Когда это я стал таким кровожадным? Да вот как обучили тут, в местном аналоге спецназа, так и стал. Я и раньше много что умел, а теперь и тренировался у лучших учителей этого времени. Когда я попал сюда, мне хотелось одного – выжить. А теперь, когда я чувствую себя сильнее… Да, теперь я хочу немного подкорректировать историю и оставить в ней свой след. Даже не так: след!
Вылетали всем составом. Даже Борис оклемался. Тот давно был в госпитале, сейчас же был в полном порядке. За эти почти два месяца упорных тренировок даже Валерка Веревкин стал отличным бойцом, хотя был немного трусливым поначалу. Оказалось, он просто переживал за свой плен, а как успокоился, осознав, что никто его не расстреляет, то сразу возмужал.
Отправляясь на такое важное задание, чувствовал только небольшую вину перед Валентиной. Ей рожать вот-вот, а я сваливаю. Если честно, то я надеялся, что нас еще немного погоняют на инструктажах, но нет, собрали быстро, погрузка, вылет – и вот, сейчас уже прыгать будем. А Валюшка сейчас живет в квартире одного из наших инструкторов. У того квартира в Москве, детей нет, жили вдвоем с женой, вот и приютили мою ненаглядную. Когда родит, будет кому помочь, все не одна. А когда вернусь, а я, блин, обязательно вернусь, Судоплатов поможет с жильем. Он сам так сказал.
Ветер, подхвативший меня словно перышко, тащил куда-то в сторону от огней. Партизаны обозначили место приземления, а меня сносит. Посмотрев по сторонам, заметил, что не один я такой счастливчик, вон, слева кто-то болтается, пытаясь натянуть стропы. Наконец, спустя несколько секунд, удалось поймать «свой» ветер и зайти на цель. Внизу уже отчетливо виднелись несколько белых куполов, я прыгал последним, поэтому спускался спокойно.
Удар в ноги был не сильным, успел немного погасить скорость быстрым перекатом. Не успел распрямиться, как увидел, что мне уже помогают гасить купол, пытающийся вновь набрать ветра. Неведомому помощнику удалось это на раз. Отстегнувшись, собираю парашют и бегу в сторону, откуда машут руками мои ребята. Сели, значит, теперь нужно уходить, вдруг немчура засекла, хотя темень стоит, хоть глаз выколи. Я вообще удивлен, что смог сейчас хоть что-то видеть. Обман зрения в темноте – это что-то. Ребята, махавшие мне, оказались всего в нескольких метрах, а казалось, далеко.
– Фу-у-у! – выдохнул я, когда остановился возле таких же, как я, несунов парашютов.
– Товарищ лейтенант, все! – отрапортовал Бортник. Киваю ему в ответ и поворачиваюсь к незнакомому человеку.
– Товарищ командир, заместитель начальника партизанского отряда Копытин. Прошу следовать за мной, тут недалеко у нас транспорт припрятан.
– Лейтенант Грачев, – представляюсь я согласно легенде. – Показывайте дорогу.
Партизаны уже успели подобрать наши мешки с оружием, так что все было в порядке, осталось только скрыться. До леса добрались быстро, несмотря на нелегкий груз. Транспортом лесных вояк были телеги, аж три штуки. Лошадки мирно жевали сено, возницы покуривали. Мы быстренько устроились на подводах и направились в глубь леса по малоезженой, но вполне сносной дороге.
Отряд у партизан оказался небольшим, человек шестьдесят. Просто в будущем слышал, что будут и более крупные, а этот вот такой. Вечером, после того как партизаны «отбили» шифровку о нашем прибытии, мы отдыхали в компании командира отряда. На удивление, им оказался бывший милиционер из Ровно, по фамилии Костюк. Кстати, именно туда мы и пойдем за Кохом, а не в столицу Украины. Тот устроил себе резиденцию в провинциальном городке, не желая обустраиваться в Киеве. Да мне, в общем-то, все равно. Думаю, вообще полезу в город только для разведки. Нужно разузнать о поездках гауляйтера по другим городам, помнится, он частенько наведывался в Кенигсберг, вот и посмотрим, врали историки в будущем или нет.
– Товарищ Грачев, думаю, с вашим немецким в городе будет сложно, – предположил командир отряда.
– Тоже не питаю иллюзий по этому поводу, – согласился я. – Одно дело пост обмануть, совсем другое – находиться среди немцев. Но я буду стараться, тем более по легенде я контужен и ранен, буду заикаться, это дает время на обдумывание фраз.
– У вас в группе есть вообще кто-нибудь, кто хорошо знает язык?
– Наш радист. Изучал давно, опыт имеет большой, вот ему легче было бы, но как боевик он слабоват, – откровенно ответил я. Здесь, в землянке командира, присутствовали только мы с Бортником да партизанский командир и комиссар.
– Как же вы будете задание выполнять? – удивился комиссар.
– Ну, уж это, товарищи командиры, наше дело. Перед вылетом нам сообщили, что у вас хорошая агентура в Ровно, поэтому, надо сказать, ваш отряд и выбрали.
– Есть такое дело, – кивнул командир, – кто-то остался во время захвата города, кто-то позже появился, но люди есть.
– Нам нужно, чтобы ваши люди понаблюдали как следует за объектом, хотя бы неделю, думаю. Тогда появится хоть какая-то информация.
– Хорошо, напишите все, что интересует, связной передаст.
В ответ я покачал головой:
– Не выйдет. Только лично могу поставить задачу.
– Так они же в городе! – воскликнули разом командир с комиссаром. – Мы их сюда и не вытаскиваем, чтобы подозрений не было. Гестапо у немцев работает отлично. С начала года уже шестерых наших отловили. Да и эсэсовцы еще те звери!
– Повесили?
– Конечно, – махнул в отчаянии командир.
– Ясно, – замолчал я, а подумав минуту, продолжил: – Но в городе-то я могу с ними встретиться? Хотя бы с одним.
– Это можно устроить, – кивнул, соглашаясь, командир отряда Алексей Александрович.
– Тогда подумайте сами, с кем лучше свести нас, выйдем под утро, время у вас есть.
Мы ушли спать, так как ужинали прямо во время беседы с партизанами. Правда, пришлось перед сном надеть вражескую форму и сфотографироваться, но это быстро. Остаток ночи проспали прекрасно, никто не мешал, ничего рядом не грохало, хорошо в тылу у врага, тихо. Проснувшись – нас разбудили, – умылся и вышел из землянки на воздух. Вроде май вот-вот начнется, а с утреца еще прохладно. Зябко поежившись, накинул ватник, хотя мне его скоро снимать. Форму нам уже подготовили, вражескую, конечно, с документами тоже почти закончили, печать делают. Вообще, я был в шоке от талантов здешней молодежи. Парнишка лет четырнадцати так искусно управлялся с сапожным ножом, что зависть брала. Из куска резины – по виду, так это вообще бывшая подошва от сапога – он вырезал точную копию немецкой печати, той, что используют в комендатуре. Понятно, что делал с образца, но все же это очень трудно.
Нас «сделали» какими-то важными интендантами. Не то проверяющими, не то контролирующими, не суть. Важно другое, с такими бумагами мы пройдем любые проверки. Конечно, попади в гестапо, и пипец, надеюсь, что до этого не дойдет.
Олег шел со мной как мой помощник, секретарь, если так можно сказать, да и просто водитель. Сам же я был в звании штабсинтенданта вермахта, в армейском табеле мое звание соответствовало гауптману, но считаюсь я всего лишь чиновником, хоть и немалого ранга. Когда взглянул в готовые документы и сравнил фото с карточки того фрица, под которого мне придется «косить»… Обалдел. Меня что, в Москве специально по внешности подбирали? Или это фрица искали похожего? Реально, не одно лицо, конечно, но это проверить смогут единицы. Моей части, в которой бы меня могли «не узнать», здесь нет, архива тоже, поэтому хрен кто меня заподозрит в чем-то. Теперь становится понятно, почему выбрали именно меня. А у Олега простой зольдбух с фотографией, он как раз был солдатом вермахта. Всех рядовых в лицо никто не знает, к нему вообще вряд ли прицепятся. По прибытии в Ровно мне нужно появиться в комендатуре и поставить штамп, это будет самым сложным в задании. Местные уверяли, что сложность в устранении Коха – на этот счет я как раз и не переживаю – будет в том, что гауляйтер редко появляется открыто. А вот «спалиться» из-за бумаг боялся уже я. Партизаны опять же уверяли, что бумаги идеальные, пришлось поверить, ведь проверить-то я смогу лишь сам, в комендатуре.
Форма немного подкачала. Нужно будет раздобыть в городе новую. Во-первых, она была снята явно с трупа, кровь плохо замыли, местами пятна виднеются. А во-вторых, мятая она была, как из задницы! Вспомнив читанное в будущем, взял в руки топор, попросил у бойцов, отмыл его и, разогрев на костре, обернул чистой тряпкой и начал гладить френч. С тряпкой вышло хреново, но я боялся испачкать форму. Все же вновь помыл топор, уже тщательнее, и вновь повторил процедуру. А ведь получилось, не врали историки! Чуть позже ту же операцию проделал и Олег.
В Ровно мы появились как белые люди. В начищенной форме и на автомобиле. Оказалось, партизаны перехватили этого гауптмана, чья личина мне досталась, неделю назад, тот ехал в Кенигсберг и попался. Почему мы так спокойно воспользовались его документами? Так просто все, фриц был в коротком отпуске, это и в документах было указано. Интендант возвращался из госпиталя к новому месту службы. Один «косячок», отпуск кончился два дня назад, как бы не загреметь на «губу» у немцев, вот смеху-то будет.
На въезде в город стоял КПП. Как положено, шлагбаум, будка с часовым внутри и бэтээр в сторонке. Последний был пуст, стоял, видимо, как средство передвижения для солдат. Один немец подошел к машине, второй, что был в будке, внимательно смотрел за нами, но оружие не поднимал. Олег был за рулем, он и протянул свои бумаги первым. Немец несколько секунд их разглядывал, попросил права, хорошо, что они у Олега также были. Затем попросил предъявить мои.
– Господин гауптман, – начал фриц, польстив мне, назвав армейским званием, когда раскрыл зольдбух, – у вас просрочена дата возвращения…
– Так точно, унтер-офицер, были проблемы в дороге…
– Партизаны? – тут же спросил постовой.
– О, нет, извините, я просто перебрал со шнапсом. Думаю, мне сегодня влетит!
– О, – рассмеялся унтер, – ваше начальство далеко. Где мы, и где красивый Кенигсберг! Но комендант у нас строгий, поэтому поторопитесь скоре