– Моя! – возразило чудище, выдыхая огонь.
Достопочтенный посмотрел на язык пламени с уважением.
– Это убережёт нас от ненужных хлопот, – задумчиво произнёс он. – Никакого трения палочек, горшков, сковородок и прочего. – И он посмотрел на морское чудовище, уже любя его, как ближнего своего. – Полагаю, мы договорились и поделимся? Мне-то всё равно, сырая она или жареная, но мои любимые мммммглумммбамммммглумммбийцы всегда предпочитали подрумянить. Может, средняя прожарка? – любезно предложил он.
«Ой, бедная, бедная Евангелина! – подумали дети. – Что мы можем сделать?»
И хором заверещали:
– Комета, комета! – указывая в пустое небо, потом принялись тыкать пальцами в такое же пустое море: – Осьминог, огромный, кошмарный спрут!
– Мне нет дела до осьминогов, – заявил преподобный Моркот, беспокойно оглядываясь на море.
– И мне – до комет, – согласилось чудовище, выкатывая язык и тревожно глядя в небеса. Дети закричали вдвое громче:
– Спрут! Комета!
И действительно, на волнах колыхалось жуткое создание из сетки и соломы, со щупальцами из замызганной волочащейся вуали, всё покрытое розовыми шишками из размокших искусственных роз, – а тем временем поперёк луны пролетел яркий предмет, волоча за собой пряди густых каштановых накладных волос.
– Оу-оу, – неуверенно сказал мистер Моркот несколько лающим голосом.
– Оу-оу, – повторило морское чудовище, тоже без всякой радости.
А от злосчастной Евангелины, распростёртой на камне, слышалось только беспрестанное ойканье.
– Если мы будем действовать очень быстро, – начало чудище, – и не станем слишком увлекаться кулинарной подготовкой…
– Порубимби-исожрамби-докромби-шкимби, – ответил преподобный Моркот, что на языке племени мммммглумммба-мммммглумммба означает «согласен».
К ним тихо приблизилась фигура в белом костюме. Это оказался хозяин океанариума.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он преподобного Моркота. – Идём со мной, туда, где твоё место.
– Маломби-кормамби-иводамби-вонямби, – ответил преподобный Моркот, что на мммммглумммба-мммммглумммбийском означает решительное «нет».
– Ну уж дудки, ты пойдёшь со мной, – заявил хозяин океанариума и повернулся к морскому чудовищу. – И ты тоже. Ты просто создано для нашего заведения.
Чудище выкатило язык и пустило пламя, но довольно вяло.
– Ничего подобного, – возразило оно и вместе с Моркотом поползло ближе к Евангелине.
Хозяин ничего им не сказал – просто повернулся спиной. На его лысой макушке красовались большие чёрные буквы: «ТОГДА ВЫ ОБА ПРОСТО СТАРЫЕ ДУРАКИ!» – и многозначительно посмотрел на тёмную воду и залитое лунным светом небо.
Мистер Моркот и чудовище, не говоря больше ни слова, отправились с ним. Евангелина стала слезать с камня; её круглое, обычно румяное лицо теперь было почти белым, но, по счастью, его практически закрывала большая круглая шляпа с обвисшими полями. Ириска и Изюминка любезно пропустили её вперёд, чтобы им самим было удобно покусывать Мопса на бегу, – и всё началось по новой. Дети бежали, и бежали, и бежали…
Им страшно хотелось есть и так же сильно – пить.
– Если бы мы только могли остановиться на минутку, – плакали бедные дети. – Вот бы нам попалась хоть какая-то еда и питьё! – И как только они это сказали, впереди появились две худенькие фигурки в сидячей ванне – марширующие в ней, энергично размахивая руками и высоко поднимая ноги, до колен окрашенные в фиолетовый цвет.
– Фиддль! Мисс Физзль! – закричали дети. – Что вы делаете в этой ванне?
– Давим виноград! – хором пропищали Физзль и Фиддль.
– Сок! – обрадовались дети. – Виноградный сок! Дайте нам сока!
– Мы не можем остановиться, – возразили Физзль и Фиддль, – а то у нас медузы с головы свалятся. – И правда, на голове у каждой лежала медуза, слегка колыхаясь, когда дамы топали ногами.
Пузан Брокли выбежал им навстречу.
– Рисовый пудинг, рисовый пудинг! – кричал он, высоко поднимая огромную наволочку, набитую этим самым пудингом, – да и его круглое лицо было всё перемазано.
Сейчас даже за рисовый пудинг дети отдали бы всё на свете, но, когда они попытались позвать Пузана, их рты оказались заняты свистками, и получалось только: «Уи-уи-свиии!» Ириска, Изюминка и Мопс решили, что это им свистят, вырвались вперёд и побежали к Пузану, который бросил наволочку, испугавшись таких страшилищ, и стоял в сторонке, пока собаки пожирали пудинг. Наевшись до отвала, таксы и мопс снова заняли свои места в конце длинной вереницы детей, где уже бежали Евангелина и Пузан Брокли.
Дети прибежали к указателю, гласящему «Паддлтон-у-Моря» и указывающему туда, откуда они прибежали, а другая стрелка говорила «Литтл-Пиддлингтон» и указывала вперёд по дороге.
– Город! – закричали несчастные дети, едва переставляя ноги, но продолжая двигаться всё вперёд и вперёд, в точности как маленькие паровозики. – В городе найдётся что-нибудь поесть и попить. – И верно, вскоре под ногами у них началась настоящая твёрдая дорога, а не мягкий белый песок, и впереди показались очертания домов, между которыми вилась узкая улочка. Но все окна прятались за ставнями, словно закрытые, ещё спящие глаза, и, когда дети стучали в двери, оттуда доносились недовольные крики:
– Уходите! Вы живёте не здесь – это «Красоты океана», это «Песчаные дюны», это пансион «Остров счастья». Вы перепутали: вам нужно в «Дом вольности»…
Дети догнали колонну мальчиков, неохотно бредущих в школу на рассвете.
– Пойдём с ними, – передали дети Браун по цепочке. – Может, когда доберёмся до школы, нас покормят завтраком! – Но появился учитель и отходил их тросточкой – вжик-вжик-вжик – по спотыкающимся ногам.
– Убирайтесь! Прочь! – вопил учитель. – Я знаю, чего вы хотите: вы хотите омаров, но вы их не получите! Вам ракообразные вредны: у вас будут мальчики рябить перед глазами.
Дети только понадеялись, что у морского чудища перед глазами сейчас тоже рябят мальчики: ведь оно сожрало столько крабов, да ещё вместе с панцирем! Но морское чудовище наверняка только порадовалось бы рябящим перед глазами мальчикам, особенно упитанным, так что дети передумали и не стали ему этого желать. В любом случае уж им-то было о чём подумать, и в первую очередь – о самих себе.
Они миновали небольшую железнодорожную станцию и воскликнули:
– Поезд! Поезд увезёт нас домой!
И верно: на станции стоял поезд, пуская снопы сверкающих искр в предутреннюю мглу. Но из рупора прогремел голос:
– Поезд проследует со всеми остановками через станции: Больнонебудет – Лежитесмирно – Ужетошнит – Утка-под-Койкой – Пересадка на Большую Дозировку – Пилюлькингс – Ватерклоо-зет…
И ни одна из этих станций не была домом, так что детям пришлось бежать дальше.
Глава 8
ЕТИ всё бежали и бежали. Взошло солнце, и дорога под их ногами стала нагреваться. Тогда они свернули в переулок, но густые высокие живые изгороди не пропускали к ним свежий утренний воздух. И когда дети тянулись на бегу за яркими фруктами и ягодами, блестевшими в садах, или за свежими цветами, чтобы приложить их к пылающим лицам и ощутить нежный аромат, то обнаруживали, что ягоды совсем не ягоды, а шарики из папье-маше и цветы не настоящие, а скрученные из шёлка и железной проволоки. И папоротники оказались гусиными перьями, выкрашенными в зелёный цвет, а золотистые колосья – всего лишь соломинками. Дети бежали и бежали по дорогам, обсаженным невероятно огромными дамскими шляпами.
– Ох, ладно, – сказали дети, – шляпы хотя бы защитят наши бедные головы от солнца.
И каждый схватил на бегу по шляпе и нахлобучил себе на голову. Конечно же, они выглядели глупо: длинная вереница детей, бегущих по сельским дорогам в огромных шляпах, какие носят пожилые дамы. Но это лучше, чем солнечный удар; и вы бы сделали то же самое.
Всё вперёд и вперёд. Старшие – во главе, Средние – за ними, Младшие – вслед, таща за собой Маленьких. Пузан Брокли с Евангелиной бежали, помогая друг другу, потому что он не мог нормально видеть дорогу из-за облепившего лицо пудинга, а ей мешала широкополая шляпа. Ириска, Изюминка и Мопс замыкали колонну, и у собачек уже не осталось сил кусаться.
– Ой, дайте же чего-нибудь поесть, – просили дети. – Ой, и чего-нибудь попить!
Пузан, Евангелина, Мопс и таксы давным-давно уже разделались с пудингом и тоже были бы не прочь съесть что-нибудь ещё. Только матушке мисс Крилль было хорошо: она жевала мыло, а её бедная дочь с яркими красными пятнами на руках вприпрыжку скакала рядом с детьми, толкая перед собой покрытое пеной кресло.
Они добежали до деревни, где окна домов были открыты и в них горел свет, а из лавки с жареной рыбой доносился восхитительный аромат.
– Ой, дайте нам немножко рыбы! – взмолились дети. – Пожалуйста, пожалуйста, дайте нам рыбы!
И вот чудеса: в дверях появилась миссис Блоггс, пациентка из больницы, а в руках она держала громадное ведро. Она запустила руку в ведро и принялась швырять детям рыбу. Но при этом ходила кругами, словно у неё кружилась голова, и блаженно что-то бормотала себе под нос, с раскрасневшимся из-за высокой температуры лицом. И поскольку миссис Блоггс кружилась, то и рыба летела куда попало, но тут вдалеке на дороге появился огромный деревянный стол, встал на дыбы, как конь, и вся рыба – шлёп-шлёп-шлёп – приклеилась к его столешнице снизу.
А пустое ведро выкатилось на дорогу, и, в придачу ко всем горестям, мисс Крилль одной ногой в нём застряла и чудовищно громыхала, прихрамывая и подпрыгивая за креслом на колёсиках.
– Надо отвести её в больницу, – решили дети, – чтобы ей сняли ведро. Пусть хотя бы прекратится этот ужасный грохот.
Но все медсёстры в больнице оказались привязаны друг к другу спинами, потому что ленты их передников соединились в один узел. Медсёстры махали руками, стремясь освободиться, и были похожи на великанского осьминога, а когда дети попытались их развязать, бегая вокруг и по очереди дёргая завязки, то увидели, что больницу охраняют очень свирепые животные в клетках, сделанных из перевёрнутых детских кроваток, и эти звери вот-вот вырвутся на волю.