Двое партизан-сталинградцев зашли к французу перекусить. Крестьянин был богатый, встретил их радушно, накрыл стол, а пока они ели, вызвал по телефону немцев. Ребята еле ноги унесли, один был ранен в бедро.
Жорж подал рапорт. Из Парижа приказ – предателя расстрелять, ферму сжечь, окрестным жителям всё рассказать.
Жорж явился к предателю с отрядом, но тот ползал на коленях со всей семьёй, разжалобил Жоржа, и тот вместо расстрела удовлетворился контрибуцией в 200 000 франков. Деньги он отослал в центр, а оттуда получил нагоняй.
44
…Итак, мы расстались с Валерием на дороге в Боле и быстро углубились в мелколесье, продвигаясь вначале на север, а затем на запад. Дойдя до железной дороги, мы осмотрелись и, выждав удобный момент, броском пересекли железную дорогу и шоссе. Засели в кустах на берегу Соны. Я ещё раз осмотрел железнодорожный путь и шоссе – ни души. Посовещались, когда пересекать Сону – сейчас или вечером. Решили, что лучше сейчас, ведь нет гарантии, что немцы не идут за нами по следу.
Было часов 8 утра. Мы разделись, свернули белье и поплыли. По обе стороны реки – автодороги, но автомобили редки, а велосипедистов и вовсе не видно, к тому же нас отгораживали кусты и деревья. Переплыв Сону, мы голыми бросились через шоссе в лес на холмы, и там залегли под солнцем. Отдышались, закусили, кто чем мог, и решили выспаться – ведь не спали более суток. Проспали часов шесть, и за это время переезда немцев с той стороны Соны наши часовые не наблюдали. Не дожидаясь вечера, продвинулись к шоссе Жевини-Монтюрё, скрытно пересекли его и за кустарником, преодолевая вброд ручьи, вышли на опушку леса на берегу Соны. Слева возвышался замок, а на той стороне реки виднелось шоссе и за ним железная дорога. Примерно с час мы наблюдали за замком и шоссе на той стороне и, когда нависшие тучи разразились дождем, а видимость резко ухудшилась, мы форсировали Сону. Очень хотелось есть, поэтому мы решили засветло добраться до Миевиллера и, если там не будет немцев – как следует закусить. Время шло к вечеру, дождь перестал, но тучи закрывали небо, и одежда не сохла.
Ещё засветло мы подошли к «железке» севернее Монтюрё. Пересекли её и направились к месту встречи. Когда мы подошли к опушке леса, было ещё светло, и мы, воспользовавшись этим, с полчаса наблюдали за домами. Немцев там не было. В сумерки мы вышли из леса и направились к домам. Французские партизаны пришли через полчаса, когда мы сидели за столом и ели яичницу с ветчиной. Командир отряда рассказал, что каратели прочесывали лес, спрашивали, бывают ли здесь русские. Получив известие о нашей акции у Стегмана, они двинулись туда.
А мы в это время были недалеко от карателей и готовились к новой акции. Место операции было выбрано в трёх-четырех километрах от Венизи – под боком у немцев. Опасность подзадоривала нас, мы были уверены в успехе, рассчитывая, что охрана будет менее бдительна, думая, что каратели прогнали партизан.
Направились к выбранному французами месту. Они захватили с собой весь инструмент. Место, на которое привели нас французы, не отвечало требованиям технических условий операции. Дорога проходила по ровной местности, и полотно было ниже луга, на котором мы находились. Французов было шестеро вместе с командиром. Мы залегли и стали ждать, когда появится охрана. И вот два солдата с автоматами не спеша, громко переговариваясь, шагают по ближнему к нам пути, по которому должен пройти военный эшелон. Значит, обратно они пойдут по другому пути и могут не заметить отвинченных рельсов в кромешной тьме.
Командир французов прошептал мне: «Алёша, давай застрелим их, ведь у них два автомата». Я ответил: «Поезд лучше двух автоматов». Я понимал его, ведь они были почти без оружия, и ему хотелось заиметь хорошие немецкие автоматы.
Ребята начали работать, и стук ключей о рельсы беспокоил меня. Как бы не услышала охрана. Я прошептал французу: «Если охрана обнаружит диверсию – застрелим». – «Хорошо, хорошо» – ответил он.
5, 10, 15 минут… Я не выдержал и, пригнувшись, побежал к ребятам. Они заканчивали работу по принятой нами схеме.
Не успел я вернуться, как справа задергали нитку: часовые возвращаются!
И тут же я почувствовал, как кто-то поднимает у меня на спине рубашку от поясницы к шее. От неожиданности я так испугался, что не смог даже шевельнуться. Но испуг быстро прошёл – мощный выдох и струя теплого воздуха просигнализировали, что сзади – корова! Она лизала мою солёную от пота рубашку. Спина стала мокрой от обильной коровьей слюны, но я не мог прогнать животное – немцы были рядом.
Вот они идут мимо нас по дальнему пути. Остановились закурить. Обратили внимание на шум, издаваемый коровой:
– Was ist das? («Что такое?»)
Бросили прикуривать, слушают, щёлкнули затворы автоматов.
Француз шепчет: «Давай стрелять, сейчас они обнаружат раздвинутые рельсы». Я молча прижал его автомат к земле.
– Schaise Ku («Дерьмовая корова»).
Они заметили силуэты коров. Я облегчённо вздохнул, когда немцы пошли дальше.
Минут через пять подползли Алексей и француз.
– Заметили?
– Нет.
– Слава Богу!
Поезда всё не было, и я решил попрощаться. Ведь затемно надо было отойти километров на двадцать, а то и на тридцать, причем бегом, чтобы оторваться от возможных преследователей.
Командир французов благодарил нас за учёбу и, пожелав счастливого пути, сказал, что дождётся состава.
Мы ушли, а поезд с пехотой появился через час. Это мы узнали позже.
В рапорте об этой операции сказано: «По пути, в ночь с 29 на 30 июня, этой группой был пущен под откос поезд с немецкими солдатами по дороге Париж – Бельфор около деревни Монтюрё. В результате крушения разбито 3 вагона, сошёл с рельсов локомотив. Количество убитых и раненых неизвестно. На какое время был остановлен поезд, также неизвестно, так как группа находилась на марше».
Французы отошли от дороги метров на двести и спрятались в кустах. Когда произошло крушение поезда, они быстро отошли в Мани. И это правильно: начни они обстрел – их засекли бы и солдаты-пассажиры, и каратели…
Теперь снова о Габриэле. Как заметил читатель этой рукописи, его имя не фигурирует ни в группе Валерия, ни в моей. Он исчез.
В тот день, а вернее ночь, когда мы после казни встретились с Алисой и Валерием, забрав всех оставшихся ребят, в том числе Габриэля, я направился к месту, где погиб Григорий. Надо было найти его тело в кустах и захоронить пока в лесу.
Всю дорогу до места боя на шоссе Комбфонтен-Пор-сюр-Сон Габриэль, не привыкший к большим переходам, семенил, тяжело дыша, и лепетал слова раскаяния, обещая быть верным, готовым погибнуть за своих командиров. Я перебивал его и просил замолчать, но он снова и снова что-то бормотал. Стемнело, когда мы вышли на опушку леса над дорогой в том месте, где был бой. Что-то удержало меня, и мы не пошли к шоссе, а остановились за кустами и начали прислушиваться. Было тихо, слышались только голоса ночных птиц. Но когда мы подошли к кустам, где лежало тело Григория, на шоссе раздались голоса, и мы увидели огоньки сигарет. Там, на месте боя, были люди. Они не двигались, а сидели в кустах и на деревьях, огоньки сигарет были видны через кроны деревьев.
Засада! Немцы решили, что мы должны вернуться или пройти этой дорогой и обязательно ночью. Караулили, очевидно, все дни и ночи, начиная со дня боя. Со временем их бдительность ослабла, и это нас спасло.
Что делать? Нет ли засады в кустах, где лежит тело Григория? Я приказал всем лечь, а сам пополз к тому месту, где должен быть труп нашего товарища. Понимал, что присутствие немцев ночью на месте боя нагоняет на ребят страх. Действительно, за любым кустом мог лежать автоматчик или пулеметчик, и эта неизвестность страшила. Поэтому я решил сам разведать обстановку. Попросил ребят не стрелять, если меня обнаружат, а уходить. У меня был автомат, и я надеялся уйти, отстреливаясь. На этот раз страх у меня отсутствовал. Я полз медленно, тихо, бесчисленные шорохи в траве меня маскировали. Вот, кажется, и то место, где мы положили Григория – около дерева в кустах. Я дополз до дерева и затих, прислушиваясь – рядом все тихо, только по прежнему слышны голоса на шоссе (немцы боялись темноты и подбадривали себя возгласами). Я встал, прислонился к дереву, держа автомат наготове. Шагнул вперед, раздвинул кусты и тут же наткнулся на тело Григория. Я провел рукой по его лицу, оно было холодное и твердое. Я встал во весь рост и пошел к ребятам.
– Давайте заберем Григория.
– А вдруг он заминирован? – сказал кто-то.
– Ну и что, будем ждать дня? Григорий погиб, когда-нибудь и мы погибнем, пошли.
Тело Григория задеревенело и было очень тяжелым. Мы подняли его на плечи и понесли в лес, стараясь не шуметь.
– Габриэль и Франсуа будут копать могилу, а я пойду на опушку, – сказал я, когда мы пришли в лесную чащу.
Но лопаты не пошли в ход. Под небольшим слоем земли оказался камень. Хорошо, что он расслаивался на тонкие плиты, и мы ножами их вынимали. Копали часа два, но вырыли яму глубиной не больше 70–80 см. Захоронив Григория, решили вернуться сюда или попросить местных крестьян перенести его на кладбище.
Габриэль заболел, и мы оставили его в домике на развилке дорог южнее Монтюрё. А через два дня он исчез, и куда ушел, хозяева не знали.
После войны, когда Алиса была у меня в Москве, она и Валерий говорили, что считают налёт карателей наводкой Габриэля. Он предал свою мадам Жако, которая спасла его от казни. Так ли это на самом деле? Не знаю…
Мы отходили лесами и полями на юго-запад и должны были пересечь дорогу Комбфонтен-Пор-сюр-Сон недалеко от Комбфонтена, левее того места, где погиб Григорий. По дороге мы зашли к мэру какой-то деревни и приказали ему захоронить Григория у них на кладбище, показав на карте, где его временная могила. Мэр согласился, но весь дрожал от страха. День мы решили провести в лесу, а вечером, перед походом, зайти к нему поужинать – так с ним договорились раньше. Нам нельзя было показываться людям: здесь могли быть каратели. Отлично выспавшись, мы в кромешной тьме подошли к дому мэра из сада и стали вдоль стены забора подкрадываться к центральному входу. Впереди Франсуа, за ним я. Ребята остались на всякий случай в саду, и когда мы уже хотели выйти на улицу, я услышал топот сапог. Франсуа, будучи глуховатым, не услышал и наполовину высунулся из-за угла – и его спасла только темень: часовой оказался в двух шагах от нас. Я нажал на плечо Франсуа, закрыл ему рот рукой и заставил присесть вместе со мной. Через несколько секунд немец дошел до угла и повернул обратно. Мы бесшумно отошли к ребятам, и я рассказал о ситуации. Кто-то предложил швырнуть в дом пару гранат, обстрелять его и даже поджечь. Мы не сомневались, что деревенский голова предал нас. Я отклонил это предложение: такая акция навела бы карателей на наш след, ведь не было точно известно, что у мэра находились именно они, и мы на пустой желудок двинулись в путь.