Яков и Миша. В руках у них пакет с бутербродами.
Не успели они войти и поздороваться, как дверь распахнулась и появился хозяин… с полицейским! От неожиданности и испуга мы даже привстали со стульев. Все четверо уставились на полицейского. Бежать, бежать, но путь отступления отрезан. У двери, заложив руки за спину, стоял полицейский, рядом с ним – хозяин.
– Я должен вас арестовать, – как-то буднично сказал полицейский.
Вот тебе на… Пройти Германию, столько отшагать по дорогам Голландии и так бездарно попасться! Правда, испуг длился недолго. На лице полицейского появилась добродушная улыбка, и он медленно высвобождал из-за спины руки, в которых мы увидели по горке бутербродов. Полицейский и хозяин рассмеялись, улыбалась хозяйка. А потом засмеялись и мы.
– Я пошутил, – сказал полицейский и протянул нам четыре пакета. – Берите, это вам в дорогу.
Каждый взял по пачке и запихнул в карман.
Мы быстро доели яичницу, поблагодарили хозяев и полицейского и вышли из домика. Полицейский и хозяин довели нас до перекрестка.
– Той дорогой вам идти нельзя, там немцы, – указал полицейский на шоссе, ведущее на запад. – Идите в этом направлении, – и он показал более безопасную дорогу.
Мы направились по шоссе, ведущему на юго-запад. А вот и деревня. Мы знали, что пересекаем Голландию в юго-восточной части, где она узким языком спускается на юг, врезаясь в территорию Германии и Бельгии. Это мы узнали еще в первую ночь пребывания в Голландии. Ширина «языка» 40–50 километров и, как мы предполагали, в третью ночь подойдем к голландско-бельгийской границе, а может, и пересечем ее.
24
Решили спросить в деревне, далеко ли до границы. В это время была воздушная тревога. Армады бомбардировщиков шли из Англии на восток бомбить Германию, грохотала зенитная артиллерия, по небу рыскали прожектора, и, вероятно, все население деревни было на улице. На нас никто не обращал внимания, все смотрели в небо, а по приподнятому настроению, которое чувствовалось по тону разговоров и смеху, можно было понять, кому симпатизируют местные жители. Когда я спросил одного паренька, где граница, он даже не заметил, что мы чужаки и задаем такой вопрос. Сказал, что граница в ста метрах от деревни и что эта дорога ведет к границе. На вопрос – где может быть часовой, ответил, что он где-то здесь, в деревне.
Все же мы не решились пересекать границу по дороге. Вышли из дома в поле и, обогнув небольшой кустарник, вброд перейдя ручей, пошли параллельно дороге в двухстах метрах от нее. А самолеты продолжали гудеть, артиллерия – грохотать, прожектора – рыскать по небу. Разрывы снарядов были видны впереди на западе и сзади на востоке. Вблизи нас батарей не было.
Пройдя пару километров, мы решили, что пора искать пристанище на день. Настроение было приподнятое. Мы склонили головы, став в тесный кружок, и шепотом три раза произнесли: «Ура!» Мы – в Бельгии!
Ищем сеновал, но ничего подходящего не встречаем. Дома здесь под одной крышей с сараем, и нам пришлось проникать во двор так же, как мы забрались на первую ферму в Германии – в щель между воротами и балкой. Пробравшись таким образом внутрь, мы оказались на необмолоченных снопах в левой части двора. Перекусили бутербродами, перекурили. Потом, зарывшись поглубже и прижавшись друг к другу, заснули. Надо сказать, что, несмотря на нервотрёпку, спали мы без сновидений. А часов в десять во дворе заработала молотилка. Сначала работники бросали в нее снопы, лежавшие внизу, потом один из них залез наверх и вилами начал сбрасывать снопы оттуда. Стало ясно, что очередь дойдет до нас. И она дошла. Работник, поднимая вилами очередной сноп, открыл кого-то из нас и так испугался, что с криком бросился вниз. Мы не успели встать, как наверх поднялся среднего роста худощавый хозяин.
Когда мы отрекомендовались, он заулыбался и позвал в дом. Дочь хозяина быстро приготовила кофе, мы перекусили и предложили хозяину свою помощь в молотьбе. Он с радостью согласился, и мы быстро начали передавать снопы друг другу, а работник закладывал их в молотилку. Хозяин обмолоченные снопы складывал стенкой у открытых ворот, чтобы загородить нас от любопытных глаз – дом был крайний в деревне и кто-нибудь мог заглянуть мимоходом.
Мы работали энергично и без перерыва закончили молотьбу часам к четырем.
Отряхнулись, умылись и по сигналу дочери хозяина пошли на кухню, где был накрыт стол. Съели сытный обед и в седьмом часу вечера с очередным запасом бутербродов двинулись на юго-запад, к далекой французской границе. С хозяином ни о чем таком не говорили, разве что «войне скоро конец, Гитлер капут, да здравствует Россия, да здравствует Сталин». Разве этого мало?..
Но вот следующая ночь осталась в памяти каждого из нас на всю жизнь. На одинокой ферме, где мы остановились, хозяин, пока мы ели, включил радиоприемник и отыскал Москву. Передавали последние известия. Трудно описать наше волнение, когда мы услышали голос Левитана, читавшего сводку Совинформбюро. От волнения мы даже плохо понимали, о чем он говорил. Слезы лились из глаз сами собой, и мы вытирали глаза и носы грязными заскорузлыми руками. Волнение достигло апогея, когда кремлевские куранты пробили двенадцать раз и прозвучал новый советский гимн. Мы плакали, не стесняясь…
Прощаясь, хозяин сказал:
– Вы у меня не первые, были у меня и англичане, и французы, и поляки, но, когда я, например, включал Лондон, никто так не переживал, как вы, услышав свою Москву. Да, любите вы, русские, свою Родину, и это хорошо.
Мы долго жали ему руку. Взволнованные, в быстром темпе отшагали целый час и остановились на краю деревни около двухэтажного кирпичного дома. В щелях штор был виден свет, и мы постучались. Дверь открыл мужчина средних лет в черном костюме. Мы отрекомендовались, и он провел нас в столовую, где был накрыт стол, за которым сидели трое мужчин и женщина. Хозяин представил нас и поманил за стол. Женщина принесла еще четыре прибора. Хозяйка предложила вымыть руки, что мы и сделали с большим удовольствием, ибо наши руки были в полном несоответствии с белоснежными скатертями и салфетками.
Когда мы вошли в столовую, мужчины горячо о чём-то говорили, и это сразу заставило нас насторожиться. Хозяин сказал нам:
– Вам нужно очень торопиться, в соседней деревне стоит немецкая танковая часть и Schwarzbrigade («Черная бригада»). Утром они будут прочёсывать лес, искать Wei brigade («Белая бригада»). Чтобы быстрее выйти из зоны действия карателей, вам нужно двигаться как можно быстрее в южном, а лучше в юго-восточном направлении.
И он показал нам карту – путь проходил по мелколесью, большой лес оставался справа.
– Сейчас четыре часа утра. В вашем распоряжении семь-восемь часов. Ешьте быстрее и уходите. Мы хотели вас спрятать, но после обсуждения решили, что это опасно.
Через пять минут мы вышли, хозяин указал нам направление, и мы, попрощавшись со всеми (они вышли нас проводить), быстрым шагом двинулись проселочной дорогой на юго-восток.
Кто они были, мы не узнали, но решили, что они входят в Wei brigade или, по крайней мере, связаны с партизанами.
Поясню.
Wei brigade – это участники активного сопротивления, лесные партизаны, нелегальные группы в городах и поселках.
Schwarzbrigade – это военные части полковника Дегреля, воевавшие на стороне фашистов, как и наши власовцы, только одеты они были в чёрную униформу (как большинство фашистских и реакционных военизированных формирований). Отсюда и название – «Черная бригада». В противовес им партизан именовали «Белой бригадой». Это было символично – белая, чистая, справедливая.
Шли мы почти без отдыха часов десять. Страх подгонял нас, мы почти бежали. Попасть в руки карателей – значит принять смерть в страшных мучениях…
Припоминаю, как мы зашли в крайний дом маленькой деревушки, и я посмотрел на часы – 14 часов 20 минут. Мокрые, усталые, мы представились и сели в кухне на стулья. Хозяйка стала нарезать хлеб, а хозяин спросил:
– Откуда вы, почему такие разгоряченные?
Я назвал деревню, видимо неправильно, не запомнил названия, которое прочитал на карте в двухэтажном доме.
Хозяин покачал головой и сказал, что такой деревни близко нет. Я попросил карту и показал тот пункт, из которого мы вышли.
– Ого, так до нее пятьдесят километров! – удивился хозяин.
Вообще-то мы прошли не меньше шестидесяти километров, это по прямой было пятьдесят.
Я объяснил причину нашей спешки, хозяин заволновался и попросил нас быстрее покинуть его дом.
Мы захватили тонкие бутерброды с повидлом и направились к молодому сосновому лесочку. Присели и стали есть бутерброды. Для голодных, как волки, людей граммов двести хлеба, тонко намазанных повидлом, ничего не значат. Усталые, загнанные, голодные, не спавшие уже больше суток (ведь молотилка разбудила нас часов в 10 утра предыдущего дня), мы были в мрачном настроении. А в перспективе возможны каратели и немецкие танки. Вот тебе и троекратное «ура» в честь Бельгии!
Я предложил послушать – не тарахтят ли моторы танков. Но их не было слышно. Это немного успокоило, и мы стали думать о пище.
Яков предложил:
– Надо курочку стащить, вон они гуляют. А, ребята?
Куры рылись в навозной куче метрах в тридцати от нас.
– Попробуй, – согласились мы.
– А вы ведро раздобудьте.
Мишка и Яшка направились к навозной куче, откуда скоро раздалось кудахтанье, и мы увидели лежащего на навозной куче Яшку и летящих в разные стороны кур.
Яшка встал, держа в руках обмякшую курицу, а Мишка пошел в деревню. Вскоре он вернулся с ведром.
– В деревне никто не слышал куриного переполоха? – спросил я.
– Нет. Куры туда прибежали и успокоились, а петух считать не умеет, не обнаружил отсутствия одной жены.
– А ты как? Нашумел?
– Будь спок! Тихо, спокойно.
– Может, так же, как в Голландии с картошкой?
– Нет, точно тихо.
– Ну ладно, отойдем подальше. Собирайте сухие палки.