Машина заведена и опробована. Но где Алиса? Метров 200 тихого хода, а потом на полный газ. Они были уверены, что Алиса выкрутится. К вечеру ребята прибыли к нам в лес.
Мы издалека услышали шум мотора и, определив, что едет легковушка, особо не волновались. Каково же было удивление, когда из малютки «Симки» показалась огромная перебинтованная голова, а затем знакомая фигура Валерия.
Алису позже мы обнаружили в госпитале города Гре. Как она туда добралась – осталось загадкой.
Потом она пришла в отряд и принесла газету, в которой было написано: «31 июля группа бандитов во главе с женщиной на машине ворвалась в расположение воинской части Германии и открыла стрельбу по немецким солдатам. В завязавшейся перестрелке бандиты были уничтожены. Немцы потеряли 7 человек».
Так неудачно закончился рискованный вояж в Париж. Костик, рыжий порывистый Костик, ушёл в мир иной.
Этот эпизод, подходящий для кинобоевиков, показал, насколько мы закалились в партизанских боях. Попав в такой переплет, из которого в 9 случаях из 10 выход только один – гибель, Алиса, Валерий, Николай и Костик, проявив храбрость, находчивость и поразительную ловкость, нашли этот единственный выход, который привёл к спасению.
Вечная слава храбрецу Костику!
Сообщил ли Валерий родным Костика о его трагической и героической гибели? Он знал его адрес.
За время отсутствия Валерия мы привели в боевое состояние всё оружие, произвели глубокую разведку местности и обнаружили, что в деревнях южнее леса расположена итальянская военная часть, командир которой, по данным опрошенных жителей, не против перейти к партизанам. Мы с Гришей посовещались и решили назначить ему встречу, но приезд Валерия через два дня изменил наши планы.
49
На другой день после отъезда ребят у нас сошёл с ума недавно переданный нам французами русский «бродяжка» (так мы называли всех бежавших из плена). Он схватил пулемёт, направил на нас и, крича, что мы фашистские гады, спустил курок. Пулемёт был без магазина, поэтому обошлось без трагедии. Парня мы связали, и в таком виде он дожидался командира.
Валерий, обеспокоенный отсутствием Алисы, приказал быстро собраться и ночью передислоцироваться на старое место, ближе к Савиньи, где он надеялся разыскать её с помощью местных сопротивленцев. Его надежда оправдалась. Мы узнали, что Алиса находится в Гре.
Ночью мы благополучно перебрались в лес Жи и расположились почти на опушке посредине между Ожире и Сите. Сумасшедшего оставили по дороге в какой-то деревне.
Пятого августа мы уже пускали под откос поезд около Велексона. Я не помню подробностей, поэтому привожу данные рапортов.
Черновик: «5 августа группа в составе Валерия, Гриши, Алекса, Янека, Пенты взорвала поезд с военными грузами между Великсоном и Севё. Локомотив сошёл с рельсов. Разбиты 2 вагона. Остановка движения – 12 часов».
Рапорт Илича: «5 августа 1944 года. – 19 ч. 20 мин. Пущен под откос немецкий эшелон с войсками на железной дороге Великсон-Фрес-Сен-Маме. Разбито 3 вагона, движение поездов на этом участке было прервано на 12 часов».
Не могу объяснить несовпадение в двух документах. Возможно, у Илича были данные от местных жителей-сопротивленцев. Но почему место диверсии перенесено восточнее подлинного, я не понял.
В августе после пятого числа у меня были три неудачных операции, о которых стоит рассказать подробнее, поскольку их проведение сопровождалось большим риском.
6 августа я с группой бывших власовцев и Яником организовал засаду у Риоза на шоссе Везуль – Безансон (власовцев к этому времени было человек 8—10, они дезертировали из РОА, и местные жители направляли их в наш отряд). Место около Риоза мы выбрали, чтобы проверить в двух деревнях результаты разгрома батальона власовских велосипедистов. В Фонтене нам сообщили, что через несколько часов после нашего отхода нагрянула колонна автомашин с немцами и власовцами. Сначала они обшарили деревню Маляшер, а затем приехали в Фонтене. Мэры этих деревень им сказали, что партизаны приехали к ним внезапно, откуда-то с запада, и что в отряде одни русские – человек 100 (а нас вместе с французами было чел. 40) и сразу же устроили засаду на шоссе, телефонную связь перерезали (это правда), из деревень никого не выпускали. Закончив бой, партизаны отбыли в сторону Гре.
То ли немцы поверили, что местные жители ни при чём, то ли потому, что мы поколотили власовцев, которых все немцы в душе презирали (это участь всех предателей), но никаких репрессий против жителей они не применили.
Мы решили выйти на шоссе ночью в то же место, где была организована засада прошлый раз.
Вечером 7 августа зашли в кафе деревни Трезилле перекусить как следует перед операцией, и застали там французских «макизаров». Двое из них были мне знакомы и пригласили к своему столу.
– Куда вы идёте, Алёша?
– На засаду в лесок между Малашер и Южье.
– О, и мы туда идём, пошли вместе. Фрицы сейчас ездят ночами, вот мы им и всыплем!
– С удовольствием, только перекусим слегка.
Руководитель группы не ответил – он стал рассматривать наших ребят.
– Алёша, я что-то никого не знаю из ваших, кроме тебя и Жана (Яника). Это новички?
– Да, новые. Власовцы. Сдались в плен, а нам приказали дать им возможность оправдаться перед Родиной.
– И ты не боишься идти с ними на операцию? Ведь они же предатели. Мы своих петеновских молодчиков расстреливаем. Почему вы не расстреляли?
– Я же сказал, что руководство запретило нам расстреливать и власовцев, и немцев.
– Я знаю, что вы имеете такой приказ, но я бы не стерпел.
– Нас с Валерием обещали отдать под суд, если мы не будем брать в плен.
Командир французской группы задумался, потом, глядя мне прямо в глаза, сказал:
– Мы с вами не пойдём. Я не хочу воевать вместе с предателями. Прощай.
Он козырнул, вставая. Потом все французы вышли вместе с ним.
Мы закончили ужин и в сумерках пошли полем прямо на Южье. Вскоре я дал задание двум власовцам произвести разведку шоссе в районе выхода на него просеки.
Было уже темно. Они пошли лесом слева от просеки и вернулись минут через сорок:
– На шоссе никого нет.
– Вы посмотрели с обеих сторон?
– Нет. Мы забрались на насыпь, просмотрели кюветы и всю насыпь. Никого.
– Вперёд!
Мы пошли левой стороной просеки к шоссе. Метров через двести с просеки нельзя уже было пройти в лес. Кустарник и деревья обвивали колючие растения. Две стены – справа и слева. Ширина просеки метров пять, не более. Я шёл впереди. За мной Яник, дальше власовцы. Шёл я медленно, осторожно ступая, держа в руках автомат.
Я не доверял разведке власовцев, предчувствуя неладное. Так и оказалось. Метров тридцать оставалось до шоссе, когда справа со стороны Малашера послышался треск мотоцикла. Мы замерли. Мотоцикл всё ближе и вдруг останавливается как раз на выходе просеки на шоссе. Темень такая густая, что нам не было видно ни мотоциклиста, ни того, с кем он заговорил. Мы легли. Яник подполз ко мне и шёпотом переводил.
– Все спокойно? – спросил приехавший.
– Да, господин обер-лейтенант.
– Колонна может двигаться?
– Может, господин обер-лейтенант.
И вдруг в нашем направлении засветился ручной фонарик. Слабый свет не мог нас осветить, но от неожиданности мы пригнули головы к земле. Я услышал позади шорох, который быстро затих.
Когда застрекотал мотоцикл, мы с Яником встали. Позади никого не было. Власовцы удрали.
Мы медленно пятились назад, потом пошли быстрее.
В груди кипел гнев. «Предатели, трусы. Рвались на операцию, а как услышали немецкую речь, сразу наложили в штаны. Собака боится прежнего хозяина. Не выдержали испытания. Что с ними делать? Может, они удрали от нас совсем?»
В конце просеки нас ждали беглецы. Они принялись оправдываться. Я не стал их ругать и приказал всем идти в лагерь. За ночь мы молча отшагали по азимуту до лагеря, где я доложил Валерию печальные результаты похода. Валерий ругался, на чём свет стоит. Власовцы стояли, понурив голову. Я рассказал, как в кафе французы отказались пойти с нами на операцию из-за недоверия к власовцам.
– Они были правы, – закончил я, – с вами ходить на операцию страшно: предадите.
– Как будем жить дальше? – спросил их Валерий.
Власовцы молчали. Потом заговорил Иван-шофёр.
– Испугались, Валерий. Мы привыкли их слушаться, а теперь бить надо. Но это первый и последний раз!
Мы закончили разговор, но решили больше испытаний власовцам не устраивать, а брать их с собой на операции.
В черновике рапорта записано: «8 августа на дороге Везуль – Безансон сорвалась засада, т. к. немцы устроили в этом месте свою засаду предварительно на машины резистанса. Только благодаря тщательной разведке наша группа не нарвалась на немцев».
«Дипломаты» мы были ещё те! Не хотелось докладывать начальству о своих просчётах. Но всё же честно сообщили, что операция сорвалась. А могли бы написать, что-де обстреляли ночью колонну отступающих немцев, машины, мол, ушли, и результаты операции неизвестны. Но тогда мы были более честные, чем в 1968 году. Я говорю о книге «Против общего врага», где Валерий лишнего добавил, да вероятно и многие добавляли выдумок в этом сочинении. Беляев, например («1-е Объединение красных партизан») отсиживался, бездействуя (у М. А. Фортус есть по этому поводу данные), а в статье – «храбро сражался».
Теперь о второй неудачной операции, и в то же время, самой страшной из всех, в которых мне приходилось участвовать.
11 августа мы опять пришли на железную дорогу Великсон – Сове. И что же увидели? В том месте, где мы уже дважды пускали под откос поезда, лес вырублен метров на 60 от спуска на полотно, а на той стороне железной дороги – два бетонных дота метрах в трехстах друг от друга; их амбразуры направлены на лес. Что делать? Нас шестеро: Николай-1 (сапёр), Николай-2, Костя (ленинградец), Павел, я и кто-то ещё, не могу вспомнить. Совещаемся на опушке леса. Меня что-то храбрость разобрала, и я предложил взорвать полотно как раз посередине межд