Сколько я так пролежал, не знаю, но подняли меня не сразу, однозначно. Куда-то несли, а кто, я даже и разглядеть не мог. Боль была страшная, вся спина огнем горела, выгибало так, что думал, сам себя разорву от напряжения.
Очнулся в лесу, темно. Лежал я на животе, да это и понятно, ранен-то я в спину, опять в спину, она у меня как магнит, места живого уже нет. Черт, видимо, бомба совсем рядом рванула.
– Очухался, командир? – до меня донесся голос Валерки, но какой-то далекий.
– Ты где? – крикнул я и тут почувствовал, как к моему рту прижалась ладонь.
– Не ори, с ума сошел, что ли? – услышал я, поняв, что говорят прямо в ухо. Значит, что-то со слухом еще. Все хреновее и хреновее, что же дальше-то будет?
– Слышу плохо, – сказал я, стараясь говорить спокойным голосом. – Где мы, чего произошло?
– Что, ни фига не помнишь?
– Ну, бомбу вроде помню… – начал я, но замолчал.
– Тебя в спину, места живого нет. Ваня и Борис, – Веревкин сделал паузу, – всё!
– Что? – взвыл я.
– Остальные все чуть живые, Серега еще отходит, недолго ему мучиться осталось.
– Бля, – только и смог выдохнуть я. Как же так, Ванька, Боря! Борт вообще был как заговоренный, а тут какая-то сраная бомбочка, и… Как оказалось, я говорил вслух.
– Если бы одна!
– Чего? – не понял я.
– Фрицы в один заход четыре штуки положили. Одну точно в танк, аж башня съехала, остальные вокруг, вот и досталось всем.
– Ты сам-то как?
– Нормально, руку немного зацепило, фигня, – бросил Валера. Ладно, хоть он почти цел. Мы ведь там еще утром после боя в лесу были все ранены, а теперь, похоже, вообще не жильцы. Я лежачий, да и остальные, похоже, такие же.
– Передвигаться сможем? – не надеясь на хороший ответ, все же спросил я.
– Как-то сможем, но… – повесил голову Валера.
– Ясно. Тогда так…
Я принял решение, против никто не высказался, все меня поддержали. Организовываем оборону, не здесь, в поле, отойдем немного и ждем врага. Сколько сил хватит, столько и положим, но немцы кровью умоются. Жаль, конечно, что все вот так вот заканчивается, а мне ведь изначально не нравился этот рейд, да и везло не в меру. Нас ведь, по идее, еще в лесу положить должны были, ан нет, даже танки смогли пожечь и один захватить. Вечно так везти не может, вот и приплыли.
Овраг, что нашли Валера и Олег, который тоже был ранен в руку, но храбрился, как и Веревкин, подходил для обороны идеально. Позади лес, впереди поле во все стороны, хрен скрытно подойдешь. Эх, была бы рация жива, попросили бы подкрепления, или хотя бы боеприпасов подкинуть. Всего, что собрали с немцев у танков и в лесу, нам хватит на час. И это если не будет танков, против них мы бессильны.
Ночью мы кое-как привели себя в порядок. Один из бойцов был немного обучен полевой хирургии, поэтому он вытащил у всех осколки, которыми нас знатно нашпиговали. Выяснилось, еще и не все так плохо, как казалось. У меня самая глубокая ранка была около сантиметра, царапина, а не рана. Я, когда очухался, почувствовал, что спину саднит, думал, все, пипец, а оказывается, там просто было много ран. Всего из меня вытащили около десятка кривых железяк, самая большая была с трехкопеечную монету.
– Ну, чего, братцы, еще повоюем? – спросил, пытаясь взбодриться, я.
– Ага, минут пять, – заключил Олег.
– Не кисни, кстати, а почему фрицы до сих пор не появились? – резко поменял я тему. А и правда, мы здесь уже часов восемь, как бы не больше, а их все нет.
– Может, летуны сообщили, что все уничтожены? – осторожно спросил Веревкин.
– Да все может быть, но проверить-то надо, это ж немцы, те еще, сука, педанты.
В овраге мы провели весь следующий день, а немцы так и не появились. Напрашивалось решение проблемы: сидеть здесь и ждать, когда за нами соизволят прийти, надоело.
– Так, ребятки, планы меняются, – собрав всех своих подопечных, заявил я.
– Уходить будем? – вновь как-то робко спросил Валера.
– Ситуация поменялась, – начал я объяснять, – вчера мы ждали немцев, думая, что те на хвосте. Теперь же стало понятно, что это не так. Вывод?
– Значит, уходим, – выдохнули, кажется, все разом.
– Вывод, – я закусил губу и все же озвучил: – Нас ждут.
– Да ладно, Мороз, чего, фрицам больше делать нечего?
– А куда им спешить? Они тут у себя в тылу, жди, когда дурные диверсанты сами вылезут, да и убивай спокойно.
– Командир, так, может, осмотреться немного?
– Мы все еле ползаем, кто пойдет?
– Да я и схожу, Андрюх, – предложил тут же Валерка.
– А рука?
– Я самый «легкий» из вас, да и на фига мне вторая рука? Просто сползаю, огляжусь и назад.
– А если тебя поймают по-тихому?
– По-тихому не смогут, – твердо ответил Веревкин, показывая в руке гранату.
– Давайте так, лежим до ночи, а там видно будет, – заключил я.
– Так, наоборот, ни хрена не увидим! – произнес кто-то из парней.
– Вот и славно, ночью попробуем уйти, а там посмотрим. Все, готовьтесь.
На удивление, день закончился спокойно. Но для нас это было даже страшнее, чем если бы фрицы напали. Как же так, тут повсюду они, неужели о нас тупо забыли? Да быть не может! Нет, я понимаю, стрельба со всех сторон доносится, даже орудийная, но мы же реально близко от врага. Не понимаю, и от этого непонимания я сходил с ума. Но все же ситуация разрешилась, наконец.
– Руки вверх!
Ночью мы предприняли попытку уйти из облюбованного оврага и пробираться на север, туда ближе всего до наших позиций. Двигались примерно час, когда нас осветили фонариками и приказали поднять руки.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробубнил я и упал от удара в голову.
Ай-ай-ай, как же башка-то болит! Охренеть. Очнулся я, обведя глазами то, что было вокруг. Лес. Неизменный лес, а еще какие-то мутные личности рядом. Я связан, парней не вижу. Кто же это нас так встретил-то? Немцы бы вязать не стали, тупо застрелили бы уже, чего с нами возиться. Тогда кто?
– Очухался? – услышал я голос рядом. – Товарищ комиссар, этот очнулся, которого командиром называли.
– Давай его ко мне, Бабченко, – усталым голосом произнес неведомый для меня комиссар.
– Вставай, гад. – Твою мать, это чего, партизаны, что ли? Откуда они тут? Когда нас отправляли, я специально о них спрашивал, не должно их тут быть, только если отряд образовался недавно и сидит без связи. Черт, одни вопросы, ну ладно, может, комиссар что разъяснит.
– Братцы, вы чего своих-то бьете? Мы и так все чуть живые, а вы по башке, наверное, прикладом даже?
– А чего я об тебя буду руки марать, у «Папаши» приклад крепкий, тебя выдержал, – заржал этот самый Бабченко, идущий сзади. Я еле двигался, болело все, но конвоир, подняв меня, подбадривал, тыча стволом под ребра. Мне и так-то хреново, а этот… Или это какие-нибудь диверсанты? «Брандербург-800», под которых мы, кстати, когда-то косили?
– Полегче, приятель, а то я до вашего комиссара не дойду… – больше мне сказать ничего не дали. После очередного тычка в бок в голову как молния ударила, и я свалился на землю.
Сколько на этот раз я был без сознания, не знаю, как-то не до того было, чтобы время замечать, да и часы кто-то стырил. Очнулся в темноте, но понимал, что не на открытом воздухе. Первое, что удивило, руки были не связаны. Попытавшись сесть, только завалился набок и застонал от боли. Черт, мама дорогая, как же больно-то!
– Товарищ комиссар, пришел в себя! – до меня донесся негромкий возглас. А спустя пару секунд меня осветили фонариком.
– Очнулся? – новый голос шел откуда-то сбоку.
– Да уж лучше бы сразу к тебе оттащили, – пробормотал я.
– Чего? – не расслышал неизвестный. – Что ты говоришь?
– Хреново мне, говорю… – и я вновь потерял сознание. Господи, сколько же еще мучиться? Уж лучше в землю, там хоть не больно, надеюсь. Как я устал… Сколько всего было пережито за это время, ведь я всего несколько месяцев в этом времени? Вообще интересно, конечно, провел время, этого не отнять. Тут и жену себе нашел, ребенок народился, а уж друзей! О, какие в этом времени да на войне были друзья, почему мы через семьдесят лет выродились в полное дерьмо? Кто возразит, соврет сам себе.
– Эй, лейтенант, лейтенант! – вырвали меня из небытия легкие пощечины.
– Дайте же умереть человеку, вы люди или нет? – взмолился я. Ведь уже был готов, что не очнусь.
– Эй, братец, не спеши умирать-то! – подбадривая меня, упрашивал незнакомец. – Подлатают тебя, еще и на свадьбе погуляешь…
– Да уже гулял, – закашлял я.
– Вот как, тогда непременно жить должен, детишек нарожать…
– И ребенок народился уже, только вот я тут, а он в Москве… – тут я, видимо, совсем «протрезвел». – Кто вы такие?
– Ну вот, точно очухался. А то рассказывает неизвестным людям все, что попало. А если бы мы немцами были? – хитро прищурившись, спросил комиссар. Знаки различия у него были, вот и опознал я его.
– С такой-то рязанской рожей? – попытался засмеяться я, но только скорчил гримасу от резанувшей боли.
– Сам-то красавец, что ли? – ничуть не обидевшись, ответил комиссар.
– Особенно сейчас, наверное, – кивнул я. – Дайте воды, пожалуйста. – Почти мгновенно мне приподняли голову и к губам приставили горлышко фляги. Вода была теплой, но пошла хорошо. Правда, после третьего глотка кашель вывернул меня наизнанку. Почти сразу я вновь вырубился. А без сознания хорошо… Ничего не болит, никуда не надо, красота!
Очнувшись в очередной раз, уже со счету сбился в какой, понял, что нахожусь в телеге. Движение было медленным, но трясло прилично. Тело резало и чесалось, меня еще и положили на спину. Кто хоть здесь такой умный?
– Эй, есть кто живой? – Через несколько секунд надо мной склонились две головы.
– Не шуми, немцы рядом, – попросил один, а второй шикнул уже на него:
– Сам не ори. Лейтенант, ты живой?
– Какой коновал меня на спину положил, я ж туда и ранен?
– Шуточки? Значит, выберется, – заключил какой-то новый голос, этого я раньше не слыхал. Телега остановилась, и меня аккуратно переложили на бок, стало чуть легче.