне.
Я зажмуриваюсь, снова смотрю на него, но ключ никуда не исчезает и будто подмигивает сверкающим боком, подзывая поближе. Я поддаюсь – не по наивности, нет, просто, даже понимая, что все это твои игры, не могу ничего не делать.