– Можно мне к командиру добраться?
– Да ты что, лежи уж, куда тебе!
– Но мне очень надо, можете позвать? Если не занят, то сам придет?
– Я передам с дневальным, лежи спокойно.
– Да дергает зараза, спокойно не получается.
– Сейчас укол сделаю, доктор распорядился.
– Давайте, – и я начал переворачиваться, подставляя филейную часть. Сестра быстро вернулась, сходив в процедурную. Приготовив шприц и лекарство, быстро и ловко уколола меня, – даже не понял вначале, что уже все.
– Я дневальному сказала, так что жди, может, Максим Юрьевич и придет…
– Уже пришел, – раздался голос от двери, – ну, чего у тебя тут?
– Извините, товарищ командир, что вызвал. С этим всем, – я указал на себя, имея в виду ранение, – как-то из головы вылетело. Со мной парнишка был, Валерка…
– Я его к Бортнику оформил. Парень толковый, правда, до войны не тем спортом занимался… Ты же знаешь, кого мы сюда берем. Ну, в основном, конечно.
– А что не так? – спросил я, но уже успокоился насчет Веревкина.
– Да он же шахматами занимался, гроссмейстер, блин! – воскликнул Левитин.
– Так это ж плюс, я всегда замечал, что голова у него варит. Опыта наберется, отличным командиром станет в будущем.
– Ну, это видно будет. Это все?
– Да был еще вопрос…
– Ну-ну, говори уже?
– По мне что-нибудь слышно?
– Пока рано, Павел Анатольевич просил, как оклемаешься, сразу рапорт написать, там и видно будет.
– Так я уже написал… – Левитин аж глазами хлопнул.
– Когда и успел-то? – Взяв в руки листы бумаги с тумбочки, Максим Юрьевич мазнул по ним взглядом, но читать не стал.
– Как будто у меня тут других дел много…
– Ладно, я пошел, у меня много! – и командир заржал.
– Бортник пока здесь? Или вновь на выход?
– Рано, пусть отдохнут недельку. Нужно еще твоего протеже натаскать, у них-то как раз один выбыл по ранению.
– Хорошо. Спасибо, товарищ командир, – кивнул я.
Температура не спадала, мне было очень хреново, вплоть до того, что к вечеру впал в забытье. Сколько так промучился, не знаю, однако ж не сдох, да и нога на месте, я проверил сразу, как очнулся.
Ощупывая ногу, поймал себя на мысли, что боли почти нет. Уже легче. Да и общее состояние вроде улучшилось. Болела больше ж… Ой, простите, задница. Чую, уколов мне нахреначили мама не горюй.
– Ну, наконец-то! – выдохнула рядом сидящая Валентина.
– Ой, привет, сразу и не заметил, что ты тут. Вообще не уходила, что ли? – удивился я.
– Уйдешь тут! – вздохнула тяжко любимая. – Напугал ты нас…
– А, когда отрубился?
– Опять твои словечки! – Мы еще когда в прошлом году в деревне жили, она от меня такого наслушалась, что с трудом иногда вообще понимала, о чем я ей говорю.
– Прости, я имел в виду – отключился.
– Сначала метался так, что удержать не могли. Орал на всех, ругался. Военврачу обещал кое-что отрезать, если ногу отпилит…
– Ой блин, – я аж рот рукой зажал, представляю, что я там мог наговорить!
– Вот-вот! – донесся голос Иванченко.
– Извините, товарищ военврач второго ранга, я не со зла…
– А то я всерьез воспринял, да? Да все я понимаю. Со всеми бывает. Ты мне такого наболтал, что уши пухли. Вроде всякое слышал, но некоторые обороты для меня внове. За что ты мне хотел гланды через задний проход вырвать? – Я аж завис. Чего, правда, что ли?
– Э-э-э…
– Ага, – кивнул врач и засмеялся. – Все слышал, но чтобы тонзиллэктомию делали ректально… Это надо постараться!
– Простите, товарищ военврач…
– Ладно уж, забудем, хоть и нелегко будет. Смеюсь, как вспомню. Давай уже осмотрим тебя.
Дальше он долго и осторожно снимал повязку, та здорово прилипла, но рвать не стал, отмачивал. Когда наконец открыл ногу, кажется, даже выдохнул спокойно.
– Все отлично, не зря я запретил температуру сбивать. Она помогла побороть заражение, теперь я спокоен, – сделал заключение врач. А уж я-то как спокоен!
– Ты неделю без сознания в бреду метался, – вставила свои пять копеек Валюшка.
– Ага, – кивнул ей в такт врач, – весь вермахт в бреду раза три уничтожил, вот, наверное, икалось солдатам фюрера! – Заржали все, кто был в палате. А меня вдруг испугало такое мое «отсутствие» в здравом уме и твердой памяти. Не наговорил ли я лишнего, это будет писец…
– Оставляю вас, Валентина сама закончит с перевязкой, увидимся завтра.
Врач вышел, а я тут же пристал к жене с расспросами. Успокаивала, говорила, что ничего лишнего я не ляпнул. Поговорили, язык, правда, еле ворочался, но, постоянно прикладываясь к стакану с холодной водой, все же удалось поговорить. Через пару часов жена оставила меня, сообщив, что сама пошла к врачу, она уже неделю наблюдается, говорит, что все в порядке, но это она меня успокаивает. Работать ей нравится, объемы небольшие, справляется, но хочет попроситься в госпиталь, это ей ближе. Но я был против, не нужно ей смотреть на раненых и умирающих, просто не хочу, насмотрелась уже, хватит. Так и сказал.
Еще через три дня ко мне в палату заявились оба командира. Непосредственный и главный. Судоплатов был чем-то расстроен, но держался молодцом и, быстро закончив официальную речь, произнес:
– Ты молодец, лейтенант. – Видя мои удивленные глаза, пояснил: – Именно лейтенант. А также тебя представили к ордену Красной Звезды, получишь от своего командира. Служи дальше, претензий к тебе у руководства нет, – и вышел, козырнув. Я как-то даже приосанился.
– Ну, успокоился наконец? – это уже Левитин. – Вот, это твои регалии. – Он протянул мне коробочку с орденом и новое удостоверение.
– Товарищ командир, мне когда группу набирать? – спросил я о наболевшем.
– А чего ее набирать? Она у вас готова. Пока я никуда ее не отправлял, ждем тебя. Сам как думаешь, сколько еще проваляешься?
– Не знаю, мне намного лучше. Но как сами учили, говорю правду, бегать смогу не скоро.
– Правильно, что не врешь. Это не трусость, как многие думают. Если человек не готов на сто процентов, то вероятность того, что он и группа выполнит задание, околонулевая.
– А как же Бортник? – спросил я то, что волновало.
– А что Иван? Он сам и попросил тебя вернуть, да и все ребята тоже.
– Так он же сам командир?
– Он слишком горяч, а главное, сам это понимает и не скрывает этого. Ты лучше всего подходишь к руководству группой. Я предложил ему взять другую, или тебе новую возглавить, но он отказался. Дело вам скоро предстоит серьезное, так что мне очень нужно, чтобы ты поправился поскорее.
– Ясно. Максим Юрьевич, когда нужно быть в строю? – спросил я.
– Ты уже встаешь? – в свою очередь задал вопрос Левитин.
– Да, вчера еще. Оказывается, мне не просто лучше, а вполне себе хорошо. Я же сюда пришел хромым, а теперь вполне уверенно хожу. Думаю, неделю…
– Чего?
– Ну, две недели…
– Это еще больше на правду похоже. Как у тебя с немецким?
– Неплохо. Но подучить никогда не мешает. Все же чужой язык. Практики мало, было бы легче, если бы чаще с кем-нибудь разговаривал.
– Пришлю тебе человечка. Немец, – видя мое удивление, командир добавил: – Но он наш немец.
– Хорошо. Будет очень интересно.
– Тебе надо взять напарника, такого, кто хорошо говорит.
– В группе лучше всех «шпрехал» Олег. Кстати, Веревкин тоже неплохо разумеет, но также нужна практика.
– Вот с сегодняшнего вечера ты и занимайся языком.
– А что за задание? – Командир посмотрел на меня как на идиота. – Все понял, в свое время.
– Именно так, кто же тебе раньше времени расскажет.
Дни потянулись монотонно. После утренней легкой разминки, тренировкой это пока называть было рано, я занимался стрельбой и силовыми упражнениями. В зале для тренировок были и штанги, и гантели, вот потихоньку и тягал. К вечеру встречался с Веревкиным и Олегом, и шли зубрить немецкий. Сколько дадут времени, неизвестно, поэтому форсировали изучение как могли. Получалось, но не настолько быстро и хорошо, как хотелось. По моей просьбе, мне привезли новую винтовку. СВТ в этот раз была не валовая, а штучного изготовления, специально для снайперов собирали на московском заводе. Понравилось, а я еще и трофейный прицел выпросил у начальства, имелся такой у Левитина, вот и выпросил. Стрелять мне нравилось, это не требовало беготни, а следовательно, нагрузки на ноги не было. Устанавливал мишени и спокойно занимал позицию, отстреливал сотню патронов и делал отдых. На занятиях по рукопашному бою только показывал приемы борьбы, сам не участвовал в спаррингах. Парням все было интересно, да и мне самому тоже.
Ваня Бортник оказался все же человеком порядочным, как бы ни хотелось ему командовать, но уступил мне это право, и я остался после всего этого ему другом. Я понимал, конечно, что парень перерос уровень простого бойца, но не хочу, чтобы он просто сгинул от своей горячности, глядишь, у меня подучится, тогда и уйдет выше.
– Ни хрена себе! – воскликнул я. Нет, я понимал, конечно, что знания немецкого языка требуют с определенной целью, но до последнего думал, что выберут не меня. Ан нет, назвался груздем, полезай в кузов.
– Да, Андрей, именно так. От этого чудовища страдает вся Украина. Его нужно уничтожить, это приказ Самого!
– Да я все понимаю, просто хотелось бы иметь время на подготовку…
– А у тебя оно будет, – кивнул Судоплатов, именно он лично ставил задачу, – никто тебе никаких сроков не ставит. Просто ты должен знать, что каждый день промедления – чьи-то жизни.
– Я понял, товарищ старший майор. Когда вылет?
– Вы готовы?
– Конечно. Я просил две, ну в лучшем случае три недели, а нас не трогали почти два месяца.
– Да уж, уже и весна во всей красе. Скоро год, как эта чертова война идет, – задумчиво произнес Судоплатов.
На дворе апрель сорок второго года, и нас отправляют на Украину. Предстоит выполнить работу легендарного Кузнецова, причем ту, что он не смог завершить в моей истории. Эрик Кох и в самом деле чудовище. Мелкий, отвратительный человечишка решает судьбу тысяч людей! Это тот самый случай, когда даже верующий человек спросит: «Где ты, Господи?!» Есть и другие скоты, тот же гауляйтер Белоруссии, но тот также дождется своего. О, надеюсь, что в этом варианте истории Коха покараю именно я. А Кузнецов, как оказалось, скоро отбудет в Белоруссию, будет заниматься схожим делом. Почему на Украину выбрали именно меня? А вот хрен его знает, я тут ни при чем. Правда, в отличие от действий Кузнецова в моем варианте истории, мне не нужно будет осуществлять разведку и снабжать Ставку свежими данными. Мое дело только Кох, и надеюсь, я справлюсь. Даже группа по большому счету нужна лишь для отхода и прикрытия, все в город мы все равно не пойдем. А вообще, на месте будем разбираться, как и что сделать.