Она закатила глаза.
– Нет, ну правда, – настаивала она, не обращая внимания на прядь волос, которая лезла ей прямо в глаза.
Я протянул руку и осторожно заложил эту прядь ей за ухо.
– Ты уверена, что хочешь это знать? – спросил я ее и увидел, как она нахмурилась. Я рассмеялся. – Ладно, но ты будешь смеяться. Это была Дженна. – в конце концов признался я.
– Нет! – произнесла она, широко открыв глаза. – Ты шутишь? Серьезно?
– Мы были совсем детьми, она была моей соседкой и единственной подругой, и мы хотели узнать, что же это такое. Мне показался поцелуй чем-то странным, а Дженна сделала кислую мину и поклялась, что никогда больше никого целовать не станет.
Ноа засмеялась. Я вздохнул с облегчением, увидев, что мое признание не вызвало у нее негативной реакции.
– А ты? – спросил я, чувствуя некоторую неловкость.
Я не мог себе представить Ноа в чьих-то объятиях, эта мысль доставляла мне страдания.
– Ну, у меня это было, когда я уже не была ребенком, так что я не клялась не делать этого снова. И, на самом деле, мне понравилось, – сказала она как ни в чем не бывало.
– Кто это был? – спросил я ее немного серьезнее, чем мне бы хотелось.
Она либо специально проигнорировала мой тон, либо действительно его не заметила.
– Это был спасатель в общественном бассейне. Он был очень хорош собой, и мы с ним целовались на спасательной станции, – с улыбкой произнесла она.
Я обнял ее и лег на нее сверху.
– И тебе понравилось, да? – спросил я, прижав ее так, чтобы она не могла пошевелиться.
– Да, очень – призналась она, не задумываясь, и я понял, что она издевается надо мной.
– Тебе нравится мучить меня?
– Ага, я нахожу это забавным, – сказала Ноа, улыбаясь.
– Сейчас ты узнаешь, что значит настоящее мучение, – предупредил я, приблизив свои губы к ее, но не позволяя им соприкоснуться.
Глядя ей прямо в глаза, я опустил руку на ее бедро и медленно, наблюдая за тем, как ее глаза от удовольствия темнеют, начал ласкать ее. Я дотянулся пальцами до впадины под коленом и продолжил ласки, снова поднимаясь выше, к бедру. Другой рукой я расстегивал на ней рубашку, и пока я проделывал все это, мои губы быстрыми и теплыми поцелуями касались мягкой кожи ее живота…
Я слышал, как она вздохнула.
И тут я резко встал, оставив ее раскрасневшуюся и умирающую от неудовлетворенного желания. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходит, и затем она взглянула на меня глазами брошенного щенка.
– Что ты делаешь? – с раздражением спросила она.
– В следующий раз, ты подумаешь, прежде чем попытаешься заставить меня ревновать, – ответил я, умирая от желания закончить начатое. Но не стал, меня развлекала ее реакция.
Она смотрела на меня, открыв рот, и начала одну за другой застегивать пуговицы.
– Ты все тот же, – бросила Ноа, вставая, взяла подстилку и направилась к машине.
Я засмеялся и пошел сзади, восхищаясь ее длинными ногами и светлыми волосами, развевающимися на ветру.
Прежде чем она подошла к машине, я нагнал ее, развернул к себе и снова поцеловал. Я был не способен находиться даже несколько мгновений на расстоянии от этой девушки.
Я ласкал губами ее губы, которые оставались плотно закрытыми. Я попытался поцеловать ее с языком, но она мне не позволила, поэтому я продолжал целовать поверхность ее губ чувственно и медленно, благоговея перед ней. Когда она, наконец, сдалась и обняла меня за шею, я подарил ей самый страстный поцелуй, который только возможен. Он стоил того, чтобы запомнить его навсегда, в отличие от поцелуя какого-то идиота-спасателя.
43. Ноа
Мне было страшно от того, как быстро все развивается. После истории с Дэном влюбленность не входила в мои планы. Однако я была влюблена, влюблена в своего сводного брата, о котором еще совсем недавно думала, что он последний человек, с которым у меня могут возникнуть отношения. Может быть, все было бы проще, если бы я влюбилась в такого парня, как Марио, но я знала, что у меня не получится. С тех пор, как я сказала ему, что мы просто друзья, он больше не объявлялся. Было ясно, что он не слишком заинтересован в дружбе. С Ником же, несмотря на то, что все развивалось очень противоречиво, я чувствовала себя удивительно хорошо, так что жаловаться мне было не на что. Меня пугало страстное желание, которое я испытывала к нему. Во время наших разлук мое сердце страдало, и это тоже очень волновало меня. Я не могла сдерживать дрожь в ногах, когда видела его. Если бы не письма с угрозами, то я была бы самым счастливым человеком на земле.
Я понимала, что не смогу долго скрывать историю с письмами, но не хотела упоминать имя отца при матери. Она столько пережила от него, даже больше чем я, и теперь, когда она была счастлива в браке, я не хотела погружать ее в эти воспоминания. Но что же мне делать? Mой отец в тюрьме, он не выйдет оттуда еще много лет, а значит практически невозможно, чтобы он причинил мне хоть какой-то вред. Так что все это, должно быть, связано с Ронни. Каким-то образом он узнал о моем ужасном прошлом и использовал его, чтобы напугать меня и ударить по больному месту. Вот почему я решила, что единственный человек, который может разобраться со всем этим, был Николас.
В эту ночь после вечеринки, на которую мы впервые собирались как пара, я намеревалась рассказать ему все. Он, наверное, полезет на стенку и будет упрекать меня в том, что я не сказала ему раньше, но я боялась его реакции и еще больше боялась, что мафиози Ронни может с ним что-то сделать.
Вот почему я тщательно скрывала свое тревожное настроение, пока мы ехали на вечеринку к друзьям Ника, и улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой, когда он открыл дверцу, чтобы помочь мне выйти из машины. С тех пор, как мы начали встречаться, Николас, который еще совсем недавно утверждал, что женщины могут сами открывать себе двери и не нуждаются в сопровождении, уступил место настоящему джентльмену. Возможно, это было немного старомодно, но мне нравилось, что он ведет себя так только со мной и больше ни с кем.
– Я уже говорил тебе, что мне будет трудно держать руки подальше от тебя сегодня вечером? – спросил он, прижав меня на минутку к пассажирской двери. На улице было довольно прохладно, и обтягивающее черное платье, которое я надела, было не совсем по погоде.
Я смотрела на него, восхищаясь его светлыми глазами, обрамленными длинными черными ресницами, и таяла от таящихся в них теплоты и желания. Николас Лейстер, живое воплощение моделей Кельвина Кляйна, теперь был весь мой.
– Ну, тебе придется, – ответила я, сцепив руки у него на шее и теребя его волосы. Трудно было удержаться от прикосновений к нему. – Ты же знаешь, что все будут смотреть на нас, да?
– Так они узнают, что ты моя, – сказал он, наклонившись и целуя меня в губы.
После этого поцелуя я совсем потеряла ход своих мыслей. Николас всегда брал на себя инициативу, когда дело доходило до поцелуев, и это сводило меня с ума. Он медленно открывал мои губы своими, его язык проник в мой рот, его движения были медленными и сексуальным, не имеющим ничего общего с тем, как мы целовались в последнее время – безудержно, едва дыша. Этот поцелуй совсем растопил меня.
– Поехали домой, – предложил он, отстранившись на секунду и посмотрев мне в глаза. В них отражалось такое желание, что от уличной прохлады не осталось и следа, мне стало жарко.
Я улыбнулась.
– Дома родители, – сказала я опечаленно.
На прошлой неделе у нас почти не было возможности побыть вместе. Мама глаз с меня не спускала, все время хотела то поговорить, то просто посидеть рядом, а Уильяму неожиданно потребовалась помощь Ника в офисе почти на полный рабочий день. Казалось, что они сговорились.
Не отрываясь от моих губ, Николас произнес:
– Я должен найти себе квартиру и переехать.
Я опешила от этой новости.
– Что? – спросила я, отстраняясь от его губ. Он пристально смотрел на меня.
– Я думаю об этом уже несколько недель. Я уже взрослый, и на то, что я зарабатываю в адвокатском бюро, могу позволить себе снять что-нибудь приличное. Тогда нам не пришлось бы думать каждый раз, дома родители или нет, – сказал он, ища поддержки в моих глазах.
Переезд Николаса был бы очень правильным решением. Жить под одной крышей с родителями неудобно, но мысль о том, что его не будет рядом со мной каждое утро и что я не смогу видеть его перед сном, причиняла мне боль и страх. Я чувствовала себя в безопасности рядом с ним, особенно в последнее время, после угроз Ронни…
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – заявила я.
Он внимательно за мной наблюдал.
– Хочешь, чтобы мы все время прятались, не имея возможности прикасаться друг к другу? – спросил он, выводя пальцем круги на моей спине. – Мой отец знает о нас, он не станет препятствовать тому, чтобы я съехал. Мы бы забыли все эти глупости про сводных братьев и сестер. Даже твоя мать приняла бы это…
Я притянула его к себе, прервав:
– Я знаю, но не сейчас… не делай этого пока, я не хочу, чтобы ты сейчас уезжал, – повторяла я с отчаянием.
Несколько секунд он смотрел на меня, сдвинув брови.
– Что с тобой, Ноа? – спросил он, посмотрев на меня так, как будто понимал, что я от него что-то скрываю.
Я покачала головой и заставила себя улыбнуться.
– Ничего, ничего… я в порядке, мне просто хорошо, когда ты дома, только и всего, – ответила я.
Он прижал меня к себе и поцеловал в макушку.
– И мне тоже, не волнуйся, мы еще поговорим об этом, – заключил он, отстраняясь от меня и взяв меня за руку. – Пойдем, а то ты совсем замерзнешь.
Я кивнула, и мы вместе вошли в переполненный дом. Свет был приглушен и переливался разноцветными огнями. Вскоре мы нашли Дженну и Лиона. Ник не отпускал мою руку и повел меня на кухню, где было немного спокойнее. Несколько ребят играли с шариками от пинг-понга, бросая их в пивные бокалы, и Лион с Ником тут же к ним присоединились.