– Идем, не будем отвлекать Зверя от трапезы.
Я мычала и брыкалась, вот только поделать ничего не могла – в Сали обнаружилась недюжинная сила. Кирион тоже что-то стонал нам вслед сквозь забивавшие рот тряпки, но через несколько шагов я уже не видела во мгле его светлой рубахи, а вскоре перестала слышать и приглушенные стоны.
– Сейчас разрыдаюсь, – фыркнула сестрица, когда я неистово забилась в ее руках. – Чего ж так убиваться по маленькому дурному принцу?
Я снова дернулась и умудрилась вытолкнуть изо рта ком мокрого тряпья, одновременно стравив на землю съеденный перед сном хлеб. Сали с отвращением отстранилась, но все так же тащила меня неизвестно куда.
– Что ты делаешь? – бормотала я. – Что же ты делаешь…
Мысли путались так же, как ноги, а в груди разрасталось болезненное жжение.
– То, что следовало сделать давным-давно, – ответила Сали, – но я же не думала, что старуха и впрямь отважится сменить наследницу. Пугать меня этим – запросто, но перенаправить силу…
Я попыталась упереться пятками в землю, но только рухнула на колени при очередном рывке.
– Неуклюжая бестолочь, – на удивление беззлобно проворчала Сали. – Ну ничего, недолго мне осталось терпеть.
– Почему? – провыла я, упираясь лбом ей в ноги. – Просто… объясни, почему… я не понимаю…
Она молчала долго и заговорила, когда я уже не чаяла услышать ответ:
– Потому что у лесного народа не бывает близнецов. Потому что мощь нельзя делить на двоих, иначе никакой мощи не останется. Потому что от тебя нельзя было избавляться, пока дар не раскрылся. Ну же, это ведь так просто. Сали – это Сила. А Шона – это Ноша. Ноша, которую мы вынуждены были тащить, чтобы не лишиться наследия предков. Бабка уже этими именами нас пометила – кому жить, а кому издохнуть в нужный час.
Сестра говорила с ледяным спокойствием, и оттого жжение в моей груди становилось все сильнее.
– И когда… когда этот час? Когда дар раскроется?
– Когда старшая уйдет в другой мир. – Сали опустилась передо мной на корточки и подцепила пальцами мой дрожащий подбородок. – Бабка вот-вот окочурится, ты ведь чувствуешь, да? И когда дар предков вспыхнет в нас, я заберу твою долю, которая изначально предназначалась только мне, мне одной.
– Бабушка… где бабушка?
– Эта старая тварь приговорила тебя через секунду после рождения, а ты о ней переживаешь? Умалишенная… – Сестра распрямилась, а следом и меня заставила подняться. – Дома твоя драгоценная. И уже никогда не покинет своей древней хибары. Только слишком уж долго она цепляется за жизнь, из-за нее столько дней пришлось шататься по лесу.
Она бормотала еще что-то, но я не слушала, вдруг осознав, что веревка уже не стягивает мне запястья. Должно быть, Кирион и правда ослабил узел и теперь я могла высвободиться.
Наверное, если бы не нарастающая боль и туман в голове, я бы придумала план понадежнее, но в итоге как случилось, так случилось. Я сбросила путы, со всей возможной силой оттолкнула сестру и ринулась обратно к нашему потухшему костру. И к Кириону.
– Идиотка! – где-то вдалеке кричала Сали. – Если помрешь раньше времени, я тебя из-под земли достану!
Я еще удивлялась, почему она не бежит следом – неужели я оттолкнула ее так сильно, что покалечила? И только очутившись на месте, я вспомнила о неком Звере, которого она хотела напоить королевской кровью. И с которым, очевидно, не собиралась встречаться лично.
– Как есть идиотка, – прошептала я, до рези в глазах вглядываясь в тьму.
И та вдруг отступила. Мир окутало зеленоватым свечением, и мертвый лес показался мне еще более ужасающим, чем прежде. В корнях деревьев копошились тени, корявые ветви раскачивались, будто на ветру, хотя я не ощущала ни единого дуновения, а из мерзкой расщелины медленно выползали бесчисленные щупальца и все как одно тянулись к лежащему на земле Кириону.
Он все еще боролся с веревками и явно проигрывал.
Жжение в груди достигло пика, и на миг я ослепла, а через секунду обнаружила в руках невесть откуда взявшийся клинок, которым я то резала путы на руках и ногах Кириона, то остервенело била по подползавшим к нам щупальцам.
Их становилось все больше.
– Беги, – хрипел, как выяснилось, принц, стряхивая с себя остатки веревок и пытаясь нащупать на земле какое-нибудь оружие.
– Дай ему насытиться, – вторил ему голос сестрицы, но я не могла разглядеть ее среди деревьев.
– Что это за тварь?! – закричала я.
– Бабкин питомец. Какова добрая травница, а?
Смех сестрицы прозвенел над лесом, и я наконец поняла, что она стоит у расщелины, только ниже по склону. Выжидает.
– Кстати, можешь помирать, – продолжила она. – Ты ведь почувствовала, да? Почувствовала, что ее не стало?
Почувствовала. В тот самый миг, когда сердце мое взорвалось и потухло, а глаза научились видеть во тьме.
– Можешь помирать, – повторила Сали, и вдруг топнула ногой да взмахнула рукой, с которой сорвался сноп рыжих искр.
И тогда одно из щупалец обхватило ногу принца, а второе – мою, и оба устремились обратно в бездну.
Я зарывалась пальцами в землю, ломая ногти, пыталась сесть и дотянуться до твари клинком, но только беспомощно трепыхалась, как рыба на крючке. И лишь когда рядом закричал Кирион, сила будто сама хлынула из меня, отсекая сразу несколько конечностей Зверя.
Из глубин пропасти донесся визг, но я уже ползла к принцу, мечтая лишь о том, чтобы он был жив, все еще жив…
Щупальце оторвало ему ступню, землю заливала кровь, и в бледном лице Кириона ее не осталось ни капли. Оглушенный болью, он ловил воздух ртом и никак не мог вдохнуть.
– Дыши, дыши, – умоляла я, перетягивая рану и строго поглядывая на оставшиеся конечности чудовища.
Они копошились у обрыва, точно змеи, но не смели приблизиться, чем разозлили Сали.
Она снова топнула ногой и взмахнула рукой, и тогда я, вскочив, бездумно повторила ее жесты.
– Можешь помирать, – подкрепила я приказ ее же словами и, наверное, больше всех удивилась, когда Зверь подчинился.
Щупальца его так быстро устремились к моей сестрице, что она не успела сделать даже шаг прочь от обрыва и в следующую секунду уже падала в пропасть, опутанная ими, будто цепями.
– Проверь… проверь… – хрипел у моих ног Кирион, и я послушно подошла к расщелине.
Но лишь послушала затихающий внизу вопль, а взглянуть так и не решилась. Мало ли что покажут мне эти новые глаза. Мало ли что откроют. Вместо этого я смотрела, как тени впитываются в землю и исчезают, как застывают неподвижно раскидистые ветви и деревья становятся выше и внушительнее, словно распрямляют сгорбленные плечи. Теперь над лесом виднелось чистое небо, а в небе – луна с кроваво-красным ободком.
Дурной знак, в такую ночь зло завсегда победит, – говорила бабушка.
Да только кто ж ей теперь поверит.
В день нашей свадьбы настроение мое мало походило на безмятежное счастье новобрачной. Что-то не давало мне покоя, грызло изнутри с остервенением бешеного пса, так яростно, что я то и дело сбивалась с шага и натыкалась на стены. В углах комнат сгущался мрак, по длинным сверкающим коридорам вперемешку с суетящимися слугами носились призраки прошлого, и, не выдержав, я сбежала из дворца на укромную скамейку, приютившуюся в тени раскидистого дерева в глубине парка.
В последние месяцы я частенько пряталась здесь, оплакивая свои потери, но Кирион непременно находил меня и не позволял горевать в одиночестве. Теперь же у него явно имелись другие заботы, и я была даже рада, что перед вступлением в новую жизнь смогу окончательно проститься с прежней.
Я так и сидела, закрыв глаза, сжимая сорванные по дороге цветы на коленях и неестественно, до боли распрямив спину, мысленно перебирала события последних лет. Вдруг получилось бы найти подсказку, понять причины своей слепоты или чужой жестокости. И когда позади раздались шаги, я даже не оглянулась, зная, что в эту часть парка почти никто не забредает.
– Мой принц, – невольно улыбнулась я и услышала над самым ухом:
– Нет, мой.
Но встать уже не смогла. Даже просто дернуться не получилось. Тело мое налилось тяжестью, будто закованное в броню, и, опустив глаза – единственное, что еще шевелилось, – я с ужасом увидела вместо собственной кожи и нежного шелка платья лишь серый безжизненный камень.
А сила, та самая сила моих нечестивых предков, что терзала меня все эти месяцы, быстро и уверенно утекала прочь, точно вода из треснувшей чашки.
Сали стояла передо мной, грязная и растрепанная, раскинув руки и впитывая ее, как цветок солнечный цвет. И чем оглушительнее звенела во мне пустота, тем ярче расцветала сестрица.
Синяки и царапины на ее лице и плечах заживали; сальные, нечесаные черные волосы отрастали и струились по спине золотыми кудрями, а разодранные лохмотья, в которые превратилась ее одежда, с каждой секундой все отчетливее походили на мое белоснежное свадебное платье.
Через минуту я уже смотрела в собственные лучистые глаза, на собственную счастливую улыбку.
– Там, на северном склоне, я должна была получить силу и занять место принца. Сразу двух зайцев… – мечтательно протянула Сали, присаживаясь рядом со мной. – Но так тоже неплохо. Разве что королевской чете придется подвинуться чуть раньше. Наследнице нужен трон.
Я снова попыталась дернуться, шевельнуться, сделать хоть что-то, в надежде расколоть каменную ловушку, но вскоре поняла, что никакой ловушки нет. Меня не заперли в статуе, я сама стала камнем.
– Ну что ты, не плачь. – Сали склонилась ближе, провела ладонью по моей бесчувственной щеке, и я увидела, что на пальцах ее заблестела влага. – А то еще решат, что статуя волшебная.
Затем она встала и неожиданно рассмеялась.
– Знаешь, это, конечно, опасно, но я не удержалась. Оставила тебе шанс на спасение. Будет забавно наблюдать за твоими метаниями, ведь, желая свободы, ты будешь вместе с тем желать ему смерти.
Тогда я в последний раз слышала голос сестры – с тех пор она неизменно пользуется моим…